Трудно заснуть в эту странную ночь.
Там, за окном - молодое веселье.
Санки и хохот, любовь и похмелье!
Трудно заснуть. Я сумею помочь.
Спите. Вам надо увидеть во сне
сына, которого вы потеряли.
Он не вернется к вам прежним, едва ли:
Вырос ваш мальчик в чужой стороне.
Падает снег. И теряется след...
Город не дремлет в огнях фейерверка.
Тише!.. Вот-вот приоткроется дверка,
и на пороге - родной силуэт.
Спите. И явятся вещие сны
По материнскому Вечному Зову.
Чтоб ощутить себя матерью снова
сына увидеть во сне вы должны...
4.
Фрау Моника крепко спала. Лицо её было спокойно, словно она знала: её маленький Людвиг возвратится домой непременно сегодня.
Сказочник прислушался. Было тихо.
"Верно, и Розалина, и господин Генрих тоже задремали", - подумал он. У него у самого отяжелевшую голову клонило набок.
И тут Егорий увидел слабое свечение, идущее от головы фрау Моники.
Свет из белесого становился голубым, затем засверкал позолотой и вдруг вспыхнул так ярко, что сказочник на мгновенье зажмурился! А когда открыл глаза, то увидел в световом луче мальчика лет десяти. Мальчик казался прозрачным и двигался навстречу Егорию с закрытыми глазами.
Фрау Моника шевельнулась во сне. Егорий направил на Людвига луч волшебного перстня. Два сияния скрестились, засверкали всеми цветами радуги и медленно погасли. Тело ребенка обрело человеческую плоть.
Мальчик раскрыл глаза и огляделся. Он с удивленьем посмотрел на Егория, потом на фрау Монику. Брезгливая гримаса появилась на его детском лице. Фрау застонала во сне, проснулась, села в постели.
- Людвиг! - тихо позвала она сына. - Как ты вырос!..
- Это вы мне? - удивился мальчик. Он сделал шаг назад. - Вы ошибаетесь, фрау! Меня зовут Курт. Курт Шварцхунд.
- Нет! - улыбнулась мать. - Ты - Людвиг, мой сын! Мой маленький Людвиг! Поди сюда!..
Она вскочила с кровати и, раскинув руки, бросилась к нему. Но мальчик успел нырнуть ей под локоть и отскочить в сторону.
- Я не ваш, фрау, не ваш! - закричал он, дрожа от возмущения. - Не подходите! Если вы дотронетесь до меня - я превращу вас в крысу!
Потрясенная фрау Моника остановилась посреди комнаты.
- В крысу?!.. - беспомощно прошептала она. - Вы слышите, Егорий, он меня ненавидит!..
- Он ещё не ваш, фрау Моника, - промолвил сказочник. - Пока жив колдун, Людвиг не вспомнит, кто он такой.
- Молчи, глупец! - повелительно приказал тот Егорию. - Я - могучий Курт Шварцхунд! Сын колдуна! Ученик колдуна! И сам колдун!..
В спальню ворвались господин Генрих и Розалина.
- Сынок! - воскликнул герр Нойберт.
Но тот ловким движением увернулся и от его объятий.
- Я не ваш сын! - заорал он на отца. - Вы - семья сумасшедших! Выпустите меня! Отец! Отец!!!
- Я ЗДЕСЬ!!! - раздался громовой голос, и посреди спальни возник страшного вида старик. Его глаза были обведены черными кругами, а лицо почти скрывала седая борода. Но если присмотреться получше, то можно было разглядеть, что это не волосы, а тонкие развивающиеся черви.
Он взмахнул руками и превратился в черного пса с белым пятном на боку.
- Ко мне, мой мальчик! - проревел колдун. Людвиг вскочил на него верхом.
- Он хочет снова забрать его! - закричала фрау Моника.
Еще мгновенье - и чета Нойбертов окончательно потеряла бы сына..
Но Розалина как молния бросилась на Черного Пса и вцепилась тому в глотку. Шварцхунд заорал от боли и резко дернулся. Людвиг слетел с его спины. Господин Генрих, не теряя времени, подхватил сына на руки и выбежал с ним из комнаты. Шварцхунд, с неимоверным усилием вырвался из пасти Розалины и бросился вслед. Овчарка кинулась за колдуном.
- Нужна сажа! Хоть один скребок! - потребовал сказочник у фрау Моники и помчался на помощь Розалине.
Воинственно настроенная мать поспешила вниз, где шел настоящий бой за её ребенка. Теперь Черного Пса было уже невозможно захватить врасплох: он уже не оборонялся, а сам нападал на отважную овчарку. Господин Генрих схватил тяжелые каминные щипцы и тоже храбро кинулся в драку. Невообразимое рычанье и лай неслись по всему дому. Прохожие удивленно говорили: "Впервые так разгулялась семья Нойбертов!".
Шварцхунд, хорошенько получив щипцами по спине, раскрыл свою черную пасть и дохнул на нападавших синим огнем и серой. Огненные языки долетели до штор на окне, и те сразу занялись пламенем!
- Пожар! - захохотал Черный Пес. - Спасайся, кто может! - И дохнул ещё и ещё раз: на шелковый абажур и на ковер.
Густой дым потянулся по всему дому. Господин Нойберт сбивал огонь с одежды, потом настежь распахнул окна, а огонь уже двинулся от ковра к дверям гостиной. Тогда хозяин кинулся кинулся звонить в пожарную часть.
- Спасайте мальчика через черный ход! - крикнул Розалине Егорий. - Что вы медлите, госпожа Нойберт? Где сажа?
- Скоро в саже будет весь дом! - в панике ответила она. - Надо тушить пожар!
- Потушат без вас, фрау Копуша! - закричал Егорий. - Делайте то, что я вам велел, если не хотите потерять сына навсегда!
Внизу стали собираться любители подобных зрелищ.
- Это - от бенгальских огней, - говорили одни.
- От хлопушек, - настаивали другие.
- От елочных свечей! - со знанием дела утверждали третьи.
А Шварцхунд разбушевался не на шутку: от его дыхания и рычания всё в доме кружилось и вылетало из окон на улицу. Он крушил все, что попадало под руку. Наконец, к Егорию подбежала запыхавшаяся фрау Моника, с полным скребком сажи.
- Отвлеките Черного Пса! - тихо приказал ей сказочник.
- Эй, господин Шварцхунд! - позвала колдуна фрау Нойберт. - А Людвиг со своим отцом уже на улице!
Черный Пес стряхнул с себя Розалину, освободился из рук Егория и кинулся к окну. А под окном собралась приличная толпа зевак. Весь квартал с тревогой следил за страшными событиями, не вполне понимая, что же происходит. Пожарные раскрутили брезентовые рукава для подачи воды.
Шварцхунд не успел даже повернуться, а Егорий мазнул его сажей прямо по белому пятну на боку. Черный Пес дико завыл, шкура его задымилась и вспыхнула.
Толпа ахнула. На её глазах огромный лохматый пес превратился в старика, полыхавшего синим пламенем. И - не успели пожарные направить на окно струю воды - огонь во всем доме внезапно погас, а сам старик исчез.
5.
Стало тихо и странно. Сами по себе все вещи и утварь, выпавшие на снег, словно в обратной киносъемке, влетали назад в окна. Вновь заколыхались сгоревшие шторы. Все. что было разбито, сломано или сожжено как ни в чем не бывало являлось в своем первозданном виде. И вскоре от пожара не осталось не только следа, но даже запаха гари.
Растерянный брандмейстер никак не мог взять в толк: был пожар на самом деле или его не было. Наконец, уяснив, что помощь не понадобится, он принял решение оштрафовать семью Нойбертов за ложный вызов. И господин Генрих с радостью выложил пятьсот марок. Еще бы!
Зеваки разошлись, а чудеса не кончились. Как снег из облака, с потолка в доме Нойбертов, стали плавно опускаться и ложиться с шуршаньем на пол, на стол, на постели и подоконники страницы неизвестных сказок. Они были на разных языках. Одни были напечатаны на пишущей машинке, другие написаны то пером, то карандашом. Понять, какая страница от какой сказки - не было никакой возможности, их просто собирали и складывали на столе в лаковый чемоданчик.
Одни листы были мятые, другие обгорелые, третьи разорванные, попадались даже исписанные маленькие клочки.
Утром, когда городские гуляки ещё спали крепким сном, а над Майном встало январское холодное солнце, и Людвиг проснулся в своей семье, и в доме Нойбертов воцарилось веселье, а редкие прохожие, заслышав смех из окон, удивленно качали головой: "Ишь ты! Не нагулялись еще!.." - страницы все ещё падали и падали, как падают с тихим шелестом при ласковой погоде осенние листья...
6.
Спустя сутки, в одной из газет Франкфурта-на-Одере, появилась сенсационная заметка. В ней сообщалось о том, что "на окраине города - в старом парке - были обнаружены дети, пропавшие в разное время и разных городах Германии. На вопросы полиции и врачей, как они туда попали и где были до этого момента, дети не могли ответить. Они абсолютно ничего не помнили.
Сейчас найденыши находятся в больнице. Их фотографии разосланы во все города, с целью установления точных имен и адресных данных" - писала газета.
Все это - спустя сутки.
А с потолка в доме Нойбертов все ещё как голуби слетали сказки.
Только на третий день можно было с уверенностью сказать: кажется всё.
- Кажется всё, - сказал господин Генрих.
- Пожалуй, всё, - подтвердил Егорий. - Вот неожиданность!
На некоторых страницах налипла противная черная шерсть.
Господин Генрих и овчарка проводили Егория к мосту, к тому самому, где так печально началась эта история.
- Зря вы без шапки, - сказал Егорий господину Генриху. - У вас волосы в изморози!..
- Это не иней, - герр Нойберт улыбнулся. - Вы были так взволнованы, что не заметили сразу: я поседел в ту ночь... Ну, прощайте?!.. Может, ещё встретимся!
- Все может быть! - сказал Егорий и заговорщицки подмигнул Розалине.
Светящийся перстень на безымянном пальце правой руки был повернут три раза в сторону Солнца. Когда луч погас - Егория на старом мосту уже не было...
Сказки, упавшие с потолка, были в ужасном состоянии. Когда Егорий дома, в Серебряном Бору, разобрал давно знакомые страницы, то воскликнул почти со слезами:
- Как он смел так с ними обращаться!
У побывавших в плену колдуна сказок листы были и оборваны, и скомканы, и замараны. Многого недоставало. Кто-то ещё что-то зачеркивал, а потом черным дописывал грубые слова.
- Невыносимо! - Егорий дрожащей рукой разглаживал страницы. Немыслимо! Разве я смогу всё заново восстановить?! - восклицал он. Столько лет прошло!.. Я уже так, как в молодости, не сумею, - в отчаяньи повторял он.
Опечаленный Егорий возглашал на весь дом имена героев (в доме ведь никого не было) своих сказок, тщетно надеясь, что музыка их имен поможет ему всё вспомнить и всё исправить.
- Кот Мурильо из Испании!
Летучая мышь Виолетта из московского поселка "Сокол"!
Попугай Арчибальд из Швеции!
Голубь Гурьян из Франции!
"Живы ли они, мои друзья? - думал Егорий, вышагивая из угла в угол. Панч, сенбернар-бродяга из Англии, умер. Но Святик, веселая собачка, обязательно жив! И Виолетта наверняка путешествует где-то в теплых краях! Друзья должны мне помочь! Кота Мурильо, - думал Егорий, - не надо учить, как пробраться в самолет. Виолетта, любительница путешествовать, где бы ни была, знает волшебные слова. Гурьян - быстр, как молния! Арчибальд... Не замёрз бы в пути!.. Панча уже не дозовешься... Панч, бедняга! Но зато Святик непременно перевоплотится во что-нибудь летающее: в вертолет, например, или в воробышка."
Так весь день и весь вечер размышлял Егорий, а наутро разослал телеграммы.
Мурильо - в Мадрид, соседке Виолетте - на её эхолокационное устройство, Арчибальду в Стокгольм, Гурьяну на Лазурный берег, Святику в Зуев на птицефабрику.
И к православному Рождеству у Егория в Серебряном Бору собрались все, кроме Панча, конечно.
Сверкала за окном в саду убраная игрушками и цветными лампочками серебристая ель. Урчал самовар. Было много варенья.
- У кого-то сейчас каникулы, а у нас, друзья мои, работа! - объявил Егорий.
Что долго говорить! Общими усилиями замученные сказки были приведены в порядок:
что было забыто - вспомнили,
что было зачеркнуто или оборвано - восстановили,
что было непонятно или запутано - объяснили,
где было некрасиво - украсили,
где было грубо - исправили.
И всё стало, как и должно было быть: красиво, правдиво и волшебно.
МУРИЛЬО СПАСАЕТ МУРИЛЬО!
1.
В самом центре Мадрида жил изящный...
Нет, не так!..
В самом центре Мадрида жил-был изысканно-изящный...
Нет, недостаточно!..
В самом центре Мадрида жил-был чрезвычайно изысканный, необычайно изящный, безупречно черный...
Всё равно чего-то не хватает!..
Глаза у него были как недозрелый крыжовник, усы - как рождественский снег.
Звали его кот Мурильо.
Кот был уверен, что имя у него обыкновенное, кошачье, так как начинается с "МУР-Р-Р..." Он даже не подозревал, что назван в честь известного живописца Бартоломе Мурильо из Севильи.
Имя ему дал художник, в чьей мансарде кот проживал.
Мурильо жил веселой жизнью вольного сеньора: знал каждую улочку в Мадриде, облазил чердаки и подвалы всех старинных особняков, умел драться на равных с любым котом из-за какой-нибудь кошечки-сеньорины, мог станцевать хоту на крыше и даже на дымовой трубе.
Прожив не один год у художника, Мурильо, естественно, рисовать не умел. Однако, знал, как растирают краски, как сколачивают подрамники и прочие подробности художественного ремесла.
Однажды под вечер, гуляя неподалеку от музея Прадо, он увидел новую большую афишку, на которой прочел свое собственное имя.
В музее Прадо открывается Рождественская выставка картин испанских живописцев.
Экспозиция собрана из разных музеев мира.
РИВЕРА, ГОЙЯ, ЭЛЬ ГРЕКО, МОРАЛЕС, МУРИЛЬО, ВЕЛАСКЕС, РИБАЛЬТА И ДРУГИЕ "ВЕЛИКИЕ ИСПАНЦЫ".
Музей открыт с 11 до 19 часов ежедневно. Без выходных.
"Надо взглянуть, чего он стоит, этот Мурильо!.. - ревниво подумал кот. - Достоин ли носить мое имя?.."
Подумал - сделал.
Мурильо запрыгнул на ступенки центрального входа, с присущей ему бесцеремонностью проскочил у ног сторожей и уже через минуту разгуливал по просторному музейному залу.
Выставка ещё не была открыта. В зале завершали работу электрики по монтажу сигнализации. Лучи электрических фонариков сновали снизу-вверх и сверху-вниз, верхний свет был погашен. Всюду пахло свежим деревом от упаковочных ящиков, мастикой для пола, старыми холстами, лаком и красками.
"Забегу-ка я в другой раз", - решил было про себя Мурильо, но тут он услышал едва уловимый шепот.
- Отключишь ровно в два ночи...
- Помню... - ответил другой голос тоже шепотом. - Только и вы не медлите. Если за пять минут не управитесь, заработает аварийная сирена. А её отключить невозможно.
- Управимся, - успокоил первый голос. - Я уже выбрал пять картин, что поближе к запасному выходу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16