Люди ежились под выплесками неба и моря, и спешили по домам. Но Миша, подняв над головой капюшон своей куртки, все равно пришел к морю - покормить чаек. И птицы, как всегда, окружили его маленькую фигурку, сопротивляющуюся напору ветра, и старались не упустить ни одну из тех крошек, что бросал им мальчик, восхищая его своей проворностью. А Миша все вглядывался в стаю, ища чайку с полосатым хвостом, Чару, как назвал он её про себя. "Ну конечно, вот она!" - Чара, Чара! - позвал её Миша, протягивая на ладони небольшой кусочек хлеба,
и Чара снова слету, лишь на одну секунду приостановившись, схватила клювом с ладони приготовленное для неё угощенье и влилась в хоровод галдящих сородичей.
Миша был очень доволен и рад тому доверию, что оказала ему эта красивая птица. Он скатал размокший от дождя хлебный мякиш в маленький шарик и выставил ладонь под мелкую дробь хмурого неба, высматривая Чару. И она не замедлила появиться. Мальчик заметил, что она что-то держала в клюве, и приблизившись к Мишиной ладони, вдруг выронила на неё это "что-то", и, схватив хлебный шарик, взмахивая сильными крыльями, ушла на разворот. А Миша стал рассматривать подарок Чары. И что же? Он увидел в своем полураскрытом кулачке небольшой янтарный камешек, прозрачный, как капелька только что выкаченного из улья меда, обточенный волной с такой тщательностью, что ничего не портило его завершенной овальности. - Ой, Чара! - изумился Миша, смеясь тихим счастливым смехом и любуясь
неброской в свете пасмурного дня красотой теплого камешка. И хотя море часто в шторм выбрасывала на берег такие "янтарные брызги", - стоило только как следует поискать, - Миша не любил это занятие, ему больше нравилось смотреть вверх, в беспредельность неба и пространства, чем себе под ноги. Но этот камешек казался ему чем-то необыкновенным, ведь ему, человеку, этот камешек подарила птица в благодарность за то доброе, что человек делал для нее. И Миша был в восторге.
Весь остаток дня Миша находился под впечатлением удивительного события, вечером он попытался рассказать об этом маме, но мама почему-то не поверила. Занятая штопкой Мишиных носков, она сказала: - Ну, хорошо, хорошо, ты у меня мальчик с фантазией, и это прекрасно, - и как
всегда взъерошила ему волосы
А чудо необычного общения человека и птицы продолжалось. По-прежнему
заботясь обо всех, взятых Мишей под свое покровительство чайках, Чаре он приносил особое угощение: то корочку от пирога, то рассыпчатый кусок лапшевника, то краешек мятного пряника, и Чара, схватывая кусочки лакомств, вдруг исчезала на некоторое время, а потом приносила в клюве и роняла в ладонь мальчика красивые, обкатанные морем, янтаринки. Миша складывал их в коробку из-под маминых духов и хранил среди своих рисовальных принадлежностей. Он решил, что в этом году сделает маме на день рождения настоящий подарок: вместо традиционного рисунка он подарит ей янтарное ожерелье, которое сделает сам из пахнущих морем золотистых камешков. А пока эти прозрачные капельки солнца - его тайна. Он уже не пытался рассказывать маме о Чаре: пусть янтарное ожерелье будет сюрпризом для мамы.
Каждый день Мишин янтарный запас увеличивался на одну, а иногда и на две янтаринки, и Миша часто играл ими в отсутствии мамы, раскладывал их и так, и эдак, строя янтарные замки и домики.
Шло время, мелькая перевернутыми листками календаря и приближая Мишу к тому дню, когда ему предстояло переступить порог школы. Однажды, придя пораньше с работы, мама повела сына в универмаг, чтобы купить ему что-нибудь из обуви. Старые башмаки стали тесноватыми, ведь Миша рос. Они с трудом пробирались сквозь потоки покупателей, спешащих за покупками в самых различных направлениях. Миша с любопытством рассматривал товары, выставленные в витринах магазина, однако это не мешало ему послушно следовать за мамой, державшей его за руку. Но вдруг на очередном повороте он увидел такое, что заставило сильнее забиться его сердечко. Он разом остановился, застопорив движение мамы: рядом на металлической блестящей подставке плыла в одиночном
Полете чайка, выполненная из зеленоватого стекла, сгущающего свой цвет на ребристых выступах крыльев, а так же на голове и спинке красивого тела. Она была так похожа на Чару, что мальчик не мог оторвать взгляда от её гордой осанки. Даже перышки на хвосте чередовались у нее, переходя от светлого к темному, совсем, как у Чары. И мальчику так захотелось иметь этот застывший образ его любимицы, что не в силах противиться наплывавшему из глубины души желанию, он громко закричал: - Мама, купи мне эту чайку! Купи, мама!
Мама, проследив за восторженным взглядом сына, сказала: - Ты что, Миша?! Ты знаешь, сколько она стоит?! Сорок рублей. - Ну и что! - опять закричал Миша, - Купи! - и вся неистовость желания
отразилась в расширившихся зрачках его глаз. - Да у нас и денег столько нет. Глупости какие! Это - не игрушка, это кубок
приз для победителей в плавании. Не придумывай, он тебе совсем не нужен, ты
каждый день общаешься с живыми чайками.
И уверенным движением руки она повернула сына по направлению к галантерейному прилавку, за которым начинался отдел детской обуви. И Миша, оглядываясь и спотыкаясь, побрел вслед за мамой, восстанавливая нарушившееся было движение людского потока.
Мама выбрала Мише туфли из темнокоричневой кожи. Надев их на Мишины ноги, она потыкала в носки туфлей двумя пальцами, заставила Мишу пройтись по резиновому коврику, после чего покупка была сделана. Перевязанную бечевкой коробку, Миша крепко зажал в левой руке, опять протянув маме правую, и они ещё раз прошествовали мимо того прилавка, за которым дразнило Мишино воображение выразительно прекрасное объемное изображение чайки, в котором движение и дыхание жизни спорили с вынужденной неподвижностью парения птицы относительно деревянной полки.
Вечером Миша долго не мог заснуть: он представлял, как желанная "игрушка"
стоит на его детском столике и он гладит рукой ребристую поверхность крылышек
чайки, так похожей на Чару. Наконец он заснул. Но и во сне ему снилась не живая Чара, как не раз бывало раньше, а её зеленоватая тень на фоне низкого коричневого неба, напоминающего полированную поверхность магазинного прилавка.
Утром в голове Миши созрел целый план, как приобрести этот манящий прообраз Чары. Он решил сделать из янтарных камешков ожерелье, продать его какой-либо курортнице, а Чара со временем натаскает ему уйму ещё таких же янтаринок, и он успеет к дню рождения мамы сделать новое ожерелье. Он не пошел к морю, а не мешкая, принялся за дело. Тонким шилом, раскаляя его на пламени газовой плиты, он протыкал янтарные камешки посередине и нанизывал на толстую крученую шелковую нить, которую нашел в шкатулке мамы. Миша трудился долго. Он несколько раз перенанизовал янтаринки и сделал так, что самые крупные из них расположились посередине нити, а по краям - помельче, постепенно сходя на совсем маленькие. Ожерелье получилось длинное, его можно было свободно два раза обернуть вокруг шеи, и оно, как убедился Миша, могло лежать на груди двумя красивыми волнами: одна - подлиннее, к крупными камешками, другая - покороче и с более мелкими. Полюбовавшись работой своих рук, Миша завернул изделие в плотную бумагу и отправился в ту часть пляжа, где отдыхали курортники. Он долго приглядывался к каждой женщине, выходящей из моря, детским умом определяя, какая из них могла бы оценить такое великолепие.
Наконец выбрал женщину средних лет с симпатичным лицом и ладной фигурой, которая стояла у маленького коврика, расстеленного на песке, и вытирала тело розовым полотенцем после купания. Он подождал, когда она села на свой коврик, и подошел поближе.
- Тетя, - сказал он, разворачивая бумагу и вытаскивая ожерелье, переливающееся на солнце всеми оттенками желтого и коричневого, - вы не хотите купить у меня вот это янтарное ожерелье? - Боже, какая красота, сказала тетя, - и сколько ты за него хочешь получить? - Сорок рублей, сказал Миша, он хорошо помнил цену зеленой птицы. - Это, конечно, большие деньги, но оно того стоит, - сказала тетя, - а откуда оно
у тебя? - Я сам его сделал, - ответил Миша и добавил, несколько смущаясь: - насобирал
после шторма, а потом нанизал на нитку. - И где же ты собирал, и долго ли? - спросила тетя. - Долго, очень долго, и далеко отсюда, - Миша неопределенно махнул рукой.
Он понял, что тетя подумала, что она сама могла бы насобирать такое же
количество камешков, а не покупать ожерелье у Миши, поэтому он сказал, таинственно понизив голос:
- Это место надо знать... - Вот как! - воскликнула тетя, - ну ладно, так и быть, я его у тебя куплю.
Она вытащила из-под вороха одежды, лежащей на коврике, небольшую черную сумочку, открыла её, и, вынув из неё кошелек, отсчитала четыре десятирублевых бумажки. Немного подумав, она протянула их Мише.
"Все, будет у меня Чара!" - обрадовался Миша и положил на ладонь тети свое струящееся ожерелье, которое сразу же стало сползать с тетиной руки, и она, подхватив её другой, тут же обернула им свою загорелую шею: - Ну, как, идет мне? - Вам все пойдет, - сказал Миша несмело, - спасибо, что купили. Ах, ты маленький льстец! - сказала тетя и опять полезла в сумочку.
"Наверное, за зеркальцем", - подумал Миша. Но его мысли уже переключились на дальнейшие действия, и вежливо произнеся: "До свиданья", он поспешил с пляжа. Любовно разгладив четыре десятирублевых купюры, он сложил их пополам и положил в верхний кармашек своей клетчатой рубашки. Теперь его путь лежал к универмагу. Дорогу к нему он хорошо помнил и уже через полчаса входил в заветную дверь. Покупателей в универмаге было не меньше, чем когда они приходили сюда с мамой, потому что в соседних курортных местечках не было такого большого универмага, и люди съезжались за покупками в их городок чуть ли не со всего ближнего побережья, как справа, так и слева.
Войдя в магазин, Миша уверенно направился к нужному ему отделу, но видно где-то не там свернул и заплутался в лабиринте многочисленных магазинных переходов. "Ничего, - подумал Миша, - я все равно выйду к тому отделу, даже если буду идти наугад, я сразу увижу мою красавицу Чару". И он, глазея по сторонам, упорно пробирался в почти спрессованном потоке покупателей. Его все время толкали, то с одной стороны, то с другой, даже один раз наступили на ногу, но Миша не обращал на это внимания. Наконец он увидел свою плывущую над прилавком Чару, и стал пробираться к ней. Возле отдела стояла большая очередь, продавали хлопчатобумажные трико, которые были в дефиците, И Мише пришлось встать в очередь. Он промаялся в ней целых полчаса, пока подошла его очередь.
- А мне вон ту чайку, чек тоже надо выписывать? - спросил он. - Да, конечно, - продавщица равнодушно чиркнула по бумажке и сунула ее
Мише.
Пока Миша стоял в очереди, он уже узнал, где находится касса спортивного
отдела, и уверенно пошел в том направлении. У кассы тоже стояли покупатели. У Миши уже не хватало никакого терпения на эту очередь, но он её честно отстоял, и, привстав на цыпочки, положил на тарелочку, стоявшую перед кассовым аппаратом, свой чек: - Сорок рублей, - сказал он женщине, сидящей за кассой, и полез рукой в свой
кармашек, но ... о, ужас, кармашек был пуст.
Миша оторопел от неожиданности. Он шарил, и шарил рукой по пустому кармашку, понимая всю бесполезность своего действия. Потом посмотрел себе под ноги, как будто только там они и могли очутиться, и стал проваливаться сознанием в какую-то нескончаемую яму. - Ну что же? Давайте деньги, поторопила кассирша. - Они... они пропали - еле слышно проговорил Миша и заплакал. - Посылают же таких маленьких за покупками, - осуждающе сказала женщина,
стоявшая за ним.
- Никто меня не посылал, - горько плача, сказал Миша, несколько отходя от кассы, чтобы не задерживать очередь.
- Украли их у тебя, милок, - сказала какая-то бабушка, - разве можно так близко класть деньги, один соблазн ворам, их надо подальше прятать. А может, потерял, только теперь уже не найдешь, вишь, сколько народу, бесполезное дело. Да ты уж не убивайся так-то! То ли ещё будет в твоей жизни. Что купить то хотел? - Ча-й-ку, - заикаясь от плача, произнес Миша. - Чайку? - переспросила бабушка, - эка беда, да вон их сколько живых летает
над морем. Теперь плач - не плач, слезами горю не поможешь.
Миша ещё раз поелозил рукой по кармашку и медленно, со сморщенным от плача лицом, стараясь сдержаться, направился к выходу из магазина.
По дороге домой он ругал себя всякими словами, где самое почетное место занимали слова "дурак и балда". "Мне их нужно было в руке держать, думал Миша, - зачем я их туда положил. Все теперь! Лучше бы я подарил это ожерелье маме."
Дорогой он немного успокоился, но придя домой, он упал ничком в свою кровать и дал волю всем слезам, что просились из глаз наружу. Потом перед приходом мамы он долго плескал в лицо холодную воду, что бы она ничего не заметила. Но маме было не до него, она сразу занялась хозяйственными делами.
А в ночь погода испортилась, на море поднялся такой шторм, что Миша, просыпаясь, слышал, как что-то грохотало на берегу. Оказалось, на пляже были снесены все раздевалки.
Мама, уходя на работу, наказала Мише, что бы он ни в коем случае не ходил к морю. Миша пообещал, ему самому было страшно выходить из дома. Море бушевало весь день, ветер неистовал, дождь бросал в Мишины окна пригоршни воды, и только к вечеру все немного успокоилось.
На следующий день, немного отойдя от пережитого шока, Миша отправился опять кормить чаек. На море был полный штиль, и даже выглянуло солнышко.
Чайки, как всегда, встретили Мишу радостно. Подбрасывая вверх кусочки хлеба, Миша глазами искал Чару, с некоторых пор он легко узнавал её, но чайки с полосатым хвостом не было видно. Миша все всматривался, и всматривался в мельтешащую стаю, надеясь, что Чара скоро прилетит, но она так и не появилась.
Скормив хлеб, мальчик ещё долго стоял на берегу, потом неспешно побрел вдоль побережья, то и дело останавливаясь и поднимая взгляд в небо, он все ещё надеялся увидеть свою любимицу.
1 2 3 4 5 6