Ира и Надя, так звали медичек, упоенно продолжали извиваться в замысловатом танце, теперь уже под музыку Криса Нормана. Мы сдвинули фужеры и выпили кристально чистой, как слеза молящего о пощаде душмана, водочки.
— Саша, — хрумкая яблоком, поинтересовался Вячик, — а мы с тобой раньше нигде не встречались?
— Нет вроде бы, — внимательно разглядывая Вячика, задумался Сашка. — Хотя личность твоя мне тоже кого-то напоминает.
— Ты боксом не занимался? Лет десять назад?
— Да-а, в «Буревестнике», до училища еще, — моргнул Сашка единственным глазом.
— Первенство Москвы 71-го года, категория до семидесяти шести, полуфинал, — Вячик расплылся в улыбке, — я тебя уделал во втором раунде.
— Точно! — заорал Сашка, — за это мне КМСа не дали. Ты за «Динамо» выступал. Ордовитин! — вспомнил он фамилию Вячика.
Пришлось срочно выпить за былое спортивное братство. Потом, за Верку, которая уютно устроилась между бывшим мужем и мной, давая понять, что мы оба ей очень дороги. Потом выпили за погибших Сашкиных друзей, прервав на минуту половецкие пляски медсестричек, потом пили под рассказы о мирных буднях ограниченного контингента, от которых волосы становились дыбом. Потом кончилась водка, но желание напиться до зеленых соплей, наоборот, усилилось.
Догоняться шампанским Сашка отказался и потянул меня на поиски чего-то более убийственного. На промысел пришлось идти пешком. Вячик наотрез отказался давать ключи от «Волги» и правильно сделал. Неизвестно еще, куда бы нас тогда занесла нелегкая.
Неподалеку была стоянка такси. На часах начало третьего ночи, поэтому маячила надежда, что барыги-таксисты не все еще запасы спиртного распродали. Машин на стоянке не наблюдалось и нам пришлось минут пятнадцать размахивать руками в безуспешных попытках остановить хоть какую-нибудь колымагу. Наконец повезло, на стоянку лихо вырулил «Зил»-цистерна, выбрасывая шипящие остатки воды из своих поливальных устройств.
— Куда вам, мужики, — высунулась в опущенное окошко борода водителя.
— За водкой, — мы подошли к кабине. — Где она тут водится?
— А вы не шпионы? — подозрительно оглядел нас с ног до головы бородатый.
Мы поспешили заверить, что нет, не шпионы, а просто разведка в свободном поиске.
— Червонец пузырек, сколько вам?
— Пару давай, — я выудил из кармана две десятки, но Сашка успел меня опередить и уже сунул бородатому четвертной.
Откуда-то из-за поливалки вдруг выперлась четверка пролетарского вида парней. Они притормозили чуть поодаль, с интересом наблюдая, как Сашка принимает из кабины завернутые в газеты бутылки. Мы отошли уже метров на пять, когда послышался голос водителя.
— Все ребята, только что последние отдал. Себе не осталось.
Зиловский движок взревел, оставляя ребят ни с чем.
— Не повезло мужикам, — посочувствовал коллегам Сашка, прижимая к груди бутылки.
— Зато нам повезло, — засмеялся я, но резкий свист сзади тут же заставил меня в нашей везучести усомниться.
— Не оборачивайся, — ускорил Сашка шаг, чуть прихрамывая, — вообще-то нам сейчас следует рвануть по-борзовски метров на сто, да нога, будь она проклята.
Смешанный с польской водкой «Абсолют» и кастет в кармане воодушевляли меня на подвиги. Удивил только Сашкин пацифизм: уж ему-то не к лицу делать ноги в такой заурядной ситуации.
Между тем четверка уже агрессивно дышала нам в спины.
— Тормозите, мужики, — хрипло раздалось едва ли не над ухом. — Дело есть.
Мы остановились и развернулись.
— Закурить нету? — стандартное начало выглядело многообещающим.
— Пожалуйста, ребята, — Сашка выпростал из кармана пачку «Винстона», перехватив обе бутылки в одну руку.
— Кучеряво живете, — пачка обошла всех четверых, но к Сашке больше не вернулась.
Курносый здоровяк, примерно его ровесник, демонстративно воткнул сигареты в свой нагрудный карман.
— Ну, мы пойдем, — смиренным голосом монаха-отшельника продолжал удивлял» меня герой-интернационалист.
Я, кажется, начал понимать, почему от него ушла Верка. Она уважала мужиков, а не папиных детей.
— Водочку-то пришлите, — здоровяк, канавший за пахана этих махновцев, уверовал в полную безнаказанность.
— С какой стати? — словно проснулся Сашка, недоуменно распахивая здоровый глаз.
Как будто поведение этих лохмачей предугадать было невозможно? Я потянулся за кастетом, но Сашка вдруг сунул мне бутылки:
— Подержи-ка.
Поспешно зажав в кулаках горловины поллитровок, я примерился, с кого начать, а бугай уже тянул к Сашкиному вороту широченную лапу:
— Давай водку, Кутузов.
Дальше получилось совсем непонятно. Сашка неуловимым движением перехватил его кисть, что-то захрустело и здоровяк бесшумно осел на асфальт. Трое его друзей в недоумении застыли, как парализованные. Сашка присел, оттянул пальцем веко вмиг побелевшего любителя чужой водки и констатировал:
— Шок. Вы, ребята, звоните в «скорую», сами не откачаете. Сильно не горюйте, сам ведь напросился.
Он легонько подтолкнул меня в спину и мы направились к Веркиному дому. Деревянно вышагивая рядом, я никак не мог оправиться от потрясения.
— Что ты с ним сделал?
Мое недоумение породило на Сашкином лице какую-то жесткую улыбку.
— Славянские клещи. Если не обратится к хорошему костоправу, кисти у него, считай, нет. Было бы сердце послабее, он бы на месте скончался, но я смотрел, жить будет.
— А сигареты зачем отдал? И придуривался, как додолман?
— Понимаешь, — Сашка положил мне на плечо руку, — я ведь драться-то уже не умею. Это меня на ринге учили кулаками махать да перед девочками красоваться. Потом заставили все это забыть. Драки — удел безголовых пацанят, но не уважающих себя мужиков. Я теперь умею только убивать, в интересах дела, конечно. А за бутылку разве можно человека жизни лишать? Кабы нога не болела, рванули бы мы по кустам и вся недолга.
— Я бы все-таки остался, — возразил я Сашке. — Неприятно, когда тебя трусом считают.
— Трусость, это когда четверо пытаются навязать свое двоим. Запомни, ни один человек не нападает на другого, если не уверен в собственном превосходстве. Нормальный человек, разумеется. Бывают отклонения от нормы, состояние аффекта, стрессы и все такое. Но основной инстинкт — это инстинкт самосохранения, поэтому не надо боятся агрессора, он боится еще больше, чем ты. И убежать в подобной ситуации не трусость, а самый разумный выход. Особенно для меня. Очень не люблю, когда в рыло заезжают, аллергия еще с боксерских времен. А то, что девять лет в меня инструкторы вбивали, слишком опасное оружие. Мне теперь, чтобы пропуск в рай получить, надо еще сто лет жить и все сто лет из церкви не вылезать. На коленях грехи замаливать. Нет, — Сашкино лицо превратилось в стальную маску, — с кого-то за Афган еще ой как спросится. Ладно, когда я, специально обученный, из вертушки под пули выпрыгиваю, сам ведь профессию выбирал. Пацанов жалко. Лезут, дураки, напролом, а чему их в учебке за полгода научат. Уклониться толком не могут, романтики хреновы. Дай-ка сигарету, — неожиданно прервал он монолог, прикурил и молчал уже до самой Веркиной двери.
Музыка в квартире гремела по-прежнему, но отсутствие топлива сказывалось. Поэтому наше возвращение, а главное добытый с боем литр, были встречены Дружным ура.
От Сашкиной серьезности не осталось и следа, он тотчас ухватил за талию стройненькую медсестру Ирочку, усадил к себе на колени и воодушевленно принялся ей что-то нашептывать. Вторая медсестра, Надя, за время нашего похода успела найти общий язык с Вячиком, который тихо млел, прижавшись щекой к ее великолепному бюсту. Пора было готовиться к ночлегу, чем мы с Веркой и занялись.
Сашке с Ирой досталась тахта, Вячику пришлось довольствоваться раскладушкой на кухне, хотя Надя горячо пыталась оспорить подобную дележку.
— Ну чего спорить, — урезонила ее Верка, — все равно ведь ночью поменяетесь, знаю я вас, медперсонал.
Мы выпили все вместе за всепобеждающую силу любви и расползлись по норам.
— И зачем ты только с Сашкой разошлась? Не жилось вам вместе, — с наслаждением затягиваясь сигаретой после получаса безумной страсти зачем-то попенял я Верке.
— Непутевый он потому что — ответила путевая девушка Вера и, уткнувшись носом в мое плечо, мгновенно уснула.
Проснулся я около одиннадцати и с, огромным трудом. Верка раскинулась в сладком сне, никак не отреагировав на мое пробуждение. Осторожно убрав ее золотистую макушку со своей затекшей руки, я выбрался из постели, натянул джинсы и побрел опохмеляться.
Как Верка и предсказывала, на тахте рядом с Сашкой сопела Надя, изгнавшая подругу с шикарного ложа на раскладушку к Вячику. Я нашарил под столом нераспечатанную бутылку шампанского, пододвинул фужеры и, резко сорвав проволоку, бабахнул в потолок. Сашкина реакция полностью подтверждала эффективность спецназовской выучки. Не открывая единственного глаза, он мгновенно сгруппировался и, отлетев на добрых полтора метра от тахты, замер в боевой стойке.
— Врача вызывали, — заржал я, радуясь его идиотскому виду, — похметолога?
— Придурок, — Сашка встряхнул головой и тоже рассмеялся, — для тебя это могло очень нездорово кончиться. Больше так не делай, — протянул он руку и отхлебнул полфужера шампанского.
На шум из кухни притянулся заспаный, но очень довольный Вячик и мы занялись винотерапией.
* * *
Часом позже Вячик, Верка и я поджидали во дворе Боткинской больницы Викентия Павловича, который должен был проинформировать нас о Володином состоянии. Сашка спровадил медсестер и отправился по своим многочисленным делам, настояв, чтобы вечером мы обязательно ему позвонили.
Запущенный больничный двор был немноголюден. В углу разгружалась хлебовозка, иногда пробегали с деловым видом санитарки с помойными ведрами да гремели костями в полуразрушенной беседке четверо пациентов в синих больничных пижамах.
Совсем молоденькая лаборантка, рыженькая и веснушчатая, с трудом волокла огромную бутыль с дистиллированной водой, осторожно огибая разбросанные там и сям кучи строительного мусора.
— Спирт?! — рявкнул ей прямо в ухо кто-то из доминошников, едва она поравнялась с беседкой.
— Ой, — жалобно пискнула девчушка, выронив с перепугу бутыль.
Емкость ляпнулась о некстати подвернувшийся кирпич и чудом не разбилась. Беседка так и зашлась от хохота.
— Что вы ржете, жеребцы, — раздался с крыльца инфекционного корпуса знакомый голос. — Помогите лучше ребенку воду донести.
Невзрачный Веркин обожатель, оказывается, был моралистом, но сам перетаскивать тяжести почему-то своим подчиненным не помогал.
— Очнулся ваш приятель, — придав лицу торжественное выражение изрек лысый доктор, пожимая руки мне с Вячиком.
Верку он, сволочь, клюнул губами в висок.
— Можно с ним поговорить? — оттер я лысого от Верки.
— Он еще очень слаб, но пять минут я вам разрешаю.
— Вера, дуй в магазин, купи там чего-нибудь вкусного. Фруктов, соков, не мне тебя учить, — подал Вячик ей свой бумажник.
Верка понеслась на Беговую, а нас обрядили в застиранные халаты и проводили в Володин бокс.
Вид шефа меня не обрадовал. Краше в гроб кладут. Зато Володя, завидев нас, растянул посиневшие губы в улыбке. Вячик потрепал его дружески по щеке и искательно обратился к Викентию Павловичу:
— Можно нам наедине поговорить?
Тот саркастически хмыкнул, но удалился.
— Вовчик, ты говорить можешь? Что с тобой произошло, помнишь? — Вячик присел на стул и взял Володю за руку.
— Урывками, — поморщился от боли Володя, пытаясь сесть.
— Лежи, не дергайся. Расскажи, что в банях Краснопресненских произошло.
— В банях? Ах да, мы же из пивной купаться поехали. Дракон предложил, ну я и клюнул. Думал, подопьет, разговорится, тут я его и прихвачу. — Володя говорил очень медленно, с трудом выталкивая каждое слово.
— А дальше что?
— Бани почему-то не работали. Мы прошли через служебный вход. Я по коридору впереди шел, он меня сзади и вырубил. Очнулся в люксе, на полу. Там, кроме Дракона, были еще двое. Один здоровый такой. Каюк, кажется. А второй то ли армянин, то ли грузин, кавказец, одним словом. Ногами били, резиновой дубинкой. Дракон кричал, что в ванной утопит, если не расскажу, что я о нем знаю.
— Что именно его интересовало? — К Вячику окончательно вернулась ментовская манера задавать вопросы отрывисто-резким тоном.
— Я в пивной намекнул, что видел, как он ночью у могилы Федоровой крутился. Кажется, только это, больше он ни о чем не спрашивал. Да, спрашивал, говорил ли я тебе что-нибудь об этом, — кивнул Володя в мою сторону, — но я сказал, что ты вообще не при делах. А про то, что гебешники попросили выяснить, кто мог пулю извлечь, я Дракону рассказал, скрывать смысла не было. Они бы меня убили.
— Они бы тебя в любом случае убили, кабы не мы, — успокоил его Вячик. — В общем так, болей спокойно, здесь тебя никто не найдет, а мы все устроим, как требуется. За Алену и детей не переживай, там все нормально. Сейчас Вера тебе витаминов приволокет, а мы навестим, как освободимся.
Дверь тихо скрипнула и на пороге возник Викентии — Уже уходим, — успокоили мы лысого доктора и стали прощаться.
Не успели дойти до машины, как в воротах показалась Верка, груженая кульками, банками и свертками, как гималайский верблюд. Но, будучи советской женщиной, она перемещала на себе неподъемный груз с элегантной легкостью и очарованием. Во Франции и Америке такого вовек не увидишь. Вячик начал заводить машину, а я помог Верке отнести все, что она накупила, к Володе. Наказав ждать нас на Вишневского и не поддаваться на провокации лысого доктора, мы вновь приступили к охоте на Дракона.
* * *
Возле мини-кафе на улице Красина Вячик остановил «Волгу».
— Пойду позвоню Валерке. И еще кой-куда. Ты давай, организуй пока бульончика с пирожками, на шампанском далеко не уедем.
Я только успел отвоевать столик в углу и загрузить его сомнительно пахнувшими чебурекам, как Вячик вернулся. Судя по резко отодвинутому стулу, известия от Валеры хорошего содержали мало.
— Малыш, нас ищут огаревские ребята.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17