– На Би-би-си этот номер не прошел бы. А статьи «Бастиона» всегда наполовину высосаны из пальца. Хотя они очень заботятся о достоверности информации в колонках новостей. Совсем другое дело, если бы ты писала серьезный обзор о морали и нравственности в современном обществе для женской странички «Гардиан». А «Бастион» вообще читают не ради статей. Если в газету и заглянет иной раз какая-нибудь феминистка, то лишь для того, чтобы тут же закрыть номер и осыпать проклятиями Бена Фронвелла. И вообще, почему бы тебе не последовать совету редактора, который звонил. Действительно, расспроси кого-нибудь из мужчин. Может, услышишь что-нибудь интересненькое.
– Но кого я могу расспросить? Если бы я была сейчас в Филадельфии, тогда другое дело. Уж там я нашла бы, с кем поговорить. – Дейзи на секунду замялась: на самом деле, она не смогла бы с уверенностью сказать, кто из ее знакомых способен посещать местные бордели. Хотя Карл, можно не сомневаться, наверняка знает кого-нибудь из таких людей.
– Я ведь никого не знаю в Лондоне, – добавила Дейзи.
– Тогда, думаю, тебе надо расспросить папу. Только выбери момент, когда мамы не будет поблизости.
Во вторник утром Дейзи отправилась в «Бастион», чтобы вручить написанную ею статью.
В вагоне метро было полно народу.
Почти ровно в девять Дейзи передала конверт с рукописью охраннику, сидевшему за конторкой. Сегодня дежурил другой молодой человек, не тот, с которым Дейзи разговаривала на прошлой неделе. Он сообщил, что раньше десяти никто из сотрудников не появляется в редакции.
– Но редактор точно получит эту статью? Я обещала, что утром она будет лежать на его столе.
– Я прослежу, чтобы ее передали секретарю в первую очередь, – пообещал охранник.
Выйдя на улицу, Дейзи подняла воротник пальто. По небу плыли низкие серые облака, прохожие жались к стенам здания, напрасно надеясь спрятаться от пронизывающего насквозь зимнего ветра. Когда Дейзи свернула на Людгейт-серкус, у нее даже перехватило дыхание от порыва ветра.
Что ж, по крайней мере Дейзи написала статью вовремя. Теперь надо возвращаться на Кадоган-сквер и ждать. Очень может быть, что статья не понравится. Дейзи сочинила весьма незатейливую историю о девушке из среднего класса, которая уверена, что лучший способ преуспеть в жизни – это танцевать на сцене Реймонд-авеню, самого популярного эротического шоу Лондона. (Хозяева Дейзи сводили ее в Реймонд, так что теперь она знала не понаслышке то, о чем писала.) Итак, юная леди, облачившись в синие страусовые перья, танцевала на сцене. Однажды вечером ей передали записку от весьма респектабельного джентльмена, который предлагал девушке пообедать с ним в ресторане «Каприз», несмотря на то, что это было против правил ночного кабаре. Девушка согласилась. Посредине обеда она вдруг обнаружила руку джентльмена у себя на колене. Ей сделалось настолько противно при виде его наманикюренных ногтей, скользящих все выше по бедру, что юная особа разразилась вспышкой гнева. Мужчина немедленно убрал руку, решив, что девушка, должно быть, нездорова. В это время к столу подошел еще один джентльмен, товарищ первого по Гаррик-клубу. Спутник танцовщицы представил ее как свою племянницу. Девушка чувствует себя оскорбленной, немедленно прозревает, понимает, что эротическое шоу не для нее, и решает постричься в монахини.
Когда в среду утром на Кадоган-сквер зазвонил телефон, Дейзи сама взяла трубку.
– Это Джеймс Аллен из «Бастиона». Ваша статья понравилась. Мы напечатаем ее в это воскресенье. А вам решено предложить контракт на полгода начиная со второй недели февраля. Таким образом мы обойдем профсоюзы, а потом контракт всегда можно продлить, если это устроит обе стороны. Сто двадцать долларов в неделю. – Дейзи отметила про себя, что «дефект речи» редактора отдела статей как будто испарился. Правда, голос был каким-то немного скрипучим.
– Но вы же обещали мне сто пятьдесят только за одну статью.
– Так ведь это разовый заказ. А по контракту вам гарантирована постоянная работа в газете.
– Но я не смогу прожить на сто двадцать долларов, если брошу внештатную работу для американских изданий, – сказала Дейзи. Не важно, что она не имеет опыта. Все равно не надо давать им понять, как сильно ей хочется попасть на это место.
– Очень жаль, но оклад у нас именно такой.
– Ну что ж, мне бы очень хотелось писать для «Бастиона», но, если я не смогу работать на другие издания, мне не удастся прожить на сто двадцать долларов.
– Дайте мне время подумать. Возможно, я смогу все как-нибудь устроить.
До следующего звонка Джеймса Аллена прошли сутки. И это были не самые веселые сутки в жизни Дейзи Брюстер.
– Могу предложить вам сто сорок долларов, – сказал Аллен. – Но это предел.
– Что ж, я согласна, – ответила Дейзи. Слава Богу, он ничего не спросил о мифических газетных вырезках, которые якобы должны были прислать из Филадельфии.
– Вам нужно зайти в начале следующей недели обсудить детали.
– Хорошо.
Положив трубку, Дейзи изобразила на персидском ковре танец американских индейцев на тропе войны.
Затем она пошла к себе в комнату и там, сев у окна, в котором виднелись кроны платанов, растущих на Кадоган-сквер, написала письмо родителям. Она надеялась, что очень скоро сможет обходиться без их ежемесячного чека.
Запечатав письмо, Дейзи обзвонила несколько агентов по продаже и найму недвижимости. Ее интересовали однокомнатные квартиры с кухней и ванной.
Хозяева дома ужинали в тот вечер в городе, так что Дейзи поела одна на кухне, затем прошла в спальню и стала готовиться ко сну. Она взбила подушки и зажгла лампу на тумбочке рядом с кроватью. И почему это англичане пользуются такими тусклыми лампочками? Дейзи достала из ящика тумбочки линованный блокнот и ручку.
«Дорогой Карл!
Они напечатают в это воскресенье мою статью. И теперь у меня есть работа – в отделе статей «Бастиона». Приступаю через две недели. Уже составила список квартир, которые начну завтра осматривать.
Я все думаю о твоем последнем письме. Мне нравится смотреть на него, трогать, даже нюхать. Не говоря о том, что я перечитывала его раз сто. Меня очень удивила одна фраза в середине письма. Ты что, действительно считаешь, что я решила «разделить нас океаном и целый год барахтаться в нем самой» под влиянием родителей?
Что ж, я не психоаналитик и не могу с тобой спорить. Но думаю, причина именно в том, о чем я тебе говорила. Ты все время говоришь, что гордишься мною. И все-таки твое присутствие очень на меня давит. Я начинаю казаться себе такой маленькой и ничтожной. А вот если мне удастся пожить какое-то время, полагаясь только на собственные силы, я смогу после этого быть с тобой и не думать постоянно о том, что растворяюсь в твоей личности и перестаю что-то из себя представлять.
Не то чтобы я чувствовала особенную уверенность в собственных силах. Я скучаю по тебе даже больше, чем думала, когда на прощание поливала слезами твою подушку. А ведь прошел всего месяц.
На Кадоган-сквер все очень ко мне добры. Но все же мне и в голову не придет говорить с ними о своих чувствах. В прошлую пятницу они устроили вечеринку специально для меня. И все-таки бедняжка Дейзи чувствует себя здесь такой одинокой! «Я так одинок, что могу умереть». Никогда раньше не понимала, что они хотели сказать в этой песне. Потом я два раза ужинала с молодыми людьми, с которыми познакомилась на этой вечеринке. Но оба они показались мне по сравнению с тобой такими неинтересными, какими-то мелкими, неполноценными. Я ничего не хочу сказать об их душевных качествах, с которыми не имела времени и желания познакомиться. Но дело в том, что они трещали весь вечер без умолку и так высокомерно отзывались о наших общих знакомых. А я, убей, не могу понять, какие у них, собственно, основания для такого высокого мнения о самих себе. Думаю, именно таких молодых людей англичане называют «кто-то там из Сити».
Пришлось здорово постараться, чтобы найти эту мою работу у «Вулворта» (признаюсь, эта идея действительно была ребячеством). И все же с тех пор, как я писала тебе в последний раз, я дважды успела сходить в Британский музей. Больше всего мне нравятся там «Ассирийские кони». Это скульптура высотой футов двадцать. Кони выглядят очень изящно и… сексуально. Я уже не раз замечала, что, когда мне нравится какое-нибудь художественное произведение, я чувствую одновременно чисто физическое возбуждение. Ты никогда не задумывался о том, что абсолютно все наши чувства связаны между собой? Вот, например, когда я смотрела на этих коней, что-то во мне вдруг как будто щелкнуло, и я тут же подумала о тебе, захотела тебя.
И даже сейчас, когда я пишу тебе об этом, все повторяется снова. Одна маленькая просьба – человек, с которым мне было всегда так хорошо, который научил меня испытывать наивысшее наслаждение, находится по другую сторону океана. Конечно, можно высунуться из окна и крикнуть любому проходящему мимо парню: «Эй! Мне очень одиноко». Но не думаю, что это поможет. Ведь я хочу, чтобы именно ты держал меня в своих объятиях.
Спокойной ночи, Карл Майер. Я люблю тебя больше всего на свете.
Дейзи».
4
Через две недели, во вторник утром, Дейзи Брюстер постучала в дверь с табличкой «Редактор отдела статей».
Джеймс Аллен тепло приветствовал девушку.
– Мы уже приготовили для вас стол. Думаю, вы здесь быстро со всеми перезнакомитесь. Они и расскажут, как мы тут живем. Сидим мы не по отделам – рядом с вами такие же журналисты, несколько авторов колонок, в общем, просто те, кому достались столы именно в этом месте. А теперь пойдемте – я представлю вас ближайшим соседям.
Зал, в который они вошли, показался Дейзи огромным. Действительно, он занимал практически весь верхний этаж здания, и тут работали шестьдесят мужчин и женщин – три четверти всех сотрудников «Бастиона». Остальные сидели в собственных крошечных кабинетиках со стеклянными стенами, которые располагались по периметру зала. Вдоль окон стояли серые шкафчики с картотекой, которые закрывали вид на противоположную сторону Флит-стрит, где располагались конкурирующие издания. В комнате царила сугубо деловая атмосфера и было душновато.
Джеймс Аллен остановился возле свободного стола, который стоял встык с точно таким столом. За соседним столом печатал на машинке мужчина с огненно-рыжими волосами, агрессивно торчащими во все стороны. Он поднял глаза.
– Джайлз Александер, – представил его Аллен. – Джайлз, это – Дейзи Брюстер. Ты читал ее статью о том, почему ей не хочется быть проституткой. Теперь она будет работать в моем отделе. Увидимся позже, Дейзи. Заходите, если будут вопросы.
У Джайлза Александера было узкое, как у голодного волка, лицо. Он дружелюбно улыбнулся Дейзи и протянул ладонь для рукопожатия. Волосы Джайлза были цвета моркови.
– Я самая большая проститутка, которую вы встретите в этом борделе.
– Почему вы так говорите? – спросила Дейзи.
– Потому что я презираю все, что олицетворяет собой «Бастион». Все, что пишут в этой газете, – опасная чушь. Британия, видите ли, вновь сможет править морями, надо лишь скинуть правительство лейбористов и очистить родимую партию тори от мягкотелых аристократов.
– Это вы и пишете?
– Определенно, вы не очень внимательно изучили «Бастион». Впрочем, я вас понимаю и не упрекаю. Я – автор так называемой «независимой» колонки. Одна из прихотей Бенджамена Фронвелла – держать в штате парочку ручных левых, чтобы делать вид, что его газета еще не стала откровенно фашистской. И вот я перед вами. Надеюсь, тебе понравится здесь, Тюльпанчик. Дай знать, если я смогу чем-нибудь помочь.
Джайлз вернулся на свое место и снова принялся печатать, не замечая никого и ничего вокруг. Дейзи была для него теперь словно на другой планете.
Девушка уселась за стол и стала один за другим выдвигать ящики. Она была в восторге, хотя в ящиках, в общем-то, не было ничего особенного – стопка маленьких листочков для заметок, конверты и полпачки писчей бумаги. А уж стопка фирменных бланков «Бастиона» вызвала у Дейзи настоящий приступ чувства собственной значимости.
Впрочем, это продолжалось недолго. Как только Дейзи снова окинула взглядом огромную комнату, уверенность покинула ее. Взгляд девушки упал на длинную серую полку, рядом с которой несколько человек просматривали подшивки газет. Поскольку Дейзи, собственно, не знала, чем ей следует заняться в первый день работы, она решила тоже подойти посмотреть подшивки. Пробираясь меж рядов письменных столов, Дейзи ловила на себе взгляды их хозяев – в основном любопытные и лишь изредка враждебные.
Дейзи была поражена количеством и разнообразием подшивок – здесь были представлены все утренние, вечерние, воскресные газеты Англии. Дейзи охватило вдруг радостное ощущение, что она вступает в совершенно новую жизнь. Это было чертовски приятно, хотя тут же мелькнул вопрос – а не предательство ли это по отношению к Карлу – так радоваться, что ее недавнее прошлое осталось позади? Но Дейзи тут же решила, что нет. А восторг ее объясняется просто-напросто тем, что впервые за двадцать три года представилась возможность самой о себе позаботиться.
Вернувшись к своему столу, Дейзи обнаружила, что на нем сидит, закинув ногу на ногу, коротко стриженная девица в брюках.
– Добро пожаловать в наш гостеприимный дом, – сказала она. – Меня зовут Анджела. Анджела Брент. Обитаю вон за тем углом – там, где куча телефонов и бутылка шампанского. Вон те хорошенькие мальчики рядом с бутылкой помогают мне вести колонку светских сплетен. Поэтому у нас так много телефонов. А вот шампанского в бутылке наверняка давно уже нет. И я даже не решаюсь думать о том, чем же они его заменили.
Дейзи нравилась манера сотрудников «Бастиона» разговаривать – никто не ждал от нее ответа на свои реплики.
Анджела была немного повыше, чуточку стройней Дейзи и, наверное, на пару лет постарше. Волосы девушки были пострижены очень коротко, в ушах красовались огромные жемчужины. Косметика была наложена таким образом, что лицо Анджелы напоминало головку фарфоровой куклы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52