https://wodolei.ru/catalog/kuhonnie_moyki/iz-kamnya/
Мы сняли меблированную квартиру - он никогда не тратился на одежду или приличный отель. В Нью-Йорке у него возникла странная привычка: он стал бормотать себе под нос. Однажды он оторвался от своей газеты и пробурчал: "Да, милка, мир болен. Покоя нигде нет. Этот Сакьет меня очень печалит". Я брякнула: "Ну так попроси своего Сака-Ета оставить тебя в покое". Йозеф грустно посмотрел на меня и сказал, что я тоже больна. Тогда-то он и начал что-то писать каждую ночь, изучая карты в атласе мира. Мне он говорил, что пишет письма. Я уж подумала, что своей азиатской крале. Он мог просиживать за своими каракулями всю ночь, подолгу уставясь взглядом в стену, а потом писал-писал как заведенный. На меня он не обращал никакого внимания - сижу я в комнате или нет, ему было наплевать. Однажды я случайно встретила знакомого антрепренера - он предложил мне место певицы в баре на Манхаттене. Я согласилась - чтобы хоть чем-то заняться.
Йозеф не возражал. Он обычно заявлялся к мне в бар часа в два ночи, выпивал свое вино и забирал меня домой. Это было совсем захудалое местечко = даже без вывески и без афиш перед входом. Разрешения на работу в Нью-Йорке у меня не было, но хозяин бара смотрел на это сквозь пальцы. На сцене нас было двое: я пела, а один паренек играл на органе. Йозеф даже подкинул мне деньжат на пару концертных платьев. И никогда не требовал с меня заработанное. Так продолжалось несколько месяцев. Он все строчил свои письма или пропадал в библиотеке.
Наверное, это случилось в мае - помню, стало уже тепло. Прихожу и вижу: у нас лысый коротышка с мерзкой физиономией - правую ноздрю ему кто-то, видно, откусил и не вернул. Сидят они с Йозефом, чаевничают. Я сразу поняла: это и есть Вилли Кислый. И ещё я поняла: Йозеф был очень недоволен тем, что я пришла так рано. Кислый был форменный извращенец, он все поглядывал на меня да отпускал какие-то скабрезные шуточки. Хотя я не понимала их язык, мне не долго ломать голову не пришлось, что он там такое про меня говорил. Он быстро ушел. А Йозеф с того дня стал сам не свой. Он опять ходил с пистолетом, а в рукаве прятал страшный нож. Я не спрашивала, что случилось, но он сам мне сказал:
- Liebling, скоро у меня будет много денег. Мы уедем далеко-далеко. Тебе не о чем беспокоиться.
В тот день после моего ночного выступления я вернулась к себе. Йозеф уже сидел в моей гримерной - это был угол грязной кухни, отделенный от пьянчуги-повара занавеской. Йозеф был весел, но когда обнял меня, я почувствовала в рукаве нож. Он ушел на кухню и, пока я переодевалась, болтал о чем-то с поваром - кажется, по-итальянски. Домой мы поехали на такси - обычно мы шли пешком - и спросил, какие у меня планы на завтра. Я сказала, что хочу сделать укладку; - Роуз замолчала. - Я так подробно рассказываю потому, что все детали теперь очень важны.
- Давай-давай, - буркнул я, а сам думал, много ли в её рассказе правды.
- Йозеф спросил, когда я должна быть в салоне. Я назвала час. Понимаешь, даже тогда, похоже, ему хотелось быть уверенным, что я не буду ему мешать. А утром...
- Мешать в чем?
- Сейчас дойду и до этого. Слушай. На следующее утро он рано встал. Все было как обычно, да только я смотрю: он собрал свои плотницкие принадлежности. Он ими очень дорожил. Йозеф попросил меня в одиннадцать уйти из квартиры и дожидаться его в салоне. Сколько бы времени ни прошло, я должна была сидеть там и ждать. Вопросов я не задавала. Час походила по магазинам, перекусила. В салон я пришла в полдень и села читать журналы. В два я освободилась и села в зале. Мне стало скучно. Все журналы я прочитала. В полчетвертого я позвонила нашему домоуправу. У него на первом этаже было служебное помещение. Я попросила его проверить, дома ли Йозеф, а он в свою очередь спросил, где я нахожусь. Я сказала, не понимая всю странность его вопроса. Он попросил не вешать трубку, а сам пошел к нам наверх. Я так просидела с телефонной трубкой несколько минут и вдруг услышала на улице вой полицейской сирены. Машина притормозила прямо у салона. Вошли двое легавых - один из них направился ко мне. Меня отвезли в участок. Там я узнала, что Йозефа закололи ножом. Я...
- Убийство повесили на тебя? - перебил я Роуз. Мне всегда казалось, что она скрывается от полиции и что на ней висит убийство.
- Нет! Почему ты меня вечно в чем-то обвиняешь?
- Я просто подумал... Это вполне логично.
- Полиция точно знала время смерти Йозефа - в двадцать две минуты второго. Домоуправ видел, как около часа дня к нам в квартиру поднялся коротышка с изуродованным носом - он как раз драил дверь парадного. Потом в двадцать минут второго - домоуправ болтал с почтальоном - они услышали из нашей квартиры крики, а через две минуты Йозеф распахнул дверь и скатился с лестницы. Он истекал кровью и умер у них на руках. Через несколько секунд прибыла полиция, но убийца сбежал по пожарной лестнице. Естественно, перво-наперво, они взяли меня. Но я могла доказать, что между половиной первого и половиной четвертого находилась в салоне - меня там видели человек десять!
Я сел.
- Ну тогда ты чиста как стеклышко! От кого же ты удираешь?
- А я и говорила, что ничего такого не совершила, - холодно заметила Роуз. - Но все равно я в бегах. От законников. Законники хотят меня убить!
- Как это прикажешь понимать?
- А так и понимай. Уж не знаю почему, но они несколько раз пытались меня убить. Ребята с полицейскими жетонами.
- Но ты же сказала: они проверяли твое алиби и поняли, что ты не могла его убить?
- Да они охотятся за мной вовсе не из-за убийства Йозефа! Я сама не знаю, почему! Ты спросил, от кого я прячусь. Так дай закончить. Легавые меня не трогали - поначалу. Они не только знали, что у меня алиби, они знали, что убийца - мужчина, лысый коротышка с изуродованным носом. Домоуправ не видел, как он выходил из квартиры. Полицейские спрашивали меня о моих любовниках, думали, может, это убийство на почве ревности. Я рассказала им, как познакомилась с Йозефом, как мы поженились. Все рассказала. Это заняло два часа. И когда мне уже казалось, что они готовы от меня отстать, они начали о чем-то перешептываться, точно возникли какие-то новые факты. Меня оставили в крохотной каморке. Наедине со стулом. Потом пришли какие-то новые люди - помоложе и получше одетые, чем полицейские. Они сказали, что из Вашингтона. И...
- Из Вашингтона? Это были ФБР-овцы?
Роуз покачала головой.
- Не знаю. Знаю только, что из Вашингтона. Они ни слова не сказали про убийство, только спрашивали, где мы жили, с кем общался Йозеф, выясняли даже, в какие рестораны мы ходили и чем весь день занимались. Я им все рассказала - то же, что и тебе сейчас. Когда же я упомянула о его письмах, они заинтересовались и стали спрашивать, о чем были эти письма и где они хранятся. И были ли у него деньги. А я им прямо сказала, что я не знаю, что он читал, писал и говорил, потому как все это было на иностранном языке Я им даже старалась помочь, рассказала им про Кислого-немца, про азиатку, чье имя он выкрикивал во сне. А ребята все наседали на меня. Я перепугалась. У меня разболелась голова. Я поняла, что им кажется, будто я что-то от них утаиваю. Но ведь я им все. что знала, рассказала - или почти все.
- Что значит "почти"? - удивился я.
- Ну, я только об одном никому не рассказывала - о своей работе. У меня же не было разрешения, так что незачем было осложнять жизнь себе и хозяину бара. Моя работа не имела никакого отношения к убийству Йозефа - а попадись я в черный список, моя песенка была бы спета. Ребята из Вашингтона все выколачивали из меня имена, названия городов. Они просто отказывались верить, что я ничего не знаю. Меня повезли в квартиру. Там все было в крови. Все перевернуто. Кто-то явно что-то искал. Они и сами устроили обыск: перетряхивали вспоротые матрасы, подушки, обои от стен отодрали. Самое неприятное - мне так и не сказали, что же они ищут. Наконец меня повезли в Нижний Манхэттен - не в полицейское управление, а в какое-то огромное учреждение, где на дверях кабинетов не было табличек с фамилиями. А был уже вечер, и я проголодалась так, что меня тошнить стало. Да и разозлилась я не на шутку. Они по новой устроили мне допрос - откуда у него деньги, да кто его друзья. Я им говорю, мол, голодна, а они мне: сможешь поесть, когда все расскажешь. Они уже со мной не церемонились - грубили, обзывались. Называли дурой, шлюхой... Другие старались вести себя приветливо, предлагали сигаретку и печально говорили, что я вляпалась, советовали все рассказать начистоту. Я все рассказывала, что знала, да только их это мало интересовало. Я опять назвала все адреса в других городах, где мы жили, убеждала их, что у меня нет друзей и что я никого из знакомых Йозефа никогда не видела - за исключением этого самого Кислого.
Когда же я вспомнила, что Йозеф свои деньги носил в ремне и что банковского счета у него не было, они мне сообщили, что у убитого нашли всего сотню долларов. Наконец я рассвирепела и стала спрашивать у них, арестовали они меня или как... Потом я сказала, что воспользуюсь своим конституционным правом не давать показаний и требую вызвать моего адвоката. А минут через десять мне вдруг разрешили идти. Сказали как ни в чем не бывало, точно ничего не произошло. Но так все и началось.
- Что началось?
- За мной стали следить и несколько раз пытались убить. Как только я вышла из их здания - а это было почти у самого порта, первое что я сделала, пошла в бар выпить и перекусить. Сам знаешь, каково смазливой блондинке зайти одной в бар ночью - тут же на тебя вылупляются двадцать пар глаз, и вся эта пьянь думает, что не грех бы такую девицу окрутить. Потом я поймала такси и поехала к нам на квартиру собрать вещи. Там сидел какой-то хмырь, он предъявил какое-то удостоверение и сказал, что я не имею права ни до чего дотрагиваться. Высокий симпатичный парень с тонкими губами и премерзейшей харей. Мне даже показалось, что я мельком видела его в том учреждении. Он нагло заявил, чтобы я перестала ломать комедию, была умницей и стала с ним сотрудничать, иначе меня ждут крупные неприятности. Я спросила, что за неприятности и как мне надо с ним сотрудничать. Он обвел рукой разгромленную комнату и спросил, не здесь ли это спрятано. А когда я спросила, что это такое, он заорал на меня и выхватил "пушку". Он мог убить меня - он так и заявил, что застрелит меня, если я не "расколюсь". Мы были в квартире вдвоем и я страшно испугалась. И сказала, что это где-то в духовке. Парень помчался на кухню и пока он копался в духовке, я огрела его стулом по темени и бросилась вон. Было уже около полуночи, в кармане у меня - двадцать семь долларов. Я поехала на такси в центр, сняла номер в дешевом отеле. Портье, понятное дело, меня всю глазками-то обшарил. Сам понимаешь яркая блондинка без багажа снимает номер на одну ночь. Я завалилась спать, но всю ночь телефон в номере не переставая трезвонил. Словом, я не выспалась и на утро была на грани помешательства.
- А кто звонил?
- Когда я брала трубку, на том конце давали отбой. Наконец я просто сняла трубку и положила на столик. Но тут начали стучать в дверь, а когда я подходила и спрашивала, кто, ответа не было. Я от страха места себе не находила. И обратиться за помощью было не к кому. Не в полицию же. На рассвете я отправилась завтракать - и тут поняла, что за мной хвост. За мной повсюду следовали два обалдуя с сытыми рожами. Они и не скрывали, что следят за мной. За кофе я почитала утренние газеты. Я-то думала, что убийство Йозефа будет на первых полосах, но в газетах об этом не было ни слова. Когда я вернулась в отель, портье велел мне съехать к полудню, намекнув, что я проститутка и таким тут не место...
Я попыталась было поспать хоть пару часов, но не смогла: меня всю трясло. Я съехала в полдень, и за мной увязался толсторожий обалдуй. Я бродила по городу, ломая голову, куда бы приткнуться. Всю жизнь я колесила по стране и не смогла завести себе друзей. А они тогда были бы очень кстати. Вдруг меня схватил за руку какой-то смуглолицый хрен и что-то зашептал. Я не поняла. Сказала ему, чтобы он проваливал, а он дал мне пощечину и пустился бежать. Оба моих топтуна все видели, но и ухом не повели. Но сцена с пощечиной собрала небольшую толпу сочувствующих и к нам подошел полицейский. Он спросил, что случилось, и повел меня в участок. А через несколько минут в участке появился один из вашингтонских ребят, отвел в сторону дежурного офицера и стал ему что-то нашептывать. Дежурный вернулся и пригрозил, что если я появлюсь в этом участке ещё раз, меня арестуют за антиобщественное поведение. После этого вашингтонский ублюдок тихо поинтересовался, намерена ли я ещё фордыбачиться или стану паинькой. Мне хотелось завизжать от бессильной злости - ведь я им, идиотам, уже все рассказала. Но я молча выбежала на улицу. Я добрела до адвокатской конторы, вошла и стала рассказывать про свои напасти тамошнему адвокату - скользкого вида типу. Он счел меня чокнутой. К тому же во время нашей беседы у него зазвонил телефон и после краткого разговора он попросил меня убраться.
Я была вся на нервах. Несколько раз я пыталась отделаться от своих топтунов. Да ведь как от них скроешься - я заметная в толпе. Как-то я переходила улицу и меня чуть не сбила машина - она нарочно рванула прямо на меня, я с трудом отскочила обратно на тротуар. Это была полицейская машина - то ли "форд", то ли "шевроле" без опознавательных знаков. В машине сидели двое - вылитые сыскари. Я пошла дальше. Тут какой-то здоровенный мужик чуть не сшиб меня с ног. И ни слова не говоря, прошел мимо. Я уже просто голову потеряла от страха. Зашла в кафе поесть, да кусок в горло не лез. Мне ужасно хотелось спать. Я попыталась снять номер в нескольких отелях. Но видок у меня уже был всклоченный - и мне отказали. Да и деньги мои таяли. Я ещё и десятку просадила на такси - пыталась отделаться от "хвоста". Потом я купила себе белье и переоделась в туалете какого-то бара. Хозяин моего бара остался мне должен недельное жалованье, но я не хотела заявляться к нему, не избавившись от этих обалдуев. Какой-то парень, притворившись пьяным, предложил мне сходить с ним в отель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
Йозеф не возражал. Он обычно заявлялся к мне в бар часа в два ночи, выпивал свое вино и забирал меня домой. Это было совсем захудалое местечко = даже без вывески и без афиш перед входом. Разрешения на работу в Нью-Йорке у меня не было, но хозяин бара смотрел на это сквозь пальцы. На сцене нас было двое: я пела, а один паренек играл на органе. Йозеф даже подкинул мне деньжат на пару концертных платьев. И никогда не требовал с меня заработанное. Так продолжалось несколько месяцев. Он все строчил свои письма или пропадал в библиотеке.
Наверное, это случилось в мае - помню, стало уже тепло. Прихожу и вижу: у нас лысый коротышка с мерзкой физиономией - правую ноздрю ему кто-то, видно, откусил и не вернул. Сидят они с Йозефом, чаевничают. Я сразу поняла: это и есть Вилли Кислый. И ещё я поняла: Йозеф был очень недоволен тем, что я пришла так рано. Кислый был форменный извращенец, он все поглядывал на меня да отпускал какие-то скабрезные шуточки. Хотя я не понимала их язык, мне не долго ломать голову не пришлось, что он там такое про меня говорил. Он быстро ушел. А Йозеф с того дня стал сам не свой. Он опять ходил с пистолетом, а в рукаве прятал страшный нож. Я не спрашивала, что случилось, но он сам мне сказал:
- Liebling, скоро у меня будет много денег. Мы уедем далеко-далеко. Тебе не о чем беспокоиться.
В тот день после моего ночного выступления я вернулась к себе. Йозеф уже сидел в моей гримерной - это был угол грязной кухни, отделенный от пьянчуги-повара занавеской. Йозеф был весел, но когда обнял меня, я почувствовала в рукаве нож. Он ушел на кухню и, пока я переодевалась, болтал о чем-то с поваром - кажется, по-итальянски. Домой мы поехали на такси - обычно мы шли пешком - и спросил, какие у меня планы на завтра. Я сказала, что хочу сделать укладку; - Роуз замолчала. - Я так подробно рассказываю потому, что все детали теперь очень важны.
- Давай-давай, - буркнул я, а сам думал, много ли в её рассказе правды.
- Йозеф спросил, когда я должна быть в салоне. Я назвала час. Понимаешь, даже тогда, похоже, ему хотелось быть уверенным, что я не буду ему мешать. А утром...
- Мешать в чем?
- Сейчас дойду и до этого. Слушай. На следующее утро он рано встал. Все было как обычно, да только я смотрю: он собрал свои плотницкие принадлежности. Он ими очень дорожил. Йозеф попросил меня в одиннадцать уйти из квартиры и дожидаться его в салоне. Сколько бы времени ни прошло, я должна была сидеть там и ждать. Вопросов я не задавала. Час походила по магазинам, перекусила. В салон я пришла в полдень и села читать журналы. В два я освободилась и села в зале. Мне стало скучно. Все журналы я прочитала. В полчетвертого я позвонила нашему домоуправу. У него на первом этаже было служебное помещение. Я попросила его проверить, дома ли Йозеф, а он в свою очередь спросил, где я нахожусь. Я сказала, не понимая всю странность его вопроса. Он попросил не вешать трубку, а сам пошел к нам наверх. Я так просидела с телефонной трубкой несколько минут и вдруг услышала на улице вой полицейской сирены. Машина притормозила прямо у салона. Вошли двое легавых - один из них направился ко мне. Меня отвезли в участок. Там я узнала, что Йозефа закололи ножом. Я...
- Убийство повесили на тебя? - перебил я Роуз. Мне всегда казалось, что она скрывается от полиции и что на ней висит убийство.
- Нет! Почему ты меня вечно в чем-то обвиняешь?
- Я просто подумал... Это вполне логично.
- Полиция точно знала время смерти Йозефа - в двадцать две минуты второго. Домоуправ видел, как около часа дня к нам в квартиру поднялся коротышка с изуродованным носом - он как раз драил дверь парадного. Потом в двадцать минут второго - домоуправ болтал с почтальоном - они услышали из нашей квартиры крики, а через две минуты Йозеф распахнул дверь и скатился с лестницы. Он истекал кровью и умер у них на руках. Через несколько секунд прибыла полиция, но убийца сбежал по пожарной лестнице. Естественно, перво-наперво, они взяли меня. Но я могла доказать, что между половиной первого и половиной четвертого находилась в салоне - меня там видели человек десять!
Я сел.
- Ну тогда ты чиста как стеклышко! От кого же ты удираешь?
- А я и говорила, что ничего такого не совершила, - холодно заметила Роуз. - Но все равно я в бегах. От законников. Законники хотят меня убить!
- Как это прикажешь понимать?
- А так и понимай. Уж не знаю почему, но они несколько раз пытались меня убить. Ребята с полицейскими жетонами.
- Но ты же сказала: они проверяли твое алиби и поняли, что ты не могла его убить?
- Да они охотятся за мной вовсе не из-за убийства Йозефа! Я сама не знаю, почему! Ты спросил, от кого я прячусь. Так дай закончить. Легавые меня не трогали - поначалу. Они не только знали, что у меня алиби, они знали, что убийца - мужчина, лысый коротышка с изуродованным носом. Домоуправ не видел, как он выходил из квартиры. Полицейские спрашивали меня о моих любовниках, думали, может, это убийство на почве ревности. Я рассказала им, как познакомилась с Йозефом, как мы поженились. Все рассказала. Это заняло два часа. И когда мне уже казалось, что они готовы от меня отстать, они начали о чем-то перешептываться, точно возникли какие-то новые факты. Меня оставили в крохотной каморке. Наедине со стулом. Потом пришли какие-то новые люди - помоложе и получше одетые, чем полицейские. Они сказали, что из Вашингтона. И...
- Из Вашингтона? Это были ФБР-овцы?
Роуз покачала головой.
- Не знаю. Знаю только, что из Вашингтона. Они ни слова не сказали про убийство, только спрашивали, где мы жили, с кем общался Йозеф, выясняли даже, в какие рестораны мы ходили и чем весь день занимались. Я им все рассказала - то же, что и тебе сейчас. Когда же я упомянула о его письмах, они заинтересовались и стали спрашивать, о чем были эти письма и где они хранятся. И были ли у него деньги. А я им прямо сказала, что я не знаю, что он читал, писал и говорил, потому как все это было на иностранном языке Я им даже старалась помочь, рассказала им про Кислого-немца, про азиатку, чье имя он выкрикивал во сне. А ребята все наседали на меня. Я перепугалась. У меня разболелась голова. Я поняла, что им кажется, будто я что-то от них утаиваю. Но ведь я им все. что знала, рассказала - или почти все.
- Что значит "почти"? - удивился я.
- Ну, я только об одном никому не рассказывала - о своей работе. У меня же не было разрешения, так что незачем было осложнять жизнь себе и хозяину бара. Моя работа не имела никакого отношения к убийству Йозефа - а попадись я в черный список, моя песенка была бы спета. Ребята из Вашингтона все выколачивали из меня имена, названия городов. Они просто отказывались верить, что я ничего не знаю. Меня повезли в квартиру. Там все было в крови. Все перевернуто. Кто-то явно что-то искал. Они и сами устроили обыск: перетряхивали вспоротые матрасы, подушки, обои от стен отодрали. Самое неприятное - мне так и не сказали, что же они ищут. Наконец меня повезли в Нижний Манхэттен - не в полицейское управление, а в какое-то огромное учреждение, где на дверях кабинетов не было табличек с фамилиями. А был уже вечер, и я проголодалась так, что меня тошнить стало. Да и разозлилась я не на шутку. Они по новой устроили мне допрос - откуда у него деньги, да кто его друзья. Я им говорю, мол, голодна, а они мне: сможешь поесть, когда все расскажешь. Они уже со мной не церемонились - грубили, обзывались. Называли дурой, шлюхой... Другие старались вести себя приветливо, предлагали сигаретку и печально говорили, что я вляпалась, советовали все рассказать начистоту. Я все рассказывала, что знала, да только их это мало интересовало. Я опять назвала все адреса в других городах, где мы жили, убеждала их, что у меня нет друзей и что я никого из знакомых Йозефа никогда не видела - за исключением этого самого Кислого.
Когда же я вспомнила, что Йозеф свои деньги носил в ремне и что банковского счета у него не было, они мне сообщили, что у убитого нашли всего сотню долларов. Наконец я рассвирепела и стала спрашивать у них, арестовали они меня или как... Потом я сказала, что воспользуюсь своим конституционным правом не давать показаний и требую вызвать моего адвоката. А минут через десять мне вдруг разрешили идти. Сказали как ни в чем не бывало, точно ничего не произошло. Но так все и началось.
- Что началось?
- За мной стали следить и несколько раз пытались убить. Как только я вышла из их здания - а это было почти у самого порта, первое что я сделала, пошла в бар выпить и перекусить. Сам знаешь, каково смазливой блондинке зайти одной в бар ночью - тут же на тебя вылупляются двадцать пар глаз, и вся эта пьянь думает, что не грех бы такую девицу окрутить. Потом я поймала такси и поехала к нам на квартиру собрать вещи. Там сидел какой-то хмырь, он предъявил какое-то удостоверение и сказал, что я не имею права ни до чего дотрагиваться. Высокий симпатичный парень с тонкими губами и премерзейшей харей. Мне даже показалось, что я мельком видела его в том учреждении. Он нагло заявил, чтобы я перестала ломать комедию, была умницей и стала с ним сотрудничать, иначе меня ждут крупные неприятности. Я спросила, что за неприятности и как мне надо с ним сотрудничать. Он обвел рукой разгромленную комнату и спросил, не здесь ли это спрятано. А когда я спросила, что это такое, он заорал на меня и выхватил "пушку". Он мог убить меня - он так и заявил, что застрелит меня, если я не "расколюсь". Мы были в квартире вдвоем и я страшно испугалась. И сказала, что это где-то в духовке. Парень помчался на кухню и пока он копался в духовке, я огрела его стулом по темени и бросилась вон. Было уже около полуночи, в кармане у меня - двадцать семь долларов. Я поехала на такси в центр, сняла номер в дешевом отеле. Портье, понятное дело, меня всю глазками-то обшарил. Сам понимаешь яркая блондинка без багажа снимает номер на одну ночь. Я завалилась спать, но всю ночь телефон в номере не переставая трезвонил. Словом, я не выспалась и на утро была на грани помешательства.
- А кто звонил?
- Когда я брала трубку, на том конце давали отбой. Наконец я просто сняла трубку и положила на столик. Но тут начали стучать в дверь, а когда я подходила и спрашивала, кто, ответа не было. Я от страха места себе не находила. И обратиться за помощью было не к кому. Не в полицию же. На рассвете я отправилась завтракать - и тут поняла, что за мной хвост. За мной повсюду следовали два обалдуя с сытыми рожами. Они и не скрывали, что следят за мной. За кофе я почитала утренние газеты. Я-то думала, что убийство Йозефа будет на первых полосах, но в газетах об этом не было ни слова. Когда я вернулась в отель, портье велел мне съехать к полудню, намекнув, что я проститутка и таким тут не место...
Я попыталась было поспать хоть пару часов, но не смогла: меня всю трясло. Я съехала в полдень, и за мной увязался толсторожий обалдуй. Я бродила по городу, ломая голову, куда бы приткнуться. Всю жизнь я колесила по стране и не смогла завести себе друзей. А они тогда были бы очень кстати. Вдруг меня схватил за руку какой-то смуглолицый хрен и что-то зашептал. Я не поняла. Сказала ему, чтобы он проваливал, а он дал мне пощечину и пустился бежать. Оба моих топтуна все видели, но и ухом не повели. Но сцена с пощечиной собрала небольшую толпу сочувствующих и к нам подошел полицейский. Он спросил, что случилось, и повел меня в участок. А через несколько минут в участке появился один из вашингтонских ребят, отвел в сторону дежурного офицера и стал ему что-то нашептывать. Дежурный вернулся и пригрозил, что если я появлюсь в этом участке ещё раз, меня арестуют за антиобщественное поведение. После этого вашингтонский ублюдок тихо поинтересовался, намерена ли я ещё фордыбачиться или стану паинькой. Мне хотелось завизжать от бессильной злости - ведь я им, идиотам, уже все рассказала. Но я молча выбежала на улицу. Я добрела до адвокатской конторы, вошла и стала рассказывать про свои напасти тамошнему адвокату - скользкого вида типу. Он счел меня чокнутой. К тому же во время нашей беседы у него зазвонил телефон и после краткого разговора он попросил меня убраться.
Я была вся на нервах. Несколько раз я пыталась отделаться от своих топтунов. Да ведь как от них скроешься - я заметная в толпе. Как-то я переходила улицу и меня чуть не сбила машина - она нарочно рванула прямо на меня, я с трудом отскочила обратно на тротуар. Это была полицейская машина - то ли "форд", то ли "шевроле" без опознавательных знаков. В машине сидели двое - вылитые сыскари. Я пошла дальше. Тут какой-то здоровенный мужик чуть не сшиб меня с ног. И ни слова не говоря, прошел мимо. Я уже просто голову потеряла от страха. Зашла в кафе поесть, да кусок в горло не лез. Мне ужасно хотелось спать. Я попыталась снять номер в нескольких отелях. Но видок у меня уже был всклоченный - и мне отказали. Да и деньги мои таяли. Я ещё и десятку просадила на такси - пыталась отделаться от "хвоста". Потом я купила себе белье и переоделась в туалете какого-то бара. Хозяин моего бара остался мне должен недельное жалованье, но я не хотела заявляться к нему, не избавившись от этих обалдуев. Какой-то парень, притворившись пьяным, предложил мне сходить с ним в отель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22