он дает напрокат свой костюм не больше, чем на час...
Работа закипела. Тоня шила из покрывал занавес. Стась с Зигмунтом мастерили из неоструганных досок лавки. Еще вынесут из комнат несколько стульев и табуретки. И тут Василинку охватывал страх: "А если вдруг придет столько детей, что не будет где сесть?"
Но отступать было некуда. "Беда большая, посидят на полу или постоят у стены. Плата за вход маленькая: всего пять копеек".
Наконец на двери школы появилось объявление, написанное Тоней под диктовку Василинки (Тоня очень красиво писала):
"Сегодня в 7 часов спектакль о потерянном сыне (настоящего названия его Василинка так и не вспомнила). Приглашаются дети-школьники с Зеленой улицы. Просьба не опаздывать".
Чем ближе подходило назначенное время, тем больше волновалась Василинка.
- Всем же говорила: не опаздывать. А они тянутся как неживые.
Наконец появились первые зрители. Двоюродный брат Рыгорка сказал, что билет покупать не будет, и Василинка вынуждена была пустить его задаром как родственника. За ним и все остальные как пришли, так и уселись на лавках. Но Василинка была рада, что хоть было перед кем открывать занавес: ей так не терпелось выступать!
- Садитесь, садитесь, дети, - приглашает Василинка зрителей. А сама поглядывает, пришли ли хоть все актеры. Пора начинать, а Зигмунта еще нету.
- Будем без него выступать, - решает Василинка. - Не срывать же постановку!
Дети с любопытством следят за актерами и почему-то громко хохочут. Василинка понимает, что все идет вкривь и вкось. Актеры забыли свои роли. "Сколько разучивала с ними, а они словно остолбенели". То несут вздор, то совсем молчат, словно воды в рот набрали. А зрители смеются и спрашивают:
- А что дальше?
Тоня-Кручинина ласкает Василинку-Гришу, одетую в узенькие брюки Стася, гладит по головке. Но нет у нее слез на глазах. Тоне тоже смешно! Все не так, все непохоже на то, что Василинка видела в спектакле. И после того, как закрылся занавес, зрители никак не могли унять смех.
- Где они такую шляпу выкопали? Чистое решето!
- А Василинка какая смешная!
Обидно девочке. А тут еще беда. На днях похоронили мать Петьки, соседку Жевнерову. Хотя все давно знали, что от чахотки еще никто не выздоравливал, но все равно жаль эту тихую добрую женщину. Они с мамой заходили проведать Жевнерову, когда та уже не подымалась с постели. У Василинки и сейчас звучат в ушах ее слова:
"Если б мой Фомка был богат да свозил меня в Крым! Пожила бы еще на свете!"
Мама заходила к больной часто, но Василинку с собой больше не брала. Она и убрать Жевнерову женщинам помогала, и цветами гроб украшала. Запах огненно-желтых настурций, запах смерти, надолго запомнился Василинке.
Петька Жевнеров не плакал, но когда опускали гроб в могилу, он внезапно зашатался и схватился рукой за дерево - наверное, чтобы не упасть. Рядом стоял отец, Фомка Жевнеров, и часто-часто крестился, а потом нагнулся и бросил в могилу горсть желтого песка.
По Зеленой разнесся слух, что Петьку берет к себе вместо сына богатый крестьянин, односельчанин матери. Петька сказал Василинке по секрету, что теперь он не будет зваться Жевнеровым, теперь у него будет новая фамилия: Морозов.
Через два-три дня у дома Жевнеровых остановилась бричка. С нее спрыгнул чернобородый, довольно молодой мужчина в суконном армяке, перевязанном поясом с красными кистями. Догадавшись, кто это, Василинка бросилась к Жевнеровым, но в дом заходить не осмелилась. У калитки молча толпились дети из соседних домов.
- Идут! - крикнул кто-то. И на улицу вышел незнакомый мужчина, а следом за ним, втянув голову в плечи, медленно шел Петька.
"Прощай, Петька!" - хотелось крикнуть Василинке, но так и застряли в горле эти слова. Точно онемев, молчали все дети.
Чернобородый отвязал вожжи от забора и громко распорядился:
- Садись, Петрок, на воз, чего стоишь как столб.
Петька молча повернулся к друзьям: наверное, что-то хотел сказать, но, должно быть, передумал. Молча взобрался на воз и сел за спиной своего нового "отца".
- Приезжай к нам! - крикнула Василинка. Только Петька, наверное, не услыхал, потому что даже не пошевельнулся.
Дети еще долго не расходились. Они не могли понять, как это можно оставить родного отца, а чужого дядю назвать папой. Нет, Василинка никогда бы на такое не согласилась.
Через несколько минут вновь отворились двери в доме Жевнеровых и из них вышел дядя Фомка. Мгновение постояв, он медленно присел на верхней ступеньке, достал из кармана махорку, скрутил цигарку, но не закурил, а долго сидел неподвижно, опустив голову.
ДОРОГИ
Проводы и встречи... Отца Василинка видит чаще всего в дорожной одежде: черную кожанку он одевает и зимой и летом, когда на своем паровозе едет в рейс. В день последнего отъезда кожанка блестела как новая, потому что мама натерла ее маслом. Дорожный сундучок сверкал медными уголками и гвоздиками. А вернулся из поездки - кожанка вся потрепанная, в белых пятнах-лысинах, сундучок грязный. И лишь большие серые папины глаза на потном усталом лице такие же, как всегда - ласковые и веселые.
- Как вы тут жили, что делали без меня? - спрашивает отец. - Сказывают, вы тут всех женщин подняли - вона сколько дров накололи для паровозов...
- Это мама! - высунулась из-за Тониного плеча Василинка и сразу осеклась, прикусила язык под маминым строгим взглядом. А отец, отодвинув в сторону миску с затиркой, прижал к груди Василинку, ласково дунул на стриженую макушку, на которой никак не хочет держаться белый бантик, и ласково спросил:
- А правда, что ты детский сад открыла?
- Детскую площадку, - уточняет Василинка. - И не я, а Тоня. А я, вздыхает Василинка, - только игрушки собирала. И свою Машу отнесла, пускай малыши играют, зачем она мне, я уже четвертый класс окончила.
Василинка удобно примостилась возле отца. Вся семья собралась наконец вместе, и в доме тепло, и мама наварила затирки такой большущий чугун, что можно вдоволь наесться и еще останется. Василинка не видит, как отец смотрит на них - и с жалостью, и с любовью, и с гордостью, пристально вглядывается в детские лица и замечает что-то новое в каждом из них. Заметно повзрослела Тоня. Вытянулся Митька, и еще больше похудела Василинка. "Растут дети", думает он про себя.
- Расскажи, мать, как вы ездили за дровами, - просит он тихо.
- Да что там рассказывать, - смеясь, отказывается мама. - Одна я, что ли? Все наши бабы ездили, пилили дрова... Я же не слабая... А началось с того, что позвали нас в депо...
Все внимательно слушают маму, хотя дети уже несколько раз слышали обо всех этих событиях. Василинке кажется, что она тоже стоит в депо и слушает горячую речь женщины в красной косынке.
- "Согласны ли вы, жены железнодорожников, помочь в трудное время революции? Остановка транспорта - это голод, муки, смерть..." Так говорила та женщина. Да мы и сами знали это, - рассказывает мама.
Василинка внимательно слушает мамин рассказ. А Митьке хоть бы хны. Поел, повозился у отца на коленях, спрыгнул на пол и в мгновение исчез за дверями, побежал играть с мальчишками. Мать привычно составила одна в одну пустые тарелки и сказала с улыбкой:
- Ну что тут поделаешь! И жаль было оставлять детей одних, да как вспомнила про тебя, про всех наших мужиков, про тех, кто на фронте воюет не выдержало мое сердце. Кричу: "Пишите меня в список! Поеду! Поедем, бабы! Мы же к работе привычные, мы все железнодорожные. Наши мужики Советскую власть в городе установили. Так кто же сейчас им поможет, как не мы!" Женщины загудели. А Зинаида, жена Иванова, кочегара, - упрекнула меня: "Ты за нас не говори, Алексеевна. Тебе легче: у тебя дочки уже большие. А мне с кем трех малышей оставить?" Но как-то все обошлось. Тоня с девочками своими занимала детей, пока мы были в отъезде...
Отец с уважением глядит на старшую дочку. Вот тебе и Тоня, вот тебе и тихоня!
- Это не я, папа, - отнекивается, смутившись, Тоня. - Это мы всей школой - и учителя, и ученики. Узнали, кто поедет на лесозаготовки, и пошли по домам. Каждое утро приводили малышей в сад железнодорожников, там учителя дежурили. И Зинаидины мальчишки туда ходили...
Те трое мальчишек запомнились. Маленькие, да удаленькие... Тоня, кажется, ни дня, ни ночи не видела - то рубашки, то штанишки зашивает этим сорванцам, то чулки штопает. Всюду они свой нос сунут, нигде без них не обойдется...
- А ты, дочушка? - глянув на Василинку, спросил отец, чтобы ее не обидеть. - Какое у тебя было задание?
Подумаешь, задание! Игрушек насобирать! Правда, побегала она немало. И Катю, и Тасю, и Зину заставила пришивать старым куклам оторванные руки и ноги. Помыли, посушили на солнце, выгладили платьица - и куклы стали, как новые! Вот было радости малышам!
Тоня вышла на кухню поставить самовар. Мама вынула из шкафа блюдечко с серой солью: уже давно все привыкли пить чай с солью вместо сахара и конфет. Расставила чашки, положила ложечки и принялась рассказывать дальше.
...Несколько часов они ехали в товарном вагоне. Кто сидел на дощатых нарах, а кто прямо на полу.
- Алексеевна! - кричала на весь вагон Зинаида. - Будем с тобой на пару работать? И с пня валить, и сучья обрубать - все умею. Согласна?
...До места добрались темной ночью. В длинном бараке ничего не было, кроме голых нар. Но они же не в гости приехали. Легли, прижавшись друг к дружке, немного согрелись и уснули. А назавтра - в лес, на делянку.
- Ой и тяжело было, Змитрочка! Если б ты только знал! Кровавые мозоли за полдня набила. Комаров тьма-тьмущая, грызут, как ошалелые. Под ногами трясина, сверху солнце печет немилосердно. Но работали дружно, и Зинаида со мной в паре стояла...
К вечеру, когда поднялись первые штабеля дров, между деревьев замелькали незнакомые фигуры. Это женщины из деревни пришли поглядеть на городских.
Постояли, поговорили. А утром снова пришли деревенские женщины, и несколько самых молодых остались работать вместе с городскими.
Тут мама спохватилась:
- Что это я все говорю да говорю! Лучше бы ты, отец, нам рассказал о своем путешествии.
И, вынув из волос металлическую шпильку, поправила фитилек в коптилке.
- А что мне рассказывать, - улыбнулся отец. - Ну, присматривал за своей "щукой". Бросал в топку дрова, давал пар. Хотелось скорее пригнать эшелон: мы же хлеб для города везли...
Но отец не успел поделиться своими новостями. Кто-то постучал в дверь. Посыльный из депо!
- На собрание! Сказали, чтобы вы обязательно пришли...
Беспокойно спалось в ту ночь Василинке. Снились всякие страхи. То ее отец с шашкой в руках рубил беляков, то он вел вместо машиниста паровоз через пылающий мост. А вслед за папиным паровозом шел бронепоезд и, не переставая, бухали пушки. Тут Василинка открыла глаза и увидела маму. Она трясла ее за плечи и говорила: "Что тебе снится? Проснись, дочушка!"
Утром отец объявил новость. На собрании железнодорожники решили временно, пока не окончится гражданская война и не улучшится положение с продуктами, направить свои семьи в деревни, к родственникам. А самим биться с врагами до полной победы. Биться до победы.
Отец рассказывает про свою родную деревню. Красивая деревня, зовется Березовая Роща! Там очень хорошо, среди белых берез растет мягкая зеленая травка и синие, как небо, колокольчики. А люди, люди там какие добрые! Они наверняка его узнают. Не может быть, чтобы не осталось там его одногодков.
Это мечтательное папино настроение прерывают мамины слова:
- Скажи, а богатеи там есть?
Помолчав минутку, отец отвечает:
- Ну, может, один найдется. А остальные - люди как люди, друг к дружке с участием.
Он долго убеждает маму, что в деревне детям будет лучше. Убеждает не столько маму, сколько самого себя. В той Березовой Роще он не был тридцать лет. Из родных там никто не живет. Старшие братья тоже отправились по свету на поиски лучшей доли и куда подевались - неизвестно. Пропали, затерялись где-то в Сибири их следы. Как в деревне встретят люди его детей и жену?
Но он решительно отгоняет прочь тревожные мысли. В городе голод. А в деревне как-нибудь прокормятся, быть не может, чтобы там хуже было.
Отец долго убеждает, что необходимо ехать в Березовую Рощу, а мама не хочет, она волнуется и плачет. Перед дальней дорогой задумалась и Василинка.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10