Павел Александрович Шестаков
Страх высоты


Шестаков Павел Александрович
Страх высоты

Павел Александрович ШЕСТАКОВ
СТРАХ ВЫСОТЫ
Повесть
ОГЛАВЛЕНИЕ:
Мазин
Рождественский
Светлана
Ирина
Инна
Тихомиров
================================================================
Мазин
- Я узнал, что кошки могут и не ловить мышей, если подворачивается что-то поприличнее.
Мазин не удержался от этой фразы, хотя знал, что комиссару она не понравится: он был человеком простым, старой закалки и любил ясность.
И действительно тот нахмурился:
- Не можешь ты, Игорь Николаевич, без шуточек. А у меня это дело, знаешь, где сидит?
- У меня тоже...
- Вот и получается, что не до шуток.
- Я не шучу. Просто сообщаю, что узнал.
- Немного ты узнал.
Комиссар сказал без осуждения, фиксируя факт.
- Может, и это пригодится.
- Насчет кошек, что ли?
Мазин почувствовал иронию, но все-таки полез в карман и вынул записную книжку в затрепанной обложке. Полистал ее и, найдя нужную страницу, прочитал, вглядываясь в чужой почерк:
- "Считается, что природа целенаправленна. Например, кошки существуют для того, чтобы уничтожать избыток мышей. Но ведь кошка, которую кормит хозяин, почти никогда не ловит мышей. Ей просто наплевать на свое назначение".
- Что это за философия на мелком месте?
- Это записная книжка Антона Тихомирова.
- Не густо для доктора наук.
- Не Гегель, конечно. Но попадаются и более интерересные записи.
- Ну? Тоже про кошек?
- Частично. Про кошек и людей. Вот... "Вид _____ бесчисленное количество видов живого - след ______ длительных неудач природы в попытках создать _____ более высокоорганизованную модель. С этой точки зрения кошка - одна из неудачных моделей и только, а вовсе не часть целесообразного целого. Ее создали в порядке эксперимента и постарались забыть о ней, как о всякой неудаче. Относительной удачей стал человек, но и его нельзя признать совершенной моделью. Одна из ее слабейших сторон разрыв между сознанием и управлением. Никто не может всегда подчиняться воле и разуму. Больше того, основанное на инстинктах "самоуправление", как правило, находится в противодействии с попытками управления сознательного".
Комиссар смотрел угрюмо.
Мазин закрыл книжку.
- Все?
- Нет, есть и еще.
- Ну, это в другой раз. В нерабочее время.
Он ждал, что Мазин проявит настойчивость, но тот только вздохнул, и комиссар смягчился:
- Да не смотри ты на меня, как на бурбона! Понимаю я все не хуже тебя! Вижу, что разобраться ты в этом человеке пытался. Но мы Ж с тобой не вольные художники. Нам результаты нужны. Сроки жмут. Дел целая куча. Преступнику-то невдомек, что Игорь Николаевич Мазин в психологию ушел. Не знает он этого и не ждет, пока ты с Тихомировым разберешься. Он свое дело делает, а нас с тобой за это по головке не гладят. Ну да что я тебе все, как маленькому, толкую. Сам знаешь!
Мазин знал, разумеется. Он поднялся и слегка развел руками.
Комиссар передвинул тяжелое пресс-папье с одного конца стола на другой:
- Вот если б он в своей книжке написал, кто его убить собирается. Или что самому жить надоело. Ничего там такого нет?
- Нет, - ответил Мазин, хоть было это, на его взгляд, не совсем так. Впрочем, того, о чем спрашивал комиссар, там действительно не было.
- Ну и слава Богу. Мы люди не кровожадные.
- Но, может быть, я шел по шаблону? Спрашивал себя: могли ли его убить? Видимо, нет. Были ли основания покончить с собой? Я их не нашел. Остался один вариант - несчастный случай.
- Вот видишь!
- Но за каким чертом, спрашивается, человеку среди ночи лезть на подоконник?
- Да хотя бы гвоздь забивать!
- Гвоздей, между прочим, там никаких не было. Но не в этих деталях дело. В конце концов, в жизни случается всякое. Беспокоит меня другое Тихомиров этот остался недоговоренным каким-то, безликим, схематичным, не ощутил я его.
- Пошел бы в морг да пощупал.
Мазин чуть поморщился:
- Все повторяли о нем одну и ту же фразу: "...Молодой, способный, талантливый, как жаль!" И ничего больше!
Комиссар вдруг улыбнулся:
- Это ты Агаты Кристи начитался. Забыл я, как повесть называется. Там Пуаро жалуется, что о мертвых все говорят только хорошее, и потому трудно узнать правду.
- Могу его понять, хоть и не читал повесть.
- Там совсем другая ситуация. Преступление! А несчастье может с любым случиться, хоть злодей ты, хоть праведник.
- И все-таки мне кажется, что совершенно случайных смертей не бывает. Каждая завершает жизнь и вытекает из жизни, из характера. Трус получает пулю в спину, а храбрый - в сердце.
- Чепуха! Я на фронте видал героев с осколками в заднице... А те, кто под трамвай попал?
- Даже под трамваем! И здесь сказывается человеческая индивидуальность - рассеянность, нервы...
- Прекрасно! - Комиссар потер крепкими ладонями: - Все совпадает. Представь себе его состояние после защиты. Вот тебе и нервы. Да еще выпивши!
Но Мазин покачал головой:
- Нет, на Тихомирова это не похоже.
- Ты же о нем ничего не знаешь. "Талантливый, как жаль..." И все! Сам говорил.
Мазин посмотрел на записную книжку, которую еще держал в руках:
- Немного знаю.
- Ну, и что он за человек, по-твоему?
- Тихомиров был из того сорта людей, которые все пытаются продумать. Что, между прочим, делает далеко не каждый. Он был очень рассудочен. Даже излишне. Может быть, во вред себе. Но иначе не мог. Так уж был устроен. Для него система значила очень много. Он все выводил из систем, выдумывал системы, но держался за них прочно. В жизни такого человека фактор случайности сводится к минимуму... И вдруг сверхвульгарная случайность свалиться из окна!
- Тем она, философия, и кончается.
Комиссар был не так уж груб и прямолинеен, но любил пококетничать.
Мазин покачал головой:
- Ну, хотя бы он попал под машину. Это действительно может случиться с каждым. Но окно... Трудно представить...
- А выкинуть здорового парня в окно, думаешь, легко?
- Можно не выкидывать, а просто толкнуть.
- Зачем?
- Не знаю.
- Вот видишь! Зачем и кому понадобилось убивать Тихомирова, ты не знаешь. Хотя повозился достаточно. Я тебя не упрекаю. Возился, чтобы убедиться: не было людей, желавших смерти Тихомирова. Значит - не убийство. Самоубийство? Тут и вовсе не сходится. В тридцать пять лет парень защищает докторскую диссертацию, перед ним все дороги открыты, а он в этот самый день выбрасывается из окна? На такое не каждый сумасшедший решится.
Мазин не возражал. Все, что говорил комиссар, было неоспоримо. Тихомирову незачем было прерывать свою жизнь, его некому было убивать. И хотя он совсем не походил на растяпу, который может вывалиться из окна, Антон Тихомиров погиб. Мазин сам видел его на асфальте, видел и врача, который провел ладонью по лбу и сказал: "В морг!"
Это был факт. У тех, кто знал Тихомирова, он вызвал естественную реакцию - убит! Но, когда шок остался позади и разум возобладал над эмоциями, даже наиболее горячие головы в институте, где Тихомиров работал, отрезвели. А почему бы и не несчастный случай?
Комиссар учитывал, конечно, перемену в настроениях и понимал, что теперь ни его, ни Мазина никто не упрекнет. В конце концов, следствие было проведено основательно, и вел его очень опытный работник.
- Ты, кстати, в этом году в отпуске не был?
Мазин удивился неожиданному вопросу:
- Не был.
- Зря. Сейчас, конечно, время не лучшее, но отдых - он всегда отдых. Без него нельзя.
- А преступник?
- Какой преступник?
- Да тот, что ничего не знает и свое дело делает. Или он тоже в отпуск собрался?
Комиссар улыбнулся:
- Преступник - он двужильный. Без выходных работает. Так что тебе его не пересидеть. Я так думаю, по секрету: нас с тобой уже не будет, а сменщикам нашим работка найдется. - И добавил серьезно. - Хвостов у тебя сейчас, кажется, нет?
- Антон Тихомиров.
Комиссар вышел из-за стола и положил короткую руку на плечо Мазина:
- Тихомирова, Игорь Николаевич, закрывай. В дебри мы с ним забрались.
Это было приказание, и Мазин не мог назвать его необоснованным. Однако счел нужным подчеркнуть, что подчиняется дисциплине:
- Слушаюсь.
- То-то.
Комиссар вздохнул облегченно. Видно, он убеждал не только Мазина, но и самого себя. Но так или иначе с неприятным вопросом было покончено:
- Так когда отдыхать пойдешь?
Мазин посмотрел в окно. По крыше стучал осенний дождь. "Не мед, конечно, но раз уж проморгал лето..."
- Чем раньше, тем лучше. До июля все равно далеко.
- Медицина считает, что зимний отдых более полезен.
- Зиму еще подождать надо.
Комиссар перехватил его взгляд:
- Осенью тоже не каждый день льет. И, вообще, вы, молодые, не цените жизнь как следует. Июль вам подавай или август, а остальное никуда не годится. С годами понимаешь, что каждый день хорош по-своему, но пока поймешь, мало их остается, дней этих.
Мазин знал слабость начальника. Всех моложе пятидесяти он считал молодыми. Впрочем, может быть, это и логично. Считает же сам Мазин молодыми тридцатилетних...
- Июль я как раз и пропустил. Ладно, давайте ноябрь.
Так неожиданно закончился этот разговор. И Мазин не знал даже радоваться такому повороту событий или огорчаться. Только инстинкт подсказывал ему, что в деле Тихомирова не поставлена еще последняя точка. А может быть, и инстинкта никакого нет, а устал просто - отсюда и беспокойство, сомнения в себе? Тогда отпуск в самом деле очень кстати.
Он вернулся в свой кабинет и задумался. Записная книжка Тихомирова оттягивала карман. Игорь Николаевич достал ее и открыл наугад.
"И все-таки человек - это машина с ограниченными возможностями, хотя мы и не знаем пределов этих возможностей".
"Если бы он мог еще писать, то прибавил бы: "Человек - это машина, которую нельзя бросать с шестого этажа", - подумал Мазин с мрачноватым юмором. - Но высокоорганизованная машина может выброситься и сама. Или не может? Ладно! Точка!"
Он выдвинул ящик и взял лист бумаги. Написал крупно: "Постановление", потом обычную шапку с обозначением места, именами и датами. Помедлил минуту, подбирая нужную формулировку, кратко изложил суть дела.
"Принимая во внимание вышеизложенное... смерть Тихомирова А. Д. наступила в результате несчастного случая". Нахмурился, выводя казенные слова "выпадение из окна", и закончил быстро, привычной фразой: "Дело прекратить за отсутствием состава преступления".
Потом размашисто написал заявление об отпуске, свернул обе бумаги трубочкой и пошел к комиссару. По коридору дежурный нес почту.
- Мне есть что-нибудь?
- Письмо, кажется.
- Оставьте на столе, пожалуйста!
Через пять минут комиссар поставил в углу заявления резолюцию. Мазин передал его машинистке, чтобы та напечатала приказ, и вернулся в кабинет.
На столе лежали газеты и письмо в дешевом синем конверте без картинки. Такие конверты напоминали военные годы. Но тогда это была почти роскошь, обычным считался треугольничек. На конверте полупечатными буквами были выведены адрес и фамилия. Обратного адреса не было. Мазин посмотрел почтовый штемпель. Письмо оказалось местным. Он взял ножницы и отрезал край конверта. В нем была записка:
"Антон! Нам необходимо встретиться. Речь идет не обо мне. Приду сегодня обязательно, как бы поздно ты ни вернулся. И."
Внизу стояла дата - 23 августа. Это был день смерти Тихомирова. Мазин внимательно осмотрел листок, но не нашел в нем больше ни слова. И вообще ничего больше в конверте на было. Он положил записку и попросил по внутреннему телефону приемную комиссара:
- Леночка?
- Да, я, - ответила машинистка.
- Вы уже напечатали приказ о моем отпуске?
- Напечатала, сейчас дам на подпись и отнесу в бухгалтерию. А что?
Мазин помедлил с ответом:
- Нет, ничего. Давайте на подпись.
Он положил трубку и усмехнулся. Ему пришло в голову нечто забавное.
На другой день Мазин лежал дома на диване и читал в журнале роман английского писателя. События в романе происходили на тропическом острове, правитель которого мог показаться фигурой опереточной, если б не проливал столько крови. А среди тех, кого убили, был иностранец с непримечательной фамилией Джонс и темным прошлым. Одни считали его ловким проходимцем, другие - героем, многим он нравился, а был просто слабым человеком, мечтавшим о том, чего сделать не мог.
Джонс, собственно, не занимал центрального места в романе, но почему-то именно он привлек внимание Мазина, может быть, потому что Мазин не раз встречал людей, казавшихся совсем не такими, какими были на самом деле. Но вообще-то ему было не до чтения. Он пытался восстановить факты, связанные с делом Тихомирова.
Первая запись в блокноте Мазина появилась, когда профессор Рождественский пытался объяснить ему важность темы, над которой работал Тихомиров. Профессор был таким, каким представляют ученых по книжкам и кинофильмам. Бородка. Благородная седина и немного грассирующий говор. И, конечно же, вежливость и предупредительность.
- Собственно, идеи работы Тихомирова не новы, уважаемый Игорь Николаевич. - Он сразу запомнил, как зовут Мазина, и этим, пожалуй, отличился от своего рассеянного кинематографического стереотипа. Принадлежат они нашей отечественной науке, но, увы, вы понимаете, - он погрустнел, - та туча, так сказать, что прошла над генетикой, она не оставила без последствий... Поэтому так радостен каждый бросок на новые рубежи. И так огорчительно то, что произошло. Антон Дмитриевич мог несомненно вырасти в серьезного ученого.
"Способный ученый", - отметил Мазин.
- Речь идет об эволюционной биохимии. Весьма, весьма перспективная отрасль знания. Но фундаменты уходят далеко вглубь. Антон Дмитриевич разрабатывал творческое наследие Константина Романовича Кротова.
- Кротова?
- Да, да. Осмелюсь заметить, моего близкого друга в свое время. Увы, он не дождался, не перенес, так сказать, горьких разочарований, выпавших на его долю, но он был бы очень рад... И я, как его друг, считал своим долгом помочь талантливому юноше. Мы единодушно решили, что работа Тихомирова заслуживает докторской степени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19