Аквариум с золотой рыбкой я ставлю на коврик перед дверью - там она будет в безопасности от газа и, надеюсь, не пострадает. Может быть, ее согласится взять домохозяйка; эта милая женщина всегда относилась ко мне по-дружески и к тому же любит животных.
Я не воровка, но моих сбережений хватит, чтобы оплатить счета за газ и похороны. Не в моих привычках вводить других в расходы!
3
Дневник мадемуазель Беатрис Мансо (20 лет),
переданный в полицию 25.07.50 г. мэтром Шардуа,
парижским нотариусом
23 мая 1948 г.
Вчера вечером мы с Бернаром ходили в кино, посмотрели еще раз "Вечное возвращение". По-моему, Жан Мюра в этом фильме просто обворожителен... Бернара я выставила около четырех утра, причем шумел он так, словно находился у себя дома. Похоже, он думает, что моей репутации уже ничто не повредит. Выбором темы разговора он тоже не затрудняется и вообще старательно изображает милого несмышленыша...
24 мая.
Маньи, младший преподаватель семинара по древней истории, случайно упомянул, что Канова ищет себе новую секретаршу. Я очень заинтересовалась этой новостью, и он любезно предложил порекомендовать меня профессору. Как хорошо, что я выучилась печатать на машинке и стенографировать!
25 мая.
Завтра днем, ровно в одиннадцать тридцать, иду представляться Канове. Любопытно будет познакомиться с ним поближе.
26 мая.
Все удалось! Канова очень симпатичен: около пятидесяти, но прекрасно сохранился, строен, с изысканными манерами. Очки ему очень к лицу, а седина нисколько не старит, даже наоборот... Его лекции немного суховаты, но в личной беседе он оказался совсем другим человеком - красноречивым и обаятельным.
Мы проболтали полчаса на самые разные темы, посвятив главной цели моего прихода не более пяти минут. Он в полной мере обладает искусством, столь редким в наши дни: умением говорить, говорить долго и красиво - и при этом ничего не сказать. Он часто употребляет старомодные и высокопарные обороты речи, но в его устах они звучат совершенно естественно и не кажутся смешными. "До сих пор, из опасения, что женские чары нарушат ход моих научных занятий, я имел обыкновение приглашать на работу лишь самых непривлекательных секретарш. Но вас рекомендовал мой друг... И кроме того... возможно, наступило время, когда мне следует уделять науке чуть меньше внимания?" Потрясающе! Уходя, я встретила мадам Канову, и мы обменялись несколькими фразами. Она держалась очень дружелюбно. Это ослепительная красавица, и одета в полном соответствии с внешностью. Каштановые волосы, бронзовый загар и огромные темно-голубые глаза, которые, впрочем, остаются холодными и внимательными, даже когда она смеется. У профессора неплохой вкус! Я приступаю к работе с четвертого июня.
27 мая.
Провела ночь с Бернаром - он, кажется, совсем не ждал такой удачи. Уже в постели на миг представила его с седыми волосами и не смогла удержаться от смеха.
4 июня.
Моя новая работа - интересная и нетрудная. Кабинет обставлен старомодно, но в нем царит атмосфера спокойствия и уюта: из окон открывается вид на авеню де ль'Обсерватуар.
Канова выглядел сегодня расстроенным и удрученным; диктуя, он несколько раз умолкал, видимо, потеряв мысль. Потом, извинившись, он объяснил, что вчера покончила самоубийством его прежняя секретарша. Но дело здесь, разумеется, совсем не в несчастной любви, и профессор тут ни при чем. Кажется, она впуталась в какую-то грязную историю, но толком никто ничего не знает.
Я попыталась выразить ему свое соболезнование, но он так погрузился в воспоминания об умершей, что едва ли расслышал мои слова.
5 июня.
У меня задержка. Поговорила с Бернаром, но его это, похоже, ничуть не беспокоит.
6 июня.
Профессор сегодня опять не в лучшем настроении. Он только
что вернулся с похорон секретарши, где оказался единственным, кто пришел проводить ее в последний путь. Теперь он сам не свой - все пытается понять, нет ли его вины в том, что она решилась на роковой шаг.
Ах, если бы Бернар обладал таким же чувством ответственности!
7 июня.
Канова не менее получаса рассказывал мне о своем умершем ребенке. Временами казалось, что профессор вот-вот разрыдается. Это был такой умный, тонко чувствующий, художественно одаренный мальчик... И т. д. и т.п. Я даже была удостоена чести полюбоваться листами с какой-то бессмысленной разноцветной мазней - все, что осталось от первого творческого периода Кановы-младшего. В общем, беседа вышла не из приятных, особенно, если учесть мое нынешнее состояние.
8 июня.
Бернар дал мне отставку: ему достало хладнокровия и наглости заявить, что нам лучше не встречаться! Я уже давно ждала чего-нибудь в этом роде, но все-таки очень расстроилась...
Впрочем, горевать не о чем: на роль мужа он в любом случае не годится.
10 июня.
Была у врача. Подозрения подтвердились. И этот идиот - доктор - счел необходимым поздравить меня!
После обеда Канова опять рассказывал о своем сыне, потом о его матери (своей первой жене) и опять о сыне. Я позволила себе немного расчувствоваться, придвинулась ближе и положила ладонь на рукав его пиджака. В ответ он робко обнял меня и поцеловал. Можно сказать, что день был богат событиями!
11 июня.
Канова становится все смелее и настойчивее, а я не могу решить, как же мне себя вести. Заводить интрижку в моем положении было бы глупо.
13 июня.
Это все-таки произошло! Мадам Канова уехала на пару дней в летний домик профессора в Фонтенбло, а ее супруг не замедлил использовать представившуюся возможность. Такого старого - и в то же время такого нежного! - любовника у меня еще не бывало. Он до смешного стыдлив, но это даже приятно своей необычностью.
...Полная противоположность Бернару!
18 июня.
Канова немного привык ко мне и стесняется уже меньше, чем прежде, но в разговоре соблюдает известную осторожность. Похоже, ему очень недостает человека, которому он мог бы полностью доверять. Как-то раз я заметила (возможно, слишком легкомысленным тоном):
- А вы, кажется, не очень-то часто обманывали своих жен! Он помолчал, потом ответил:
- Мадемуазель Мансо! В молодости, когда люди обычно руководствуются лишь своими чувствами, я заключил брак по расчету, а по любви женился, уже находясь в зрелом возрасте, когда естественнее было бы прислушиваться к доводам рассудка. И я хотел бы попросить вас не ставить знак равенства между моими женами, как вы изволили выразиться. Если я их и обманывал, то это происходило по совершенно различным причинам.
...А потом такое началось! Правду говорят, что возраст любви не помеха.
20 июня.
Мадам Канова вернулась в Париж. Подарила мне коробку шоколадных конфет.
Маньи сделал очень толковый и успешный доклад про этрусков, а затем пригласил меня вместе пообедать. Ассистент кафедры - важная птица, не так уж часто проявляющая интерес к простым студенткам, а уж повести кого-нибудь из них в "Лаперуз" - дело и вовсе небывалое. Но, конечно, самое странное - это когда приглашенная, сидя в шикарном ресторане, не может проглотить ни кусочка. Меня начало тошнить, едва я успела съесть несколько ложек супа. Дело дрянь!
23 июня.
Сегодня утром мадам Канова вручила мне серьгу, которую, по ее словам, она обнаружила на кушетке в кабинете профессора. При этом одарила меня многозначительной улыбкой и шепнула:
- Вам следует быть внимательнее, дорогая. Серьгу могла найти служанка...
Нелегко мне было держаться столь же непринужденно, как она! Ужинала с Маньи. Потом немного потанцевали. В сущности, он совсем недурен собой.
24 июня.
Снова ужин с Маньи и снова танцы. Сегодня он меня здорово удивил одним своим замечанием. Я пошутила насчет его худобы, а он ответил с деланным равнодушием:
- Я верующий христианин, мадемуазель. И для меня легче было бы совершить преступление, чем согрешить, нарушив установления религии - в частности, пост. Довольно своеобразная логика!
На обратном пути он остановил машину в Булонском лесу и попытался перейти к поцелуям. Я увернулась и заметила: - Ведь это было бы грехом!
Он отреагировал очень странно - сразу притих, несколько секунд глядел на меня, словно впервые увидел, а потом произнес: - Неизбежным грехом...
Очарование момента рассеялось без остатка, но в конце концов я все же позволила ему поцеловать меня - что еще оставалось делать в подобном положении! Маньи стремился развить свой успех, но, видно, судьба не пожелала в этот вечер подвергать мою добродетель слишком серьезным испытаниям. К боковому стеклу неожиданно прижалась физиономия какого-то старого бродяги. То ли он хотел попросить подаяния, то ли решил, что машина пуста, и собирался что-нибудь стянуть. Маньи подскочил, как подброшенный пружиной, и вперил в старика яростно-возмущенный взгляд. А тот в ответ снял шляпу, закивал головой и ободряюще ухмыльнулся. Он, кажется, был не прочь подольше сохранить свою роль благосклонного зрителя, но Маньи дал полный газ, и мы умчались...
25 июня.
Маньи по всем правилам объяснился мне в любви, но прозвучало это так фальшиво, как будто он спешил отбарабанить надоевший урок. Или это следствие смущения?
Канова окончательно приручен. Он уже настолько доверяет мне, что сегодня печальным голосом прочитал сонет собственного сочинения, посвященный его первой жене; профессор написал его к третьей годовщине их свадьбы. Я его переписала, чтобы доставить удовольствие профессору. Вот он:
С тех пор, когда мы обрели друг друга,
В срок одряхлев, вновь народились сорок лун,
И лишь негромкий унисон сердечных струн
Ни разу не прорвался страстной фугой.
Судьбою связаны навек неразделимо,
Рука в руке мы обретем конец пути.
Хмельных восторгов чужды, скуки крест нести
Обречены, куда бы ни брели мы.
Но если б на рассудочность удела
Пред тьмой безгласной возроптали мы несмело:
- Ужель любовь и есть унылый сей покой?
Нам ангел вдруг явил бы облик свой
И молвил гласом, полным кроткой страсти:
- Неблагодарные, молчите! Это - счастье!
Буду очень удивлена, если окажется, что профессор сочиняет столь же чувствительные, канонически сложенные вирши и своей второй суженой!
27 июня.
Наконец решилась и поговорила с Кановой о моих теперешних трудностях; рано или поздно он бы и сам обо всем догадался. Соблазн намекнуть на его причастность к этому делу был велик, но я устояла. Лучше не прибегать к нечестным приемам. Да и вряд ли мне удалось бы его убедить - ведь он-то всегда, даже в самые бурные моменты, помнил об осторожности и принимал все необходимые меры.
Впрочем, он и так нисколько не рассердился. Отнесся к моей беде с пониманием, как добрый папочка. Говорит, что лучше всего для меня будет уехать на несколько месяцев куда-нибудь в провинцию, а потом, когда минует ожидаемое событие и я поправлюсь, можно как ни в чем не бывало вернуться в Париж. Расходы он берет на себя. Конечно, господин профессор побаивается, что ввиду определенных ухудшений в моей фигуре пострадает его репутация... Вообще-то он мог побеспокоиться об этом и раньше.
В итоге я согласилась провести лето на лоне природы, предоставив Канове изобрести какой-нибудь благовидный предлог моего отъезда, чтобы мадам Канова не терзалась напрасными подозрениями.
28 июня.
Со стороны мадам - всепонимающий взгляд старшей сестры и несколько многозначительных слов в очень дружеском тоне. Что у этой женщины на уме понять невозможно.
Опять ужин с Маньи и затем танцы. Он весь вечер держался с необычайным достоинством, словно герой-любовник из классической трагедии.
29 июня.
Невероятно! Кажется, со мной начинают твориться чудеса: Маньи попросил моей руки! Это произошло в перерыве между двумя танцами, так что поначалу я приняла все за шутку и не обратила на его слова особого внимания. Но в конце вечера он достал из кармана кольцо и торжественно надел мне на палец! Такое колечко должно стоить не меньше двухсот тысяч франков, и я уставилась на него, как последняя дура, не веря собственным глазам. Маньи, похоже, не допускал мысли, что его предложение, может быть отвергнуто, и на какой-то миг меня это здорово разозлило. Я попросила дать мне время подумать, но мой восторг при виде кольца не укрылся от него; он наверняка понял, что все уже давно обдумано!
30 июня.
Кристиан назначил свадьбу на 19-е июля; значит, все это всерьез! Я стараюсь выглядеть покорной, как жертвенный барашек, но держусь начеку, чтобы не прозевать какой-нибудь неприятный сюрприз. По сути дела, он ничего обо мне не знает - по крайней мере, ничего из тех вещей, которые принято выяснять о своей невесте, прежде чем вести ее к алтарю. А я никак не могу решиться рассказать ему все, не дожидаясь вопросов. Боюсь, его любовь не выдержала бы такого сурового испытания.
1 июля.
, Кажется, свадьбе не бывать - по милости Кановы, который сегодня совершенно неожиданно разразился целой проповедью на тему морали и тому подобного. Вот уж действительно - беда приходит, откуда не ждешь. Он требует, чтобы я поговорила с Кристианом начистоту и просветила его насчет моего нынешнего состояния. Но я отлично понимаю, чем вызван такой всплеск щепетильности: он не может смириться с мыслью, что я женю на себе Маньи. Нет, ревность тут ни при чем, Канова не настолько мелочен. Но он считает своим долгом выступить в защиту прав Кристиана. Маньи - молодой человек из высшего общества, с прекрасной репутацией, за чьей карьерой он, профессор, наблюдает с живейшим интересом, и т. д. А стало быть, он обязан предостеречь своего молодого коллегу и друга от опрометчивых шагов. Лицемер проклятый! Я не удержалась и позволила себе какое-то замечание о ханжестве, но Канова, нисколько не смутившись, заявил:
- Циники любят попрекать совестливых людей тем, что последние стараются скрывать свои греховные побуждения. Но в действительности утаить неблаговидный поступок очень трудно, и наши критики, сторонники свободного и раскованного поведения, об этом прекрасно знают.
А когда я попросила дать мне отсрочку, чтобы сделать аборт, он ответил:
- Как раз недавно я прочел у Эдгара Вале следующие строки:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17