Может, воспользоваться случаем и не возвращаться на крышу? Но он тут же устыдился своего предательства друзей-книг. Данилка бежал к сараю, и его не покидала мысль, что на крыше никого уже нет и книги - тю-тю! Но Хлястик оказался на месте и читал "Робинзона Крузо".
- Здорово! - встретил он Данилку совсем не грозным взглядом. - Буря какая! Ты море видал?
- Не-е, - охотно сознался Данилка, зная, что и Хлястик не видел. Да и где было видеть море - оно отсюда за тысячи верст!
- Вот бы посмотреть! Хоть бы глазком! А? - сказал Хлястик, и Данилка увидел, что лицо его совсем не хулиганское, а просто мальчишеское, с веснушками на носу, с голубыми глазами и щербатым ртом.
Хлястик закурил папиросу, выпустил дым носом, предложил курнуть Данилке, и тот не посмел отказаться, но, затянувшись, закашлялся трудно и надолго.
- Не привыкай, - по-взрослому наставительно сказал Хлястик. - Отрава.
Они читали в тот день долго. Хлястик время от времени отрывался от книги, глядел на Данилку ясными глазами и восторженно восклицал:
- Во здорово! На всем острове один - и не боялся.
- Здорово! - охотно соглашался Данилка, снова - уже в который раз! переживая приключения Робинзона.
Сунулись было на крышу дружки Данилки. Увидев Хлястика, остолбенели.
- А ну, брысь отседа! - процедил сквозь зубы Хлястик.
Мальчишки горохом сыпанули вниз. Яшка-адъютант было замешкался - не от храбрости, от удивления.
- Кому сказано! - взъярился Хлястик, и голос его опять сорвался на фальцет. - А то мордой об дорогу - все конопушки растеряешь.
Яшку-адъютанта как ветром сдуло. Данилка видел, как пацаны лупили от сарая, озираясь на бегу. Потом их онемевшие головы торчали, как тыквы, на соседских крышах - пацаны ждали, чем все это кончится. Они были уверены, что Данилка влип.
А Данилка и Хлястик читали, потом лежали и глазели в небо. Хлястик курил, а Данилка рассказывал про дальние моря, о которых вычитал, про тропические острова и страны, про корабли под парусами и знаменитых капитанов. Хлястик слушал, а потом заявил, что как только подшибет хорошую деньгу, так укатит на море - там, сказывают, не жизнь, а малина: тепло, светло и мухи не кусают.
- Сколько часов? - вдруг спохватился он. Засобирался. - Пассажирский, поди, пришел! Книжку я возьму с собой.
У Данилки екнуло сердце. Накрылась-таки книжечка! Он что-то начал мычать, что попадет ему за казенную книгу.
- Да ты не дрейфь, я принесу, - успокоил его Хлястик и поклялся: Одесса-мама, Ростов-папа, век свободы не видать!
В подтверждение слов провел себе по горлу ребром ладошки.
Но на другой день Хлястик не появился, и Данилка уныло придумывал, как теперь оправдаться перед библиотекаршей.
На третий день, едва Данилка забрался на крышу, как явился Хлястик с книгой. Она была обернута газеткой.
- Чин чинарем! - весело подмигнул он. - Все листики целы. Я вчера приходил, тебя не было.
Данилку мать после обеда посылала в другой конец станции к тетке полоть огород.
- Я в дом не пошел, чтоб матку твою не пугать. - Хлястик усмехнулся. - Они все, как меня завидят, так кудахчут, как наседки перед коршуном. Прочитал я "Робинзона". Интересно. Есть у тебя еще такая?
- Могу принести хоть какую! - прихвастнул на радостях Данилка. Хочешь вот, "Гулливер в Лилипутии" читать будем?
- Это про чо?
- Тоже про путешествия. Как Гулливер к карликам попал.
- Давай, - согласился Хлястик. - Сегодня можем долго сидеть. Я вчера дамочку "наколол" - чистая работа, как в аптеке на углу. На курорт, поди, к морю спешила. Пожрать вот захватил, и курево есть. Карманы набил - штаны сползают.
Он вывалил из карманов пряники, горка получилась внушительная.
- Любишь? - подмигнул он. - Я люблю, страсть!
Данилка тоже любил пряники, особенно медовые, какие принес Хлястик. Но он знал, что вчера Хлястик обчистил какую-то женщину и эти пряники куплены на ворованные деньги.
- Ты зачем воруешь?
- Не твое дело - не суйся! - окрысился Хлястик.
Данилка притих, а сам решил, что больше связываться с Хлястиком не будет.
- Шамай, шамай, - примирительно угощал Хлястик. - Я шамать люблю, чтоб до поту.
Поколебавшись, Данилка не устоял перед соблазном и тоже начал уписывать за обе щеки.
Они сидели на крыше весь день.
- Голова заболела, - сказал к вечеру Хлястик и отодвинул книгу. - Как это ты терпишь, втянулся?
- Ага.
Хлястик закурил, пустил в небо дымок.
- Сделаю "наколочку" посолиднее и рвану на море. Хочешь, вместе рванем? Будем шамать мороженое и шоколад. "Корочки" купим шикарные, лаковые, крик последней моды.
Данилка посмотрел на босые ноги Хлястика - расчесанные, в ссадинах, с присохшей грязью.
- А то тут так и не увидишь ничего. "И жизнь пройдет, как Трезорские острова", - с грустинкой сказал Хлястик.
- Азорские, - поправил Данилка.
- Какие? - подозрительно переспросил Хлястик.
- Азорские.
Хлястик вдруг рассвирепел, сорвался на фальцет:
- Шибко грамотный, да! А по по не хо?
- Чего? - не понял Данилка, но на всякий случай отодвинулся.
- А по портрету не хочешь? - расшифровал Хлястик.
Данилка прикусил язык. Хлястик недовольно шмыгал носом.
- Вон у Яшки Трезор. Я думал, оттуда название.
У Яшки-адъютанта был рыжий лохматый песик Трезор. Данилка осторожно, чтобы Хлястик снова не взорвался, объяснил, что в Атлантическом океане есть острова - Азорские.
- Вот бы махнуть туда! А! - загорелся Хлястик. - Махнем? Без напарника по "железке" мотаться туго. Я знаю, я в Испанию бегал. Милиция в Омске сняла.
Данилка замялся. Хоть он и мечтал о дальних странах и морях-океанах, но бежать из дому не собирался. Хлястик усмехнулся и вдруг спросил:
- У тебя пахан с маткой хорошие?
- Хорошие.
- А у меня матка пьет, а пахана я и вовсе не видал. У тебя пахан шишка?
Отец Данилки до недавнего времени был председателем райисполкома. Его сняли с работы и собираются исключить из партии. Отец осунулся, потемнел, мать тревожно молчит. Данилка как-то поздно вечером, когда лег спать, слышал - отец говорил: "Буду писать в ЦК. Правду я все равно найду". Отца обвиняют в падеже скота, а он здесь ни при чем. Еще До него не создали ветлечебницы, не заготовили корм, и зимой скот стал падать. Район он принял в бедственном положении. Но об этом Данилка промолчал, понимая, что не обо всем можно говорить.
Хлястик теперь приходил почти каждый день, и они читали. Однажды в библиотеке Данилке попалась книга с нарисованными на обложке фигурами. В шляпах с пышными перьями, со шпагами стояли три мушкетера. У Данилки в радостном холодке замерло сердце. Он уже слышал про этих мушкетеров и давно хотел заполучить книгу. На крышу бежал, не чуя под собой ног. Они с Хлястиком взахлеб читали о приключениях четырех друзей: трех мушкетеров и одного королевского гвардейца.
- Эх, вот жизнь была! - отрывался от книги Хлястик и смотрел с крыши вдаль, за станцию. - "Месье, если вы не трус, поднимите перчатку. Я вызываю вас на поединок". Мне бы шпагу, я бы им показал! "Лучше умереть стоя, чем жить на коленях!"
Голос его накалялся, даже конопушки на побледневшем лице выступили яснее.
Они выстрогали из палок шпаги, сделали из картона шляпы, Хлястик выдернул у соседского петуха из хвоста два пера - зеленое и красное, приведя этим петуха в истерическое состояние. Перья прикрепили к шляпам, и на пустом школьном дворе начались мушкетерские бои. Как звенели их острые шпаги! Как скакали они во весь опор на быстроногих лошадях!
Друзья Данилки, не решаясь подойти, наблюдали издали, а Хлястик, весело скаля зубы, кричал:
- Господа, остры ли ваши шпаги? Готовы ли вы сразиться за прекрасную Францию!
Мальчишки хотели сражаться за прекрасную Францию.
Теперь, после жарких боев, на крыше собирались все Данилкины дружки. Хлястик стал мягче, ругался меньше, и мальчишки почти перестали его бояться.
Однажды все пацаны сидели на крыше и вдруг услышали внизу ругань и крик. Хлястик взвился, как на пружинах. Мальчишки тоже вскочили и увидели, что возле Шуркиного дома какой-то пьяный мужик бьет его мать. Шурка-Хлястик соскочил с крыши и через огороды напрямик кинулся к своему дому. В руках его была "шпага". Данилка бросился за ним. Когда он перемахнул последний плетень, то увидел, что Хлястик наскакивал на мужика, тыкал его "шпагой" в живот и кричал:
- Ты хиляй отсюда, а то я тебя проколю насквозь и даже глубже!
После каждого выпада "шпагой" мужик смешно ойкал, ругался и отступал. Мать Хлястика голосила, испуганно хватая сына за руки. Мужик ушел, пригрозив расправиться со "щенком".
- Пламенный привет! - кричал ему вслед Хлястик. - Пишите письма!
Мать ругалась, потом заплакала и, размазывая грязные потеки слез по лицу и пьяно вздрагивая, горбясь, пошла в дом. Соседки выглядывали из-за заборов, горестно качали головой.
Потом, когда мальчишки опять сидели на крыше, Хлястик говорил:
- Подался бы я отсюда давно, да сестренки жалко. Мала еще, куда с ней. Вот подрастет малость, и подадимся. А мамка совсем спилась. Она больная. Когда трезвая - плачет, и добрая. Она все понимает, а пьет, не удерживается.
Мальчишки молча слушали, у Данилки болело сердце оттого, что он ничем не может помочь Хлястику.
А однажды произошло вот что. Хлястик заявился на крышу и объявил:
- "Здравствуйте! Я - Чапаев!"
Он вытащил из-за пазухи растрепанную книжку без обложки.
- Про Чапая книженция. На станции нашел. Пассажир какой-нибудь потерял.
Книга была без начала и конца, обложка оторвана, страницы замусолены. Начиналась она со слов:
"Рано утром, часов в пять-шесть, кто-то твердо постучал Федору в дверь. Отворил - стоит незнакомый человек. - Здравствуйте! Я - Чапаев!"
Эту книгу пацаны читали, позабыв все на свете. Попеременке: один читает вслух, все слушают. Если у одного пересыхало в горле, его сменял другой. А когда уставали, когда наступал перерыв, на крыше раздавались звуки боя.
- Тра-та-та... Тра-та-та... Тра-та-та... - строчил пулемет. Очень ловко это получалось у Яшки-адъютанта. Он заикался, когда говорил, а "тра-та-та" без запинки высаживал, как настоящий пулемет.
- Бах-бах, бабах! - залпом били пушки. Это Данилка отвечал Яшке.
- Ура! Ура-а-а! Бей золотопогонников! - раздавался боевой клич Хлястика.
Пацаны волтузили друг друга, сопели, кричали:
- Падай, ты убит!
И никто не хотел быть колчаковцем - только чапаевцами. Хлястик распределил роли. Сам он - Чапаев, Данилка - Петька Исаев, другим пацанам тоже были розданы звания чапаевских сподвижников. Когда надоедало сражаться, пели любимую песню Чапая.
Ты, моряк, красивый сам собою,
Тебе от роду двадцать лет.
Полюби, моряк, меня душою
Что ты скажешь мне в ответ?
начинал Хлястик.
Мальчишки в ответ орали, силясь перекричать друг дружку:
По морям, по волнам,
Нынче здесь - завтра там!
Эх, по морям-морям-морям,
Нынче здесь, а завтра там!
Книга обрывалась словами:
"Они шаг за шагом отступали к обрыву... Не было почти никакой надежды - мало кто успевал спастись через бурный Урал. Но Чапаева решили спасти.
- Спускай его на воду! - крикнул Петька.
И все поняли, кого это "его" надо спускать. Четверо ближе стоящих, поддерживая окровавленную руку, сводили Чапаева тихо вниз по песчаному срыву".
Дальше листов не было. Мальчишки несколько раз перечитали заключительные строки и заспорили: живой остался Чапаев или нет.
- Ясно, живой! - твердо сказал Хлястик. - Какие еще вопросы.
- Он же в руку ра-раненный, и через реку плыть на-надо, - резонно усомнился Яшка-адъютант.
- Ну и чо? - грозно спросил Хлястик. - И с одной рукой можно переплыть.
Тогда Данилка сказал, что в учебнике по истории написано: народный герой погиб в гражданскую войну. Данилку поддержали пацаны, которые слышали об этом или от отца с матерью, или тоже вычитали в учебнике.
- Меня раздражают ваши пыльные головы! - закричал Хлястик, сорвавшись на фальцет. - Как может погибнуть такой человек!
Но, видя, что образованная часть орды не поддается его мнению, что ученье-свет приносит на сей раз нежелательные плоды, стал хлопать орду по головам книжкой, приговаривая:
- Я выбью из ваших бараньих голов дурацкие мысли! Чапай остался живой! Он сейчас помощник у Ворошилова и Буденного. Кто у них помощник, знаете?
Пацаны не знали.
- Ну вот! - торжествовал Хлястик. - Не знаете и сопите в две дырки. Не дав опомниться, сразил вопросом: - Помощник должен быть у Ворошилова и Буденного, раз они всей Красной Армией командуют? Должен или нет, я спрашиваю? У начальника станции и то есть помощник - в красной фуражке ходит, поезда отправляет. Видали?
Мальчишки видели помощника начальника станции, он действительно ходит в красной фуражке.
- То-то! - назидательно пробасил Хлястик.
- А чего тогда про него не пишут? - спросили мальчишки. - Про Ворошилова с Буденным пишут, и снимки есть на параде, а Чапая нету?
- А это про кого? - потряс книжкой Хлястик. - Про Машу-дурочку?
- В газетах и по радио? - наседали пацаны.
- Военная тайна, - нашелся Хлястик и значительно прищурил глаз. - Не про всех можно писать.
В один из дней на крыше появился запыхавшийся Яшка-адъютант и выпалил:
- Па-пацаны! "Ча-чапаева" привезли! Айда смо-смотреть!
Гурьбой повалили в кино. Всем страсть как хотелось увидеть своими глазами - жив остался Чапаев или нет.
Молчаливые вышли они после сеанса - погиб Чапаев, утонул в Урал-реке. Хлястик поддал пустую консервную банку и решительно заявил:
- Брехня все это! Выплыл он! Должен выплыть! - И предположил: Может, ленту не всю привезли или оборвали, сапожники?
Двинулись к будке киномеханика, чтобы удостовериться: всю ленту привезли или нет.
- Всю, - ответил хмурый механик, закрывая будку на замок. - А что это за комиссия голоштанная явилась?
Когда он уразумел, что именно надо ребятам, сказал:
- Вы что, чокнутые? Не знаете, что Чапаев погиб?
- Сам ты чокнутый! - в отчаянии заорал тонким фальцетом Хлястик. Разве могут такие люди погибать! Сапожник, пыльная голова!
- Но-но! - взревел киномеханик. - Я тебе покажу - "пыльная голова". А ну, катитесь отсюда, фулиганье, а то я вас!..
Мальчишки покатились.
- Ни шиша он не знает, фраер! Ему телятам хвосты крутить, а не кино показывать! - заявил Хлястик, зло погрозил кулаком в сторону клуба, отвесил оплеуху подвернувшемуся под руку Яшке-адъютанту и ушел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20