..
Алиса сверху вниз смотрела на людей, которые с тоской вспоминали молодые
годы Ц все это пошлость: «Ах, как мы сидели на бульваре, пили портвейн и сп
орили до хрипоты...» Они умерли. Что-то с ними случилось. Кто-то их подло обма
нул, убедив, что, как только ты минуешь рубеж полового созревания, жизнь пр
евращается в скучнейшую рутину, в театр военных действий, где в партере з
арезервированы места для ответственности, практичности, солидности, гд
е легкомыслие, страсть к авантюрам и истерическая жажда удовольствий пр
ячутся на галерке, весело улюлюкая и нарушая покой почтенной публики. Он
и дорого Ц собственным счастьем заплатили за удобства и привилегии.
Именно поэтому ненависть к Оле нельзя было списать на обычную зависть Ц
тут было нечто глубокое, что Алиса и сама не осмыслила. Она вообще не пони
мала, как Оля живет, что ее вынуждает каждый день открывать глаза, встават
ь с кровати и ехать на работу. Ей следовало выйти замуж, нарожать детей и в
сех их кормить-поить, стать клушей Ц наседкой, толстой и счастливой.
Какой из нее редактор глянцевого журнала, если для Оли самое яркое драма
тическое переживание Ц что взять на обед: грибную лапшу или борщ?
В «Глянец» они устроились вместе. Случайно. Алиса была уверена, что Оля с е
е штампованным языком, вялым слогом, блеклым повествованием провалится
на собеседовании, но владелец издания был знаком с ее отцом, и Олю приняли
в штат. Алиса по ночам писала статьи, гордилась ими, переживала, расстраив
алась, если кто-то написал лучше Ц а Оля выжимала из себя по фразе в недел
ю, с каким-то совершенно отмороженным видом торчала перед компьютером, а
в итоге сдавала весь такой ути-пути текст, где одна банальность наступал
а на пятки другой.
Она не была бездарной. Она была равнодушной. Где-то внутри у нее теплился и
нтерес к жизни, к работе, к молодым людям, но огонек был такой слабый, что от
него едва ли можно было прикурить сигарету.
Ц Девки, вы будете десерт? Ц спросила Фая.
Ц Много-много десерта, Ц кивнула Марьяна.
Ц Морковный торт, Ц сообщила Алиса.
Облакам, заслонявшим солнце, вдруг надоело их неблагодарное занятие, и о
ни разбрелись кто куда Ц небо из бледно-серого неожиданно превратилось
в голубое, теплые осенние лучи упали на столик, заиграли на серебристой в
азочке с цветами и ударили в глаза. Алиса прищурилась и полезла в сумку за
очками. Каждый раз это было мгновением острого наслаждения Ц почти физи
ческого: новая серо-голубая сумка от «Марк Джейкобс» Ц большая и модная,
с крупной фурнитурой. Очки от «Гуччи» с дымчатыми серыми стеклами. Алиса
считала людей, которые не понимают красоты и ценности хороших вещей, иди
отами. Стыдно, видите ли, жить в обществе потребления, уделять столько вни
мания материальным ценностям! Если бы у вас лет в четырнадцать были сапо
ги-луноходы, доставшиеся от чужих детей, одна-единственная вельветовая ю
бка и ужасная черная сумка из плащовки, вы бы не так заговорили!
Взрослая, ухоженная, стильная Алиса отлично помнила, что переживала Алис
а-подросток. Она считала себя нелепым уродцем в этих заношенных сапогах;
испытывала ужас, что следующим летом придется носить старые немодные ту
фли, на которых потрескался лак; чувствовала, что выглядит, как старуха-бо
мжиха. Она смотрела на девочек в стильных кроссовках, на девочек в модных
джинсах, на девочек с яркими рюкзаками, которые были так довольны собой, т
ак уверенны, так неоправданно счастливы, что ей хотелось стать невидимой
, оказаться дома, залезть под кровать и там умереть, потому что жить, если т
воя молодость прячется в драповом пальто с жутким воротником из мутона,
нет никакого смысла.
Мамина подруга-стюардесса привозила журналы мод, и Алиса с замиранием се
рдца разглядывала высоких стройных женщин с шелковистой кожей, немысли
мые наряды, чьи-то дома, в которых стояла удивительная мебель.... Все было на
столько восхитительно, что невозможно было не мечтать, не видеть себя во
т в таком вот кресле красного дерева, в этом белом пончо из шерсти ламы, в т
оненьких серебристых босоножках, каблуки которых упираются в выложенн
ый мозаикой пол...
Она представляла, как просыпается в этом белом особняке на горе, из окна п
ахнет соснами, и особенным, необыкновенно терпким южным соцветием, и йод
ом, и солью!.. И ленивый, сонный утренний ветерок колышет занавески, и тебе у
же хочется жить, бежать, потому что впереди столько всего важного и интер
есного Ц завтрак, пляж, волны... В прохладном шелковом кимоно ты выходишь
на террасу, и горничная несет кофе, и булочку, и сливочное масло, и ты все эт
о уплетаешь со здоровым аппетитом, потому что толстеют где-то далеко Ц н
е здесь, и благоухают цветы, и ты медленно спускаешься к морю, которое пока
только твое Ц ни яхтсменов, ни серфингистов, ни дамочек, что умасливают т
ела средствами для загара, поглядывая на атлетически сложенных красавч
иков... Кимоно падает на песок, и все твое голое тело дышит, разбегаешься Ц
и прыгаешь на волну, обнимаешь море, которое играет с тобой, как со щенком
Ц гладит, треплет за загривок, вышвыривает, Ц а ты снова и снова бросаеш
ься на него в упоительном восторге...
Весь мир только для тебя.
Это был ее Космос, ее Тридесятое Царство, ее Средиземье.
Она всегда знала, что будет писать в такие журналы. Будет частью этой удив
ительной жизни. И когда появился первый в Москве «Глянец», Алиса покляла
сь себе, что сделает все Ц вплоть до убийства, чтобы туда попасть.


Глава 2

Ц А что произошло с морковным тортом? Ц поинтере
совалась Алиса у официантки, которая заявила, что лишает ее любимого дес
ерта.
Официантка пожала плечами. Алиса вышла из себя. Не то чтобы у нее была скло
нность самоутверждаться за счет обслуги, но она ненавидела, когда люди д
емонстрируют, как им наплевать на их работу. Иди в другое место, киса! Ночн
ым сторожем! Она, Алиса, хочет морковный торт Ц и уж по крайней мере имеет
право знать, что происходит!
Ц Весь съели? Ц уточнила она.
Ц Наверное, Ц официантка пожала плечами.
Ц Может, вы узнаете поточнее, потому что я без морковного торта буду чувс
твовать себя несчастной, Ц отрезала Алиса. Ц Надо подождать, я подожду
Ц если его готовят.
Это было довольно дорогое кафе, где всегда был морковный торт Ц не могло
не быть, потому что клиента здесь почитали и ублажали. Алиса подозревала
Ц торт либо пекут, либо только что испекли, либо испекут Ц чтобы никто не
ушел с ощущением, будто его обманули. Обычно так оно и бывало Ц пока не яв
илась эта хмурая официантка, которая явно считала, что делает огромное о
должение обществу, обслуживая людей, способных потратить на обед полтор
ы тысячи рублей.
Официантка ушла, и пропала надолго. Когда она, наконец, вернулась, то прине
сла чай, мороженое Марьяне и тирамису Фае.
Ц А морковный торт? Ц напомнила Алиса.
Ц Его нет, Ц повторила официантка.
Ц Девушка! Ц позвала ее Алиса. Ц Это что, протест? Сегодня международны
й день хамства клиентам или вы принципиально против чаевых?
Ц Могу позвать менеджера, Ц вяло ответила девица.
Ц Послушайте, если вы решили уволиться, или у вас проблемы с бойфрендом,
я категорически отказываюсь выступать как мишень вашего дурного настр
оения. Немедленно сюда менеджера, и не смейте к нам приближаться! Ц рявкн
ула Алиса.
Фая и Марьяна не обратили на сцену ни малейшего внимания. Они уже знали, ка
к заклинивает Алису, когда ее раздражает окружающий мир. Однажды она уст
роила скандал в банке, потому что там банкоматы выдавали только от тысяч
и рублей Ц а Алисе нужно было снять сто рублей на сигареты.
Ц В чем разница-то? Ц поинтересовалась Марьяна, когда они вышли из банк
а.
Ц Разница в том, что меня, по неинтересной мне причине, лишают выбора, Ц о
грызнулась Алиса, которая все еще пребывала в бешенстве. Ц Мы же не в Сев
ерной Корее живем!..
Пришла менеджер, Алиса выразила неудовольствие, менеджер приставила к н
им другую официантку, морковный пирог ей принесли, но есть его пришлось в
одиночестве Ц Марьяна унеслась в ресторан, где что-то случилось, а Фая по
ехала на массаж.
Алиса любила подруг, но и умела наслаждаться обществом самой себя. Ее все
еще удивляло, что сидит она, Алиса Трейман, в стильном кожаном бомбере, в д
жинсах от «Настоящей Религии», в туфлях за пять сотен Ц в модном кафе и ни
в чем себе не отказывает.
Алиса мельком взглянула на соседку Ц унылую девицу в сером костюме и пр
остеньких сиреневых лодочках Ц такую офисную клушу, проникшуюся корпо
ративной культурой, и уловила в ее глазах зависть. Не какую-то особенную, а
самую обычную женскую зависть Ц такую, что испытывает любая девушка, ко
гда против своей воли сталкивается с более модной, красивой, уверенной в
себе конкуренткой. Конкуренткой Ц потому что это очень важно, на кого см
отрят случайные мужчины в кафе (на улице, в спортзале) Ц на тебя или на сте
рву, которая самым бессовестным образом эксплуатирует собственную сек
суальность.
Есть даже особая гримаса Ц хмурое лицо с выражением: «наверняка она спи
т со старым, лысым, горбатым извращенцем», и взгляд исподлобья.
Это комплимент. Потому что одобрение, восхищение Ц это одно, а вот столь о
чевидная ревность Ц это, ребята, победа.
Так уж устроен мир: зависть Ц индикатор успеха. Если тебя одобряют, значи
т, ты либо ничего особенного собой не представляешь, либо уже вошел в исто
рию. Но пока ты на коне, пока ты угроза, тебя ненавидят. Если о тебе распуска
ют сплетни, пишут гадости, радуются твоим промашкам Ц ты со щитом. Это жес
токо. Но это жизнь.
Алиса вспомнила Николину Гору, где они жили с матерью, пока она, Алиса, не п
ошла в первый класс. То есть формально это была деревня рядом с Николиной
Горой Ц это сейчас там особняки и метр земли стоит больше, чем вся Центра
льная Африка. А тогда, пятнадцать лет назад, стояли редкие дачки, в основно
м настоящие деревенские дома Ц противненькие, без водопровода, с печкой
, туалетом на улице.
Отец разбился на машине, когда Алисе было три года Ц она его почти не помн
ила. Бабушка немедленно заявила невестке Ц то есть матери Алисы, чтобы т
а убиралась из квартиры. Дом в Аксиньино, который купил еще дед со стороны
отца, но так и не успел перестроить, по завещанию отошел папаше Ц туда они
и перебрались.
Дед был большим чиновником в Госкино, жил широко, красиво Ц к неудовольс
твию жены, которая вечно ныла, что не может купить себе какую-то особенную
норковую шубу. Сына дед отдал во ВГИК и сам удивился, что тот уже на первом
курсе снял приличную короткометражку, а на втором написал сценарий, к ко
торому проявил интерес Георгий Данелия. Но сначала умер дед Ц в шестьде
сят четыре он заработал второй инфаркт, врачи запретили ему пить и курит
ь, и дед за год сгорел от депрессии Ц он просто не знал, ради чего жить, если
нельзя гулять до утра, устраивать шумные застолья и выплясывать лезгинк
у. Это был веселый наполовину еврей, наполовину грузин, который ничего не
понимал в оттенках серого, в полумерах Ц у него каждый день был отпуск, ря
дом с ним все искрилось и дрожало, и он был уверен, что жить можно только та
к Ц иначе зачем?.. Он возвращался пьяный, пел песни, всех будил, танцевал, об
ижался, что его не понимают, уезжал к Леванчику или к Кириллу допивать ост
атки армянского коньяка, который жене Лиане прислали на день рождения, п
росыпался у кого-то на даче, умирал, заказывал в «Арагви» суп Ц и кто-то ем
у его вез на эту дачу, адреса которой дед не знал...
Он украл бабушку, он дарил ей по тысяче роз, он целовал ноги своей армянско
й принцессе, баловал ее и умирал не оттого, что его сердце постарело, а отт
ого, что оно не могло больше колотиться от восторга, оттого, что превратил
ось в обычный орган и не стало больше средоточием неудержимой радости.
А потом разбился отец. Ушел за своим отцом, рядом с которым чувствовал себ
я живым.
За три года до смерти деда отец женился на маме Ц медсестричке из Соколь
ников, которую бабушка не признавала за человека. Она считала маму прожж
енной, хитрой аферисткой, которая вклинилась в их семейство, в их чудесну
ю пятикомнатную квартиру, быстро забеременела и родила бастарда Ц то ес
ть Алису. Дед был равнодушен ко всем этим интригам Ц до бабушки он раза че
тыре разводился и считал, что, если уж его сыну хочется спать с медсестрой
, можно простить будущему корифею русского кино минутную слабость.
Но бабка была непримирима.
Она происходила из благородной армянской семьи, где из поколения в покол
ение женились на своих Ц на красивых, богатых, с высшим образованием и пр
иданым, и какая-то девка из Омска, медсестра из Русаковской больницы, прос
тушка, которая никак не могла усвоить, что в слове «звонить» ударение дел
ается на второй слог, а кофе Ц не «оно», а «он», была для нее страшнее рака,
страшнее пожара, страшнее бедности. Но пока бабушка думала, что мама Ц аф
еристка, она ее хотя бы ненавидела, а когда поняла, что та всего лишь глупа
я девица, обалдевшая от неожиданного счастья, то совсем перестала ее зам
ечать. Мама и Алиса стали невидимыми для нее. До семи лет бабушка не подава
ла признаков жизни, но в июне, перед тем как Алисе пойти в школу, вдруг появ
илась в Аксиньино Ц на черном дедовом «Мерседесе», в модном черном плат
ье, на шпильках, посмотрела на Алису и сообщила, что решила отдать ребенка
в приличную школу. Она подарила мамаше квартиру в обмен на дачу: крошечну
ю, двухкомнатную, в Тушине. Но из Тушина удобно было ездить на Пушкинскую
Ц по прямой на метро двадцать минут. Мамаша по дороге на работу отвозила
Алису в школу и забирала ее с продленки. Сначала Алисе в школе понравилос
ь. Но вскоре девочка поняла, что есть она Ц и есть все остальные. Например,
дочки известных режиссеров, дипломатов, актеров, писателей, генералов. В
се они учатся в этой отличной школе, некоторые даже остаются на продленк
у, но большинство забирают домой няни, домработницы, водители, а еще у них
у всех модные вещи, компьютеры, вкусная еда, большие квартиры в центре гор
ода, а у нее, Алисы, желтый ранец, резиновые сапоги с утятами, пальто в клето
чку и шапка с самым уродливым в мире помпоном.
1 2 3 4 5 6