А те, отпрыгнув на шаг назад, наседают еще больше, лают изо всех сил, широко разинув пасти и ощерив зубы.
Наконец в воротах показывается человек в белых портках и белой длинной рубахе:
- Орел, Такса - сюда!
Гладкий, будто вылизанный, Орел и лохматая Такса не отступаются.
- Ко мне! - грозно кричит хозяин. И постепенно собачья злость утихает, они машут хвостами и уже не так заядло лают.
Женщина подается вперед, хочет попроситься в хату, но бородатый не обращает на нее внимания и поворачивает назад.
- Дяденька, дяденька! - громко просит женщина, а тот на ходу бросает обидные слова:
- Много вас тут таких шляется!
Он закрывает ворота. Гремит засов...
На другом хуторе женщину встретили немного приветливей. Но едва узнали, что нет на обмен ни соли, ни керосина, сразу потеряли к ней всякий интерес.
Боясь упустить удобный случай, женщина все же разворачивает тряпицу и распрямляет кружевные занавески. В хате роем гудят мухи, одна, большая, бьется, пробуя вырваться на улицу, даже стекло дрожит. На занавески равнодушно глядит не только седой старый хозяин, но и довольно молодая сытая девушка, лицо которой густо усыпано веснушками.
"Покажу крем", - решает женщина. И сует ей в руки баночку с чудо-кремом, который выбеливает лицо до ослепительной белизны.
- Пустая это забава, - скрипит старик. - Все равно в старых девках дочка сидит.
- Неправда, тятя! Семь сватов меня сватали! - и краска, пробившись сквозь веснушки, залила широкое скуластое лицо девушки. - А вы не позволили выйти, все вам не по нраву, все голодранцы...
- Цыц! - Старик кипит от злости, и сквозь редкие седые волосы видно, как налилось кровью его лицо. - Выгоню! Будешь ходить по домам, как эта городская нищенка!
Залившись слезами, рябая вековуха выбегает из хаты, а старик отворяет двери и говорит:
- Вот бог, а вот порог. Ваш товар, барышня, не для нас, мы люди простые, нам ваша городская мазь без надобности...
У каждого хутора все начиналось сначала. Первыми нападали собаки, и потом шли вопросы, что принесла, а впрочем - никого не привлекал ее товар.
- Хозяюшка, может, дадите что поесть, хоть корочку? - взмолилась она наконец. - Со вчерашнего утра маковой росинки во рту не было...
- Разве всех вас, нищих, накормишь? - бросила хозяйка.
После этих слов ноги нищенки покачнулись, она как стояла, так и осела у забора на землю...
Через сколько времени она пришла в себя, женщина не знала. На груди у нее лежал черствый ломтик хлеба. За наглухо закрытыми воротами рвались на цепи и заходились от лая собаки...
РЖАНЫЕ КОЛОСЬЯ
Под вечер в дом зашел Самсонов. Потоптавшись в кухне у дверей, присел у стола на табуретку. Василинка внимательно следила за гостем. Всегда он приходил к отцу по делам. Какое ж нынче дело у него? Отца давно нет дома. Как послали его на Южный фронт, так и неизвестно, где девался.
Может, этот человек в замасленной тужурке принес им хорошие вести? Затаив дыхание, Василинка ждет, что он скажет. Но Самсонов также, как и они, ничего не знает о бригаде, с которой выехал ее отец.
- Зашел узнать, как живете с семьей, Алексеевна.
- Хвалиться нечем, - отвечает мама.
- Нынче всем не сладко. Окончится гражданская война, тогда по-другому заживем! С победой мировой революции придет настоящая жизнь.
- Скоро ли она настанет, эта настоящая жизнь? - робко спрашивает мама.
- Сама не придет, за нее нужно сражаться, всеми силами бороться.
Василинка не представляет, как бороться. Наверное, и мама не знает, что делать. Потому что она завела разговор о детях, которых нечем кормить.
- Вот-вот, я об этом и пришел поговорить. Товарищи послали сообщить, что тем семьям, кормильцы которых на фронте, будет выдано по пуду овса.
Услышав такую новость, Василинка уже не слушает гостя. Хоть и не любит она скользкий овсяный кисель, а все же обрадовалась. Она тоже за то, чтобы уже сегодня или завтра победила мировая революция, чтобы вернулся домой папа и ей не надо было бы стоять за осьмушкой хлеба по нескольку часов в очереди. Вот и сегодня отстояла она полдня, но не хватило ей осьмушки, так и пришла с пустыми руками.
Вечером Василинка долго не засыпает. Смотрит на молчаливую озабоченную маму, сидящую у стола. Горит коптилка. Желтый язычок пламени то вытянется и наклонится набок, то выпрямится и осветит мамины руки, которые нашивают заплату на Митькины штанишки. Митька совсем еще мал, ничего не понимает, он просит перед сном хлеба. А мама уговаривает:
- Спи, сынок, спи, маленький. Утром дадут овса, хватит вам, пока я буду на заработках.
Чуток поплакав, Митька засыпает, слипаются ресницы и у Василинки.
Утром мама снова собирается в поездку. Только никаких вещей не берет с собой. Правда, и брать уже нечего. Нет на столах салфеток, нет розового покрывала, которое стелили только по большим праздникам.
- Мамочка милая, родная, возьми меня с собой! - просит Василинка.
- Не гулять же я еду и не в гости к родственникам, - объясняет мама. Работу искать буду.
Василинка и сама знает, что не к родственникам. Она же не маленькая. Ах, как жаль, что еще не прогнали немцев с маминой родины. Вот бы куда поехать в гости! Она часто вспоминает то далекое лето, когда гостили у тети Агафьи...
...Поезд остановился поздно вечером. Недалеко от станции, версты три отсюда, живет мамина знакомая. Василинка босиком идет рядом с мамой и несет в руках свои туфли. Вокруг тишина. Спит в отдалении лес, спят поля, спит деревня и измученные тяжелой работой люди. Василинка с мамой идут по широкой деревенской улице, по обе стороны которой стоят серенькие хатки с одним или двумя маленькими окошками.
Наконец мама подходит к небольшому дому, окно которого вместо стекла заставлено лучинками, взбирается на завалинку и стучит в раму. За окном молчат. Мама стучит вновь, настойчивей. Наконец в окне показывается заспанное лицо.
- Ты, Алексеевна? Заходи, заходи. Сейчас открою сени.
Василинка с мамой переступают порог дома. Пахнет чем-то застоялым, кислым.
- Ложитесь на лавках, зажечь нечего, - слышен хриплый голос хозяйки. Мама помогает Василинке устроиться на лавке под иконами, а сама ложится напротив. И хотя Василинке неудобно лежать на жесткой постели, она мгновенно засыпает.
- А твой все воюет? - долетает до Василинкиного уха. Она просыпается и видит, что на дворе уже утро, что мама сидит у печи на низенькой скамейке, чистит молодую картошку и бросает в большой чугун с водой.
- Воюет, а я одна мыкаюсь с детьми. - И хозяйка переводит разговор на другое, видно, на самое главное, что ее волнует и беспокоит.
- Землицу панскую по душам поделили. Вот теперь бы Евхиму моему за нее взяться - есть к чему приложить руки. А что же я одна сделаю? И обрабатывать нечем, и нанять не за что...
- Ничего не поделаешь, моя милая, - война. И мой муж все равно как мобилизованный. Когда ездил по Рижско-Орловской дороге, то через два-три дня домой возвращался, а нынче на Южном фронте. Не знаю, живой ли.
- Вряд ли вернется мой Евхим, - печально говорит хозяйка. - Гадала тут мне одна, так карты не показывают, что вернется.
- А ты не обращай внимания на карты. Разве им можно верить?
Лежа на лавке, Василинка еще долго слушает грустный разговор. Наконец тихо встает и подходит к маме. В печи варится картошка, и так вкусно пахнет, что невозможно дождаться, пока она сварится.
Позавтракав почти без соли молодой картошкой, Василинка с мамой идут наниматься на жатву. Идут к Скоробогатому, который живет на хуторе за деревней. Дома его не видно за большим садом. Аж ветки погнулись у яблонь. Почти каждая подперта длинными кольями. А на земле под яблонями будто нарочно кто расстелил разноцветный ковер.
- Это клевер краснеет, дочушка, - объясняет мама.
- А умеешь ли ты жать?
- А как же, я деревенская, все умею!
Василинка довольна тем, что мама все умеет. Она успела заметить девочку, дочку хозяйской батрачки, которую зовут Зоськой. Хорошо бы побегать с ней в саду по густому клеверу.
Хозяин соглашается нанять Василинкину маму жнеей.
- А вот эту зачем притащила? - и он показывает на Василинку. Хоть ты сквозь землю провались, куда хочешь денься! Василинка и не слышит, что говорит мама. Наконец хозяин машет рукой: "Где мое не пропадало!"
Василинка приглядывается к женщинам, сидящим на лавке. Это тоже жницы-поденщицы. Вскоре все идут на поле и начинают жать.
- А вы, девчатки, - обращается хозяин к Зоське и Василинке, - чтобы время даром не теряли, носите снопы и собирайте колоски.
И они стараются с Зоськой, едва успевая подбирать тяжелые снопы за жнеями и таскать на то место, где их потом поставят в бабки. Зорко посматривая, чтобы нигде не остался колосок, Василинка носит и носит снопы. Руки и спина совсем онемели.
- Это с непривычки, - утешает мама. - Ничего, дочушка, привыкнешь.
А как привыкнуть к боли в ногах? Жнивье такое колючее и острое. На икрах и ступнях выступают капельки крови. Ноги ужасно чешутся и болят.
Так и не удалось побывать Василинке в большом красивом саду ни в первый, ни в остальные дни. Дотемна они с Зоськой на жатве. Устают так, что засыпают за ужином. А утром, взяв кринки с питьем для жней и корзинки с яблоками-опадышами, идут в поле.
Маме не везет. В спешке острым серпом она задела мизинец. Но мама не обратила внимания - некогда было. Так и жала до вечера. Да и перевязать палец было нечем. Кровь запеклась коркой, так и обошлось.
Вечером, когда шли спать на сено, мама сказала Василинке, что завтра они последний день на жатве. Скоро домой поедут, одна забота теперь, как привезти, что заработали.
Дожинки так и не успели справить. В последний день жали до глубокой ночи, но успели управиться с рожью. Зато утром завтракали не спеша.
Василинка с нетерпением ждала минуты, когда хозяин, открыв клеть, выставит им с мамой заработанный хлеб.
А тот все не торопился открывать клеть. Тем более что у мамы не оказалось с собой мешка. Она долго упрашивала хозяина одолжить мешок, обещала привезти в следующий раз. Хозяин не согласился.
Тогда мама выпросила нитку с иголкой и сшила мешок из нижней юбки. Такой мешок, чтобы туда вошло два с половиной пуда муки, заработанной за пять дней. Договаривались же по полпуда за день.
Но хозяин решил по-своему.
Василинка с мамой стоят у большого плоского камня, лежащего у дверей клети, и ждут, когда хозяин отвесит муку. Сердце чует недоброе.
Хозяин в одной руке держит мамин мешок, в котором не так уж много муки.
- Вот, получи, - подает он мешок маме. - Чего стоишь как столб? Бери, что заработала!
- А как же, Спиридонович, договор? По полпуда в день, говорили, платить будете.
- Говорил, говорил! - передразнивает хозяин маму. - А эту твою дармоедку пять дней за что кормил?
Мама как держала в руках мешок с мукой, так и выпустила.
- Побойтесь бога, Спиридонович!
А тот, сунув ключ за пояс домотканой рубахи, махнул рукой и пошел прочь.
Прощаться в дом мама не пошла: сжало сердце, а слезы застилали ей глаза. Не пошла и Василинка, лишь помахала рукой на прощанье своей новой подружке Зоське, и они подались с мамой вдоль большого зеленого сада на полустанок.
СПЕКТАКЛЬ
Василинка давно скучает по своим школьным подружкам. Всякие каждодневные заботы мешают с ними встретиться. Но сейчас она твердо решает побывать у Таси на Монастырской, у Кати, которая живет возле железнодорожного моста через Двину, и, конечно, у сестер Рассказовых, Вали и Раи, на Гончарной. Ее подгоняет важное дело, оно еще с зимы не дает покоя Василинке. Когда-то она смотрела спектакль про Гришу Незнамова: его потеряла мама, когда он был еще маленьким, а нашла спустя много лет.
А что, если бы этот спектакль поставить самим, на их Зеленой улице?
Но где найти пьесу? Она не знает ни названия, ни автора, который ее написал. Наконец осмелилась и пошла к Никите Максимовичу, а тот, говорят, подался на лето в деревню. Но отступить от своего Василинка уже не может. Она вспоминает, кто из артистов что говорил на сцене, и записывает в тетрадку. Сперва все подряд, одно за другим, но Тоня, глянув в ее записи, посоветовала:
- Ты лучше запиши каждому его слова и раздай, пускай выучат наизусть.
Молодчина Тоня! Она и будет исполнять главную роль. Старшая сестра очень-очень любит Василинку и Митьку, как Кручинина - своего потерянного и обретенного мальчика. Тоня ухаживает за ними и жалеет, может ради них отказаться от своей пайки хлеба.
Роль Гриши Василинка оставляет себе. Вот только беда, она не знает, как выйти из положения: у Гриши кудрявая голова, а у нее, Василинки, прямые, стриженые волосы. Но, может, это не так уже и важно, не все же дети видели настоящего Гришу.
А кто будет Шмагой? Может, Стась? Но он взрослый, скоро кончит школу и с малышами не водится. У Зигмунта слабая память, он никак не может заучить даже самый маленький стишок. А что, если Петька Жевнеров? Вот он был бы самым лучшим Шмагой, он как начнет выдумывать да передразнивать, все так и падают со смеху. Недавно он и Василинку передразнил, когда играли в салки. Но не надо мстить за старые обиды! Петька будет играть в спектакле.
- Я не буду! - хмуро говорит Петька, глядя куда-то вбок. - У меня мать больная.
- Ну, Петенька, один же только вечер! - умоляюще просит Василинка. Скажешь свои слова и сразу пойдешь. У нас никто лучше тебя не сумеет...
- Нет, не могу! - вздыхает Петька. - Когда мать поправится, может, тогда. Ты лучше Зигмунта попроси...
Хлопот оказалось больше, чем предполагала Василинка. Надо подумать, во что одеть героев, где найти для Кручининой красивую шляпу с вуалью? Разве что попросить у беженки Ванды? У той есть такая, из черного бархата, с букетиком алых роз. Должно быть, и вуаль у Ванды найдется. А ей самой как одеться? Она уже несколько раз доставала из шкафа, когда не было мамы дома, папины праздничные брюки и напяливала на себя. Но, глянув в зеркало, чуть не плакала: папины брюки надо было подвязывать ремнем подмышками.
Она долго упрашивала Стася одолжить ей свою одежду: его рубашка и длинные узкие брюки были тоже великоваты, но все же больше подходили, чем папины. Стась нехотя согласился, но поставил условие:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10