Казалось, и защитники обоих обвиняемых тоже были удовлетворены такой мотивацией. Хотя, конечно, им не мешало бы поинтересоваться, какую материальную помощь оказывали журналисты свидетельнице и какие обещания по поводу карьеры кинозвезды ей делали... Но адвокаты опасались, что выяснение этих обстоятельств может представить Сильвию Косси в невыгодном свете, и тогда в ее отказ от прежних показаний мало кто поверит.
И тут неожиданно поднял руку обвиняемый Фербах. Он попросил разрешения задать свидетельнице вопрос. От своего защитника Фербах знал, почему Сильвия пошла в полицию и обвинила мать в преступлении. Ему были чужды какие-то тактические соображения, - он боролся за свою свободу. Поэтому он в возбуждении воскликнул:
- Вы ведь получили деньги от репортеров, не так ли, фройляйн Косси?!
Сильвия в смущении опустила глаза:
- Нет, денег я не получала.
- Но они вам их посулили?
- Господин фон дер Хейде сказал мне только, что я получу гонорар за представленную информацию, когда статьи будут опубликованы.
Прокурор Рует мгновенно вмешался в происходящее - нельзя было допустить, чтобы сложилось впечатление, будто репортеры дали Сильвии Косси взятку за ее показания:
- Уважаемые господа судьи, денежные предложения делались свидетельнице совсем с другой стороны. Это было связано вовсе не с ее показаниями, а только с сенсационным характером данного уголовного дела. Многие люди хотели бы нажить на этом капитал и готовы были хорошо заплатить свидетельнице за сведения о ее матери. - После этой общей справки для присяжных заседателей Рует повернулся к Сильвии. - Разве вам не предлагали сняться в фильме о жизни обвиняемой в роли ее дочери, то есть сыграть саму себя?
- Да, такое было, - сказала Сильвия и тут же добавила извиняющимся тоном, - но денег за это я не получала.
Здесь наконец в эту игру в вопросы и ответы решил вмешаться защитник обвиняемой Брюне доктор Мозер:
- Я попрошу высокий суд обратить внимание на одно обстоятельство: судебные репортажи могут быть опубликованы, а фильм - показан лишь тогда, когда обвиняемую признают виновной в убийстве. Только в этом случае с юридической точки зрения разрешается раскрывать подлинных участников событий без их согласия на это. Если же вы оправдаете мою подзащитную, издателей журналов ждет целая серия разорительных судебных процессов по обвинению в оскорблении чести и достоинства, а планы кинокомпании вообще не осуществятся, потому что мы этому помешаем. Мне меньше всего хотелось бы сейчас говорить о требованиях возмещения ущерба, которые, конечно же, предъявит фрау Брюне. Неужели вы не понимаете, что репортеры и киношники интересуются не любыми сведениями о жизни моей подзащитной? Они хотят иметь твердую гарантию, что фрау Брюне будет осуждена за убийство. Поэтому свидетельницу вынудили пойти в полицию и рассказать небылицу о признании матери, и именно за это ей делают всякие выгодные предложения!
Председатель суда с иронией возразил:
- Господин защитник, видно, эти репортеры и менеджеры слишком наивные люди! Нет бы им сразу предложить свидетельнице такую сумму, чтобы она здесь, на суде, не отказывалась от прежних показаний? Раз уж молодая дама пошла на такой гешефт...
Доктор Мозер не обратил внимания на заносчивый тон председателя:
- Эти люди не наивны, а коварны, господин председатель. Чтобы избежать осечки на процессе, они планировали сорвать выступление свидетельницы в суде. - Он повернулся к дочери обвиняемой. - Фройляйн Косси, вам предлагали на время судебного процесса покинуть Мюнхен?
- Да, "Штерн" предложил мне на период судебного разбирательства поехать в Южную Америку.
- Что же вы должны были делать в Южной Америке?
- Написать репортаж.
- Вы когда-нибудь писали газетные статьи?
- Нет, не приходилось...
- Вы считаете, что у вас есть журналистские способности?
- Нет, но ведь со мной должен был поехать господин фон дер Хейде.
Адвокат вынул из папки какой-то документ и протянул его председателю суда:
- Вот контракт на поездку в Южную Америку, подписанный главным редактором журнала "Штерн".
Доктор Зайберт лишь мельком глянул на бумагу:
- Почему же тогда свидетельница находится здесь?
- Потому что я призвал к ее совести и объяснил, что ее показания судебному следователю являются доказательством вины матери и из-за них мать посадят в тюрьму. Вот поэтому-то она и отказалась от поездки.
Доктор Зайберт бросил вопросительный взгляд на прокурора, как будто ожидая, что тот опровергнет утверждения адвоката.
Рует молчал, и председатель бесцветным голосом произнес:
- Если больше вопросов нет, мы можем закончить допрос свидетельницы.
В зал возвратили обвиняемую Брюне. В соответствии с Уголовно-процессуальным кодексом, ее должны были ознакомить с содержанием показаний, сделанных в ее отсутствие. Доктор Зайберт, видимо уверенный, что Сильвия Косси повторит свои обвинения против матери, отдал распоряжение записать ее допрос на магнитофон. Однако по непонятным причинам записи не получилось. Из громкоговорителя вырывался только оглушающий визг и свист.
Гораздо удачнее для обвинения вышло все на следующий день со вторым главным свидетелем, многократно судимым аферистом Зигфридом Шраммом.
Прежде чем он вошел в зал, председатель суда призвал обвиняемого Фербаха держать себя в руках во время дачи показаний свидетелем Шраммом. Он даже пригрозил удалить его из зала, если тот будет мешать допросу.
Слесарь-монтажник на это только безразлично пожал плечами:
- Пожалуйста, если обвинение держится только на этом субъекте... Мне его бояться нечего...
Полицейский подручный, необычайно взволнованный, в солнцезащитных очках на пол-лица, неуверенно подошел к свидетельскому месту и сообщил краткие сведения о себе, умолчав, правда, о предыдущих судимостях. Когда защитник Фербаха адвокат Пэлька спросил его об этом, председатель суда указал, что вопросы следует задавать после того, как свидетель даст показания. Очевидно, он хотел помешать тому, чтобы выступление сомнительного свидетеля с самого начала было встречено с недоверием.
Первые же слова Шрамма вызвали новые затруднения в ходе разбирательства. Вопреки всем уговорам он заявил, что никаких показаний давать не будет: "Увы, у меня есть все основания опасаться, что защита будет задавать мне столько компрометирующих вопросов, что после этого процесса я стыда не оберусь".
И только после того как доктор Зайберт заверил его, что на подобные вопросы отвечать не обязательно, и разрешил советоваться со своим адвокатом, Шрамм согласился участвовать в перекрестном допросе.
Добросовестно, как и в полиции, он повторил впечатляющую историю о признании Фербаха в новогодний вечер перед рождественской елочкой. Прокурор мог спокойно раскрашивать обложку папки с документами, лежавшую перед ним, так как свидетель прилежно вызубрил свои показания. Руету оставалось только констатировать, что все сказанное Шраммом полностью совпадает с результатами расследования специальной комиссии.
Чтобы не задавать "компрометирующих" вопросов, адвокат Пэлька просто "раскрыл" уголовное прошлое Шрамма. Он зачитал судебный приговор по его последнему делу: "Шрамм относится к типу так называемого преступника-интеллигента, который, используя свое интеллектуальное превосходство, эксплуатирует близких ему людей с целью извлечения личной выгоды. Шрамм чрезвычайно лжив и изобретателен, когда дело касается защиты его интересов..."
Более точную характеристику этому странному главному свидетелю трудно было дать. Около десятка заключенных, сидевших со Шраммом и Фербахом в одной тюрьме, рассказали о том, как он выполнял роль полицейского шпика.
Тюремный парикмахер Фердинанд Надлер под присягой сообщил:
- Когда я брил Шрамма, он сказал мне, что сразу после процесса его выпустят на свободу, если он даст показания против Фербаха. Он просил меня, чтобы я повлиял на других заключенных: пусть, мол, они тоже свидетельствуют против Фербаха. Полиция за это будет им признательна.
Другие заключенные в один голос заявляли: "Шрамм был известен всей тюрьме как полицейский шпик".
И все-таки адвокат Пэлька задал вопрос Шрамму:
- Свидетель Шрамм, скажите, два года назад в зальцбургской следственной тюрьме вы обвиняли в убийстве заключенного Риделя, который, как потом выяснилось, был невиновен?
Шрамм возмущенно вскинулся:
- Нет, никогда!.. - В этот момент его адвокат, который все время стоял рядом, остановил его и что-то прошептал на ухо. Шрамм продолжил: - В своих показаниях я только пересказал то, о чем говорили в тюрьме... - Адвокат опять прервал его и снова что-то прошептал. Шрамм послушно проговорил: - Я отказываюсь отвечать на вопросы, связанные с этими обстоятельствами.
И тем не менее в конце заседания судья Зайберт заставил полицейского шпика Шрамма поднять руку и поклясться именем бога, что Йохан Фербах признался ему, будто по поручению Веры Брюне убил доктора Прауна и его экономку.
Все остальные свидетели, которых еще вызывали по настоянию защиты, поскольку они находились в каких-либо отношениях с убитым или обвиняемой Верой Брюне, никакого влияния на ход процесса уже не оказали. Большинство из них вскоре замолкали и с заметным облегчением вздыхали, когда доктор Зайберт напоминал им об их праве отказаться от дачи свидетельских показаний... Это были преимущественно женатые мужчины, которые состояли в любовной связи с Верой Брюне и теперь боялись разоблачения.
Лишь один из них выпадал из общего ряда. Он появился в судебном зале на шестнадцатый день слушания дела: массивный, лет под пятьдесят, в строгой одежде, с выразительным лицом, отчасти спрятанным за солнцезащитными очками. В руках свидетель держал тонкую папку, которую взял с собой, видимо, только для того, чтобы скрыться за ней от фоторепортеров.
Когда председатель попросил его снять очки, как требовал этого у всех других свидетелей, он категорически отклонил просьбу:
- Я буду в них!
Свидетель тут же заявил протест по поводу фотографирования своей персоны. Он не просил, а, скорее, требовал.
Прежде чем начать допрос свидетеля, председатель смущенно откашлялся, наклонился влево, в сторону прокурора, и вполголоса спросил:
- Господин прокурор, свидетелю предстоит дать показания о личности убитого и его деятельности. Может быть, допрос следует провести при закрытых дверях... В соответствии со сто семьдесят вторым параграфом закона о судоустройстве.
Параграф 172 позволял проводить слушание дела при закрытых дверях в том случае, если в процессе разбирательства затрагивались вопросы интимной жизни или возникала угроза общественному порядку и государственной безопасности.
Адвокат Мозер с улыбкой сказал:
- Однако, господин председатель, ведь на протяжении всего процесса вы не проявляли такой заботы о нравственности... Ну, видимо, сейчас нас познакомят с какой-то уж больно ужасной историей.
- Речь идет не о нравственности, господин защитник, а о чем-то более...
Председатель еще не успел до конца объяснить, почему он хочет провести допрос свидетеля при закрытых дверях, как его перебил прокурор Рует:
- Минуточку, господин адвокат, давайте же сначала узнаем, собирается ли свидетель вообще давать показания.
Это звучало так, как будто он уже знал, что свидетель откажется выступать в суде.
Таинственный свидетель тотчас закивал головой:
- Я не буду давать показаний, господин Мозер.
Возмущенный адвокат приподнялся:
- Это решает суд, а не вы, господин свидетель!
Мужчина едва заметным поклоном извинился за свое самоуправство.
Наконец прокурор Рует решил внести ясность:
- Я полагаю, господин защитник, что в данном случае речь идет о делах, которыми занимался доктор Праун и о которых известно свидетелю.
Только теперь адвокат Мозер сообразил, что имеют в виду председатель суда и прокурор. Больше вопросов он не задавал. Председатель Зайберт успокоился и обратился к свидетелю:
- Дайте только ваши анкетные данные для внесения в судебный протокол. Так положено...
Невнятно и с большой неохотой свидетель сообщил суду свою фамилию, адрес и род занятий:
- Ханс-Йоахим Зайденшнур, сорок девять лет, проживаю в Мюнхене, торговый агент.
Фамилия эта, похоже, никому не была знакома и не предвещала публике новых сенсаций и развлечений. Никто и не подозревал, сколько интересного мог бы рассказать свидетель, если бы суд заставил его отвечать на вопросы защитника.
Но у доктора Зайберта такого намерения не было. Как уже много раз до этого, он помог свидетелю отказаться от дачи показаний ссылкой на соответствующий параграф Уголовно-процессуального кодекса, после чего Ханс-Йоахим Зайденшнур быстрым шагом покинул зал заседаний. Проходя мимо ложи прессы, он прикрыл лицо папкой.
Зайденшнур находился в судебном зале всего минут десять, и вряд ли кто-нибудь его запомнил. Тем не менее этот мужчина был, пожалуй, единственным свидетелем, который мог бы коренным образом изменить ход процесса. Он прекрасно знал о двойной жизни убитого и о том, чем тот занимался. Он мог рассказать о причинах, из-за которых доктор Праун лишился жизни, и о тех кругах, где следовало бы искать убийцу.
Кем же был этот элегантный господин Зайденшнур? Присяжные заседатели, собственно говоря, могли бы выяснить это и без его показаний.
Статья в журнале "Шпигель", появившаяся 28 июня 1961 года, то есть еще за год до процесса Брюне, давала исчерпывающую информацию по этому поводу: "Американский концерн по продаже оружия "International Armament Corporation", который сокращенно называют "Interarmco", несколько недель назад направил своего немецкого агента Ханса-Йоахима Зайденшнура в Гамбург к Отто Шлютеру, частному торговцу оружием, с предложением о закупке партии оружия для Анголы. Внушительный список, предложенный Шлютером, - он содержал среди прочего свыше десяти тысяч старых немецких карабинов "98 к" (производства 1944 года) и две тысячи автоматов - вместе с данными о стремительно растущих ценах Зайденшнур еще ночью передал по телефону своему шефу, 34-летнему американцу Сэмюелю Каммингсу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36