Большинство торговых судов именовали в честь святых, к которым можно было обратиться в трудную минуту. Все остальные корабли носили воинственные названия – «Дьявол», «Волк», «Дракон» и тому подобное, – унаследованные от их скандинавских предков.
Роберт вдруг встрепенулся:
– А вот и капитан.
На палубу по сходням поднимался высокий угрюмый мужчина тридцати двух – тридцати трех лет с коротко остриженными каштановыми волосами, стоявшими надо лбом торчком. При виде щенка его большой, плотно сжатый рот раздвинулся в улыбке. Мириэл испытала одновременно облегчение и разочарование. Как бы она повела себя, если б капитаном корабля оказался Николас де Кан? И, главное, как поступил бы Николас, увидев ее? Что ж, хорошо, что это не он.
Мужчина сгреб песика в свои длинные руки и забрался вместе с ним на надстройку, где Роберт представил его жене как господина Мартина Вудкока.
– Значит, малыш пришелся вам по душе, – сказал он, передавая ей Уилла.
– Я его обожаю. – Мириэл на мгновение прижала к себе песика. Тот завилял хвостом и своим маленьким розовым язычком лизнул ее в щеку. – Лучший подарок в моей жизни. – Она бросила на мужа ласковый взгляд. Несмотря на многие сомнения и раздражение, она все же доверяла мужу: он умел дарить ей радость, вот и песика привез.
Роберт довольно улыбнулся.
– На это денег не жалко, – сказал он.
– На меня или на собаку?
– На обоих, разумеется. – Он поцеловал ее и погладил песика против шерсти. Уилл обнажил свои маленькие острые клыки, его грудка затрепетала. Роберт предусмотрительно убрал руку, но продолжал натужно улыбаться.
Мартин Вудкок откланялся, сославшись на дела. Спустя час, когда уровень воды в заливе Уош поднялся, груженная шерстью «Пандора» покинула гавань Бостона и взяла курс на фламандский порт Антверпен.
Обрадованный заверениями Мириэл в том, что скоро работа в мастерских возобновится и он не останется без заработка, Хэм Ткач праздновал счастливое избавление от нищеты в пивной «У госпожи Гильды» в Потайном переулке. Заведение это чистотой не отличалось, но эль здесь подавали самый лучший на много миль окрест, и побаловать себя отменным свежим пивом сюда всегда приходили толпы народу.
Хэм удовлетворенно икнул, смотря на мир сквозь золотистую пелену. Он был пьян и из-за этого стал видеть еще хуже.
– Во как, поработаю еще несколько годков, – похвалялся он перед своим подмастерьем Уолтером. Тот влил в себя столько же кружек, что и его наставник, и теперь едва не клевал носом за столом.
– Кнешно, поработать. – Юноша уткнулся губами в край своей кружки.
– Многому я тебя научил, верно?
– Еще бы.
– Я знаю госпожу Мириэл. Она меня не вышвырнет… и муж у нее, кажется, порядочный.
– Ага, прядошный, – услужливо повторил юноша и, уронив голову на стол, закрыл глаза.
Хэм неуклюже поднялся из-за стола и, пошатываясь, вышел из пивной на темную улицу под моросящий дождь.
В отдельных домах по обеим сторонам от заведения Гильды мерцали огоньки, освещавшие грязные лужи и глинистые рытвины, но перед глазами Хэма стоял сплошной туман. Прожив всю жизнь в Линкольне, дорогу к пивной Гильды он знал, как свои пять пальцев, поскольку последние сорок пять лет дважды в неделю топал по ней туда и обратно, и потому, хоть он ничего и не видел перед собой, ноги сами понесли его домой. Хэм затянул песню:
Я напился, я напился, Хэм стал пьяный от вина. Эй, сестрица, Уолтер, Питер, Вы тут пейте, ну а я…
Допеть Хэм не успел. Когда он нетвердым шагом перебирался через глубокую выбоину от колес телеги, кто-то тихо подкрался к нему сзади. Только тогда Хэм сообразил, что ему грозит опасность, когда чья-то мускулистая рука обвилась вокруг его шеи и стиснула горло, так что он не мог петь, а потом и дышать.
Ноги у него подкосились, и он повалился в грязь. Нападавший упал вместе с ним, но легче Хэму не стало. Его горло уже не сжимали, а настойчиво, безжалостно давили на него. Вязкая жижа залилась ему в рот и ноздри, а потом и в открытые глаза. Над ним сомкнулась кромешная тьма.
На рассвете из города со скрипом выкатила телега мусорщика, груженная зловонными отходами и соломой из линкольнских сточных канав, уборных и навозных куч. Никто не обратил на телегу особого внимания. Никто и не подумал поискать под грудой испражнений, дохлых собак и старой соломы труп Хэма Ткача, пропавшего минувшим вечером. А если у кого такая мысль и возникла, он тотчас же от нее отмахнулся. Сам мусорщик поручил сгрузить отходы с телеги в мусорную яму своему временному помощнику. Что глаз не видит, не ляжет пятном на совести, а за два шиллинга серебром любой согласится отвернуться и не заметить то, что видеть не надобно.
Когда телега была опустошена, мусорщик, посвистывая, вернулся в город – его помощник исчез по дороге, – оставив труп Хэма Ткача гнить в его беспокойной могиле.
Глава 19
Осень 1219 года
Мириэл стояла в своей ткацкой мастерской в Линкольне и наблюдала за работой трех фламандцев. Ян и Вилгельм были братья, Герда, ширококостная женщина с русой косой, была женой Яна. Мириэл ее визгливый хрипловатый смех напоминал стрекот сороки. Все трое отлично знали свое ремесло и всячески старались угодить хозяевам. В их родном Антверпене среди ткачей царила жестокая конкуренция – шерсти для станков не хватало. Дома их ремесло находилось в полной зависимости от руна и пряжи, поставляемой из Англии и Испании. Здесь же сырье всегда было под рукой, и гибель от голода казалась далекой и нереальной перспективой.
Работая, они весело переговаривались по-фламандски; их громкие голоса перекрывали шум станков, производивших тонкое сукно в синюю, красную и зеленую полоску с такой скоростью, что Мириэл едва верила своим глазам.
Подмастерье Уолтер заряжал пряжей очередной станок. Вид у него был угрюмый, он даже не пытался принять участие в шутливой беседе фламандцев.
– Так ничего и не слышно о Хэме, Уолтер? – участливо поинтересовалась Мириэл, останавливаясь возле юноши.
Он замешкался под ее пристальным взглядом:
– Нет, госпожа. Говорят, он скорей всего упал в Уитем, а река из-за дождей вышла из берегов. У бедняги не было шансов выжить. – Он обнажил зубы. – Ну почему я не проводил его домой в тот вечер? Старый черт не видел дальше своего носа, да еще и набрался не хуже меня.
Мириэл ласково тронула парня за худенькое плечо.
– Ничьей вины тут нет, – твердо сказала она. – Я наказала отслужить молебен за упокой его души, где бы она ни находилась.
Она также послала мешочек серебра жене Хэма и намеревалась и впредь регулярно поддерживать ее деньгами, но об этом знали только она сама и несчастная женщина. Благоразумие требовало от нее осмотрительности. После скандала с Робертом по поводу Хэма она пришла к выводу, что ради сохранения мира в семье ей следует меньше откровенничать с мужем. По отношению к ней Роберт неизменно проявлял щедрость, но в делах он крепко держался за свой кошелек и был крайне безжалостен.
– Значит, по-вашему, его нет в живых, да, госпожа?
– Скорей всего, да, но что теперь об этом говорить. Послушай, у нас кончается зеленая пряжа. Сходи-ка в красильню, посмотри, готова ли новая партия у мастера Джека.
– Иду, госпожа. – Уолтер резво вскочил на ноги и почти бегом покинул мастерскую, словно пытался обогнать свои мысли. Мириэл вздохнула и, покачав головой, заняла его место за станком, чтобы завершить начатую операцию. Она представила, как он сидит здесь и предается размышлениям: руки работают, а в голове роятся догадки и подозрения.
Мириэл понимала, что бесполезно строить домыслы относительно исчезновения Хэма. Старый дурак напился и свел счеты с жизнью. Она не сомневалась в его смерти. Хэма слишком хорошо знали в городе, чтобы он остался незамеченным, а в силу своего плохого зрения далеко уйти он не мог. К тому же старик обожал свою жену и не стал бы мучить ее неведением и тревогой.
Роберт отмалчивался по поводу исчезновения старого ткача и даже тактично воздержался от замечания, что это и к лучшему, за что Мириэл была ему благодарна. Ей уже случалось несколько раз спорить с мужем, и она обнаружила в нем опытного и коварного соперника. Он никогда не терял самообладания, не впадал в ярость, да и вообще голос повышал крайне редко. Своего он добивался такими средствами, как извращение фактов, запугивание, лесть, и еще тем, что она в свое время принимала за обычную рассудительность. Правда, ему каким-то образом всегда удавалось так повернуть разговор, что виновницей спора оказывалась, как правило, она, и даже если ей случалось настоять на своем, ее не покидало ощущение, что победил все равно он.
Сосредоточенно щурясь, Мириэл вставляла в станок красновато-коричневую нить. У нее ныла спина, в животе бурлило. Утром, поднявшись с постели, она обнаружила, что у нее начались месячные, и с чувством глубокого облегчения отправилась на поиски льняных подкладок. Вопреки усердным трудам Роберта она все еще не была беременна. Роберт при этом известии лишь пожал плечами.
– На все воля Божья, – сказал он, потрепав ее по плечу. Слышать подобное заявление из его уст было весьма странно, поскольку Роберт придерживался того мнения, что Господь помогает тем, кто помогает себе сам.
По крайней мере, на время месячных она избавлена от домогательств мужа. Хоть ее тело и несколько приспособилось к его энергичной манере совокупления, она по-прежнему воспринимала свои супружеские обязанности в постели как тягостное бремя. А вот его поцелуи и объятия вне брачного ложа доставляли ей огромное удовольствие. Мириэл нравилось сидеть с мужем перед очагом, склонив голову к нему на плечо и обсуждая с ним события дня, когда он гладил ее, словно кошку.
Едва она успела зарядить станок, в мастерскую вернулся Уолтер с корзиной зеленой пряжи. Следом за ним вошел Роберт в новой шляпе из линкольнского сукна, сидевшей чуть набекрень на его русой шевелюре. На шляпе колыхалось в такт его шагу павлинье перо. Он был коренаст и чуть тучноват, но благодаря легкой походке в движении казался гораздо более стройным.
Фламандцы мгновенно прекратили болтовню и, поднявшись со своих мест, поклонились ему. Улыбнувшись, он жестом разрешил им продолжать работу и подошел к Мириэл.
– Дорогая. – В знак приветствия он поцеловал ее в обе щеки и затем в губы. – Сегодня вечером у нас будет гость. Я обещал ему отменный ужин и интересную беседу за столом.
– Гость? – Мириэл взглянула на мужа. Это сообщение ее не обрадовало. Спина сильно ныла, и она по опыту знала, что боль усилится. А среди знакомых торговцев и заказчиков Роберта встречались очень утомительные люди.
– Капитан корабля, – объявил Роберт. – Он перевозил груз с пряностями вверх по реке; я встретил его на рынке.
Мириэл чуть расслабилась и улыбнулась. Мартин Вудкок ей нравился, и устроить ему хороший прием было бы даже приятно.
– Тогда мне придется самой идти на рынок, – сказала она, ловким движением отстегивая кошелек с ремня мужа.
Тот вытаращил глаза и выпятил грудь, но потом вздохнул и неохотно улыбнулся.
– Он ведь и твое сукно переправляет во Фландрию, – заметил он.
– Но пригласил-то его ты, а я должна позаботиться об «отменном ужине», – парировала Мириэл, покидая мастерскую.
Николас сидел на перине в «Ангеле» в комнате на верхнем этаже. Мешочек серебра стал залогом того, что ему не пришлось делить постель и комнату с другими постояльцами, кроме тех, кого он выбрал сам.
– Что он собой представляет? Этот торговец, пригласивший тебя на ужин? – полюбопытствовала Магдалена, пряча свои полные веснушчатые груди под свежей льняной простыней. Ради путешествия в Линкольн с Николасом она на время пожертвовала регулярным заработком в «Красном кабане» в Дувре.
– Влиятельный торговец шерстью. Он нанял «Пандору» для перевозки своего руна, так что дела он ведет в основном с Мартином, но я с ним тоже иногда встречаюсь. – Он встал с постели, на которой они недавно целый час занимались любовью, и вытащил из своего дорожного мешка свежую льняную рубашку.
С восхищением взирая на его стройную фигуру, Магдалена убрала за ухо шелковистую прядь своих рыжих волос.
– Богатый?
Николас надел рубашку и насмешливо посмотрел на нее:
– Очень. И всегда вовремя платит. – Он взял тунику. – К сожалению, его приглашение не распространяется на мою спутницу.
Магдалена надула губы:
– Ты просто не хочешь знакомить меня ни с кем, кто мог бы мной заинтересоваться.
– Да брось ты! – расхохотался Николас – Ты хорошо меня знаешь, я тебя тоже!
Она насупилась, ее лоб обезобразила неестественно глубокая складка, но потом она улыбнулась и, схватив один из валиков, подпиравших подушки, швырнула в него.
Николас увернулся и погрозил ей пальцем:
– Нечего ворошить постель – это ничего не изменит. К тому же Роберт Уиллоби – женатый человек.
– Все они женаты, – презрительно бросила Магдалена. – Ты, моя любовь, единственное исключение среди моих клиентов.
Он фыркнул, застегивая ремень:
– Я сочту это за комплимент. А хотел я сказать вот что: Уиллоби женился совсем недавно, причем на женщине вдвое моложе его. По словам Мартина, она богата, умна и красива, и торговец души в ней не чает. Так что даже если ты явишься перед ним обнаженной, он вряд ли обратит на тебя внимание.
Магдалена задумчиво покусывала кончик указательного пальца.
– В таком случае постарайся соблюдать приличия, – промурлыкала она. – Не хватало еще, чтоб ты вернулся ко мне оскопленным в наказание за то, что пялился на чужую собственность.
– Это исключено, – уверенно отвечал Николас – Я не падок до женских чар, сколь ни велико было бы искушение. Деловые отношения гораздо надежнее.
Он склонился над кроватью, целуя ее в губы. Магдалена выгнула брови.
– Я стараюсь угодить, – сказала она с нотками сарказма в голосе, который он счел нужным проигнорировать.
Большинство богатых людей, которые могут позволить себе столовое белье, любят застилать обеденный стол белыми скатертями из плотного полотна с вышивкой по краю. Однако Мириэл выбрала скатерть из египетского хлопка – тоже плотную, с вытканным по ней арабским узором.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58