она слабо, но совершенно безошибочно звучала у него в голове. Высоко в воздухе парили звуки плачущих скрипок, голоса солистов переплетались с то затихающими как эхо, то воскресающими с новой силой звуками струн, ослабевали и вновь вздымались над площадью, напоминая о прошедших днях, о прошлом... Музыка любящих сердец, нашедших путь друг к другу. Ряды черных гондол покачивались перед ним возле пирса, тень его падала на серые камни и воду, а перед мысленным взором проплывала огромная площадь и арки, ряды кресел и легкие пюпитры скрипачей.
Худ обернулся. Пожилой торговец сладостями в белой куртке и голубых брюках с ящиком ирисок все ещё торчал на обычном месте перед дворцом Дожей. Там же взывал продавец лотерейных билетов:
- Национальная лотерея! Сто пятьдесят миллионов!
Что, черт возьми, могли означать для него сто пятьдесят миллионов?
Худ прошелся по мостам вдоль Рива деи Скьявони. Большой океанский лайнер с черным корпусом и черно-красной трубой медленно двигался по обставленному буями каналу. Когда он приблизился к набережной, из канала вывернулся буксир, высокомерно и не торопясь весьма самоуверенно пересек ему дорогу, и между капитанами произошел звучный обмен любезностями через громкоговорители. Буксир именовался "Максимус". Худу нравились венецианские буксиры, у всех их имена оканчивались на "-ус": "Стренуус", "Аустерус", "Нотус" и "Титанус".
Теперь перед ним открылся унылый район муниципальной жилой застройки. Начиналась другая сторона Венеции, её мрачные трущобы. Он прогулялся по пыльным скверам, где на скамейках сидели старики, в песке возились ребятишки. Пройдя под аркой, Худ попал в Палудо Антонио - мрачный район нищеты. Через улицу друг на друга смотрели обветшавшие жилые дома. В каждой комнате такого дома ютилось по семье, а в некоторых - и не по одной. Над головой через улицу тянулись веревки, на которых сушилось белье. Девочки с сережками в ушах прыгали по каменным плитам. По углам боязливо жались запаршивевшие коты. Ни одному прохожему не удалось бы здесь уйти от наблюдения, за каждым, появившимся на улице следили глаза по крайней мере из десятка окон и дверей. Запах щелока мешался с запахом помоев.
Худ повернул за угол, пересек мост и пошел вдоль канала. Вода была по-прежнему спокойной и затхлой. Дома, когда-то принадлежавшие знати, теперь превратились в обветшалые прибежища для бедняков. Здесь веревки с бельем тянулись над каналом. Из раскрытых дверей доносились звуки радио, перекрикивались друг с другом женщины.
На обратном пути Худ миновал обросшую лишайниками статую Гарибальди со львом; это был лучший лев Венеции, тоже весь разукрашенным лишайниками, а над ним возвышался Гарибальди, романтичный и высокомерный. Немного дальше под статуей Христа находился кинотеатр "Гарибальди" с какой-то мрачной коричнево-грязной афишей.
Из кафе он позвонил в отель. Сообщений для него не было. Кафе оказалось чистым и симпатичным, с чудным видом на залив. Худ выпил "кампари" с содовой и закурил. Время тянулось мучительно медленно. Охватившее его беспокойство все ещё не проходило и, расплатившись за выпивку, он решил вернуться к Скьявони, чтобы зайти в Академию, посмотреть картины и хоть немного отвлечься. Но по дороге понял, что сейчас ему не до того, чтобы рассматривать полотна Веронезе, Беллини или Тинторетто.
Паровые катера подбирали пассажиров практически в любом месте набережной. Он поднялся на борт одного из них, не особенно интересуясь, куда тот направляется, - всегда можно быстро вернуться, если окажется, что заплыл слишком далеко. Этот катер направлялся в сторону Лидо. Худ стал у борта, глядя на уплывавшую набережную, напоминавшую театральные декорации.
Катер довез его до остановки Санта Мария Елизавета. Вместе с ним сошла женщина средних лет в черном, в темных очках на длинном бледном лице. Худу показалось, что он видел её с продавцом лотерейных билетов на площади.
Вдоль широкой прямой улицы тянулись дешевые пансионы с их неизгладимыми запахами бедности, плачущими детьми, небогатыми туристами и массой людей, их обслуживающих. Худ всегда думал, что это - самое безобразное место в Венеции. Гирлянды электрических лампочек свешивались с платанов, раскинувших кроны над бесчисленными кафе, где почти никого не было. На кафе красовались вывески "Gelati" (мороженое (итал.) прим. пер.) и "проигрыватель-автомат". В окнах красовалась реклама десятков сортов мороженого на трех языках.
Худ остановился возле витрины с почтовыми открытками. Женщина в черном шла следом. Что-то в ней его очень беспокоило, но тут же из кафе вышел маленький лысый толстяк и заговорил с ней, а Худ отмахнулся от возникшего неприятного ощущения.
Он шел все дальше, пока не набрел на грязноватый скверик с дорожками, посыпанными гравием, несколькими тополями и красными деревянными скамейками. Вдаль уходила пустынная дорога вдоль моря. Вокруг не было ни души. Даже два киоска с пляжными шляпами и галстуками с выбитыми по трафарету видами Венеции были закрыты. На щите красовалась надпись "Бар-Дансинг-Ресторан-"Голубая Луна". Урны для мусора были набиты доверху и выглядели так, словно находятся в таком состоянии уже не меньше года.
Романтическое местечко, - подумал Худ. Атмосфера здесь была такой густой, хоть режь ножом, и само место донельзя отвечало настроению Худа. Впереди лениво плескалось, словно суп, Адриатическое море. С шипением позади проехал троллейбус. Худ оглянулся - женщина в черном одиноко сидела на красной скамейке.
Худ спустился к самому пляжу. Там оказалось кафе с синими стульями и несколько магазинчиков, торговавших ужасным местным стеклом и сувенирами. Гравировка на них гласила: "Я был в Венеции и думал о тебе". Пляж в обе стороны тоже был пуст. Ряды купальных кабинок, расставленных в двух футах друг от друга, были обнесены деревянной изгородью. Шикарная часть Лидо отсюда с роскошными отелями вроде "Эксцельсиора" оттуда не просматривалась.
Худ по ступенькам поднялся обратно. Все вокруг дышало миром и покоем. Женщина в черном по - прежнему сидела на ближайшей скамейке. На ней были ботинки с высокой шнуровкой и черный шарф вокруг горла. Худу померещилось, что она смахивает на убийцу, и ему это не понравилось.
Он вновь двинулся по дороге. Было тепло и спокойно. Молодые деревца вдоль дороги не давали тени. Между дорогой и купальными кабинками тянулась деревянная изгородь. Он продолжал идти дальше, так никого и не встретив. Все окна по высокому белому фасаду подобного утесу отеля в стиле короля Эдуарда были закрыты. Часы на его башне стояли. Казалось, они остановились, чтобы отметить смерть Эдуарда-миротворца. У дороги стоял огромный щит с рекламой крема от загара.
Худ снова обернулся. Женщина в черном продолжала следовать за ним. Худ ощутил себя необычайно уязвимым. Вид этой женщины наполнял его каким-то совершенно необоснованным мрачным предчувствием. Это смешивалось с ощущением пустоты бесконечной дороги, тишины, солнца, и полным безлюдьем.
Единственным звуком, нарушившим тишину, стал легкий цокот подков. Одинокий фиакр двигался навстречу.
Худ миновал казино. Окна закрывали коричневые жалюзи. Огромный массив отеля "Эксцельсиор", купола, нагромождения зубцов и дымоходов возвышались перед ним ночным кошмаром архитектора.
Худ ускорил шаги. Парадная дверь забита ветхими досками. Он заглянул внутрь через боковую стеклянную дверь. Пусто. Мебель свалена в кучу в дальнем конце холла возле дверей на террасу. Худ толкнул дверь, которая оказалась открытой, и вошел внутрь.
В дальнем конце холла рабочие скатывали ковер. Миновав их, он вышел на пляж.
И тут его охватил невообразимый страх - нечто, с чем он не мог совладать. Худ торопливо зашагал по песку между двумя тесными рядами полосатых деревянных купальных кабинок. Нигде никого, ниоткуда ни звука. Купальные кабинки, казалось, тянулись без конца, и в какой - то момент у него возникло ощущение, что он идет по отражению в зеркале их бесконечной череды.
Он пробовал открыть одну дверь за другой. Все были заперты. Худ нырнул в поперечный проход, чтобы перейти к следующему ряду кабинок. Там тоже было пусто, и тоже заперты все двери. Казалось, полосы на них изгибаются, словно от оптического обмана. Заслышав какой-то слабый шорох, Худ скользнул между двумя кабинками. Вдали мелькнула чья-то тень. Худ повернул назад, перешел к следующему ряду и немедленно вернулся - тень вернулась тоже!
Худ быстро пробежал между рядами одинаковых кабинок и остановился. Он стоял, прижавшись к стене в поперечном проходе, и не мог решиться пересечь проход, не зная, какой маршрут выберет женщина. Тут он услышал тяжелое дыхание и ещё плотнее прижался к стене. Женщина прошла в трех футах от него. Она сняла свои синие очки, продолговатое бледное лицо покрылось потом, но шагала она по-прежнему энергично.
Худ подождал, пока она прошла, перескочил проход, добрался до кустов возле дороги и огляделся в обе стороны. Никого. Он перепрыгнул живую изгородь, пересек дорогу и зашагал по переулку. У автомата с сигаретами Худ остановился. Пустынное в межсезонье Лидо заливало послеполуденное солнце.
Через какое-то время в кустах появилась женщина. Она посмотрела в обе стороны вдоль дороги, неуклюже перебралась через ограду и торопливо зашагала в сторону Гран Виале Санта Мария Элизабета.
Теперь Худ превратился в преследователя и проследил за ней до причала. Перед тем, как женщина взяла билет, к ней подошел крупный мужчина с круглой как шар головой. Худ не мог удержаться, чтобы не вспомнить Генри Мура. Подошел катер, и они вдвоем поднялись на борт. Худ оставался в укрытии, пока катер не отошел, потом кинулся к стоянке водных такси и проследил за тем, как они сошли у Понте дель Вин и направились к железнодорожной станции.
К счастью, за "Генри Муром" следить было нетрудно, и Худ заметил, как они сели на очередной катер, направлявшийся в сторону Большого канала.
Худ сел так, чтобы спрятаться за водителя такси, и осторожно продолжал наблюдение. Мужчина с женщиной сошли у моста Риальто и с запруженной народом улицы, идущей вдоль канала, свернули в узкий переулок к Сан Канчано. Худ расплатился с таксистом и пошел за ними.
Повернув ещё несколько раз, те остановились перед большим домом, смахивавшим на собор, и поднялись ко каменным ступеням к массивной входной двери. Пока они ждали, к ним присоединился ещё один мужчина с узким вытянутым, как у гончей, лицом. Они успели перекинуться парой слов, потом дверь открылась и все вошли внутрь. Худ прошел мимо и заметил номер - 3712 по Виа Маджо.
В отеле его поджидало сообщение от Граффа.
"Надеюсь встретиться немного позже. Мисс Лейк мне сообщила, что сегодня вечером она будет в доме 1960 В по улице Каллино, и надеется сообщить вам кое-какие новости. Будьте осторожны и отправляйтесь туда в сумерки, так, чтобы вас не заметили. АГ."
Мисс Лейк? (lake (англ.) - озеро - прим. пер.) На мгновение Худ задумался, потом сообразил: ну, конечно же - Маларен! И она была его союзником.
Из номера Худ позвонил Граффу. Тот ещё не вернулся. Худ выругался и стал ждать. Потом позвонил официанту и заказал двойное виски "чивас регал" с "перрье". Предупреждать, что лед не нужен, было излишним - у Джулио виски никогда не подавали со льдом.
Эпизод в Лидо продолжал его беспокоить. Томило какое-то странное предчувствие. Но оставалось только ждать, потягивая виски. Когда он снова позвонил Граффу и узнал, что Артур до сих пор не вернулся, терпение Худа лопнуло и он занялся проверкой свежекупленного испанского пистолета "старфайр".
Худ не любил автоматические пистолеты, но курковый "старфайр" весил всего четырнадцать с половиной унций вместе с обоймой на шесть патронов калибра 0. 38. Ничего лучшего достать не удалось. Альтернативой могла стать "беретта - пума", но та была массивнее, хотя не обладала такой пробивной силой, как тяжелые немецкие пистолеты.
Спустившись вниз, он задержался в холле, изучая карту города в поисках улицы Каллино. Та оказалась неподалеку от Нового Гетто в северной части города. Быстрее всего туда добираться на катере по Большому каналу, но Худ решил не пользоваться этим маршрутом, - уж слишком он была на виду. Если Загора организовал слежку, его обнаружат раньше, чем он доберется до моста Риальто.
Переулками Худ добрался до Понте делла Статионе и повернул на железнодорожную станцию. На третьей платформе стоял поезд до Турина. Худ прошел в голову состава и вошел в вагон. Поезд отправлялся только через тридцать пять минут и был почти пуст.
Он постоял немного, наблюдая за перроном, затем медленно пошел назад по коридору. От дальнего тамбура навстречу ему двигался какой-то толстяк, и Худ едва успел втиснуться в купе. Когда мужчина прошел, Худа просто передернуло при мысли, что тот мог сделать, имей нож. Господи, каким он стал несобранным, невнимательным и раздражительным!
Покинув вагон через другой тамбур, Худ зашагал прочь. Теперь он был почти уверен, что за ним не следят.
Миновав Листа ди Спанья, он перешел небольшой мост возле церкви святого Иеремии. В какой-то момент Худ задал сам себе вопрос, как Маларен догадалась послать ему сообщение через Граффа. Она могла получить информацию только от Тиары. Это обстоятельство и слова "мисс Лейк" свидетельствовали, что звонила настоящая Маларен. И более того, это указывало, что Загора в Венеции.
На Рио Терра Сан Леонардо толпилось множество народу. В магазинах стали зажигать свет. Повсюду с лотков торговали фруктами, сосисками и сыром. Продавцы наперебой расхваливали свежие яйца. Это была совсем другая часть города, и Худ любил здесь бывать. Он повернул налево на узкую улочку де Раббиа, которая вела к гетто на острове, своей восьмиугольной формой напоминавшему крепость. У гетто до сих пор сохранились трое ворот, которые в прошлом запирались на ночь, а в окружающих каналах располагались в лодках христианские стражники.
Воду покрывал слой отбросов. Худ посмотрел на высокие кирпичные стены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25