От противоположной стены навстречу им двигался монах. В полном безмолвии, он плавно плыл в своих черных одеждах, и казалось, что подол его рясы не касается пола. Руки монаха были глубоко спрятаны в складках одежды, а лицо скрывал низко надвинутый клобук.
– Йен, – дрожащим шепотом сказала Шайна, нервно сжимая руку мужа.
Видение приближалось к ним – все ближе и ближе. Когда их разделяло лишь несколько шагов, монах остановился и резким движением откинул клобук. Раздался довольный смех, и из-под клобука показалось улыбающееся лицо Демьена де Фонвилля.
– Добро пожаловать! – он с удовольствием посмотрел на побледневшие от страха лица гостей. – Говорят, что замок Олдвич-Эбби любит посещать призрак монаха. Надеюсь, вы были рады познакомиться с ним!
Йен засмеялся. Смех его был странным, нервным. Что касается Шайны, то ей и вовсе было не до смеха. Она даже не улыбнулась, когда Демьен учтиво прижался губами к ее руке.
– Я очень рад, что вы приехали, – сказал он интимно, так интимно, словно рядом с Шайной не стоял ее муж. – Еще раз – добро пожаловать! Все уже собрались в большом зале.
Ловко подхватив Шайну под локоть, он непринужденно вписался между мужем и женой и повел их в огромный зал с высоким сводчатым потолком. Зал освещали факелы, неярко горевшие в мраморных стенных нишах. Запах нагретой смолы смешивался с ароматом каких-то экзотических цветов – сильным, сладким, пряным.
Как только Шайна перешагнула порог зала, ею овладела единственная мысль: бежать отсюда. Бежать, и чем скорее, тем лучше.
Зал был заполнен гостями – мужчинами и женщинами. Все как один в масках, они сидели, развалясь, на низких диванах, расставленных повсюду. Лакеи бесшумно сновали по залу, разнося на серебряных подносах бокалы с вином. Шум голосов и смех, отраженные и усиленные высоким потолком, утопающим где-то вверху, во мраке, звучали как-то странно.
Шайна заметила, что гости в большинстве своем были уже навеселе. Женщины – почти все такие же подвыпившие, как и их кавалеры, – были одеты вызывающе. Их маскарадные костюмы не столько скрывали, сколько выставляли напоказ все женские прелести.
Демьен заметил замешательство Шайны. Проводил тяжелым взглядом Йена, который оставил их и направился прямиком к столу, уставленному бутылками и закусками.
– Вы удивлены? – спросил Демьен.
Шайна ответила не сразу. Ее щеки все сильнее заливались краской, пока она осматривала зал, с каждой секундой находя новые и новые поводы для смущения.
– Мне не нужно было сюда приезжать, – прошептала она наконец. – Не понимаю, почему Йен так на этом настаивал.
Она поискала глазами своего мужа и обнаружила его оживленно беседующим с женщиной, чье прозрачное одеяние, накинутое на обнаженное тело, не скрывало ровным счетом ничего.
– Это я просил его привезти вас, – пояснил Демьен. – Более того, я настаивал на этом.
Шайна оторвала взгляд от собеседницы мужа и перевела его на Демьена.
– Но зачем? – спросила она, глядя прямо в желтые, тигриные глаза Демьена. – Я не понимаю. Мне известно, что вы с Йеном – друзья, но…
Не отводя взгляда, она протянула руку, чтобы взять у подошедшего лакея бокал вина с серебряного подноса.
– Я хотел бы стать также и вашим другом, – заметил Демьен, наблюдая за Шайной, пробующей вино. – Вашим заботливым и любящим другом.
Шайна вспыхнула и слегка отодвинулась от Демьена. Но он продолжал крепко прижимать к себе ее руку, поэтому отодвинуться достаточно далеко ей не удалось.
– Прошу вас, – мягко сказала она. – Вы не должны…
Она не договорила. От удивления у Шайны перехватило дыхание, кровь прилила к лицу.
У противоположной стены, возле камина, она увидела мужчину, плотно закутанного в черное. Его волосы и лицо были надежно спрятаны под низко надвинутым на лоб капюшоном. На мужчине все было черным – и бриджи, и рубашка… Черным и кожаным. Эффект получался совершенно фантастический. Этот человек казался ожившей средневековой гравюрой. Именно так на них изображали инквизиторов – беспощадных охотников за ведьмами и колдунами.
В другое время и в другом месте такая фигура могла бы вызвать интерес или, на худой конец, тревогу. Здесь же, в этом готическом зале, она вызывала смертельный страх, ужас. И еще в черной мужской фигуре Шайне почудилось что-то неуловимо знакомое. Знакомый рост, осанка, поворот головы, размах плеч…
– Что случилось? – поинтересовался Демьен.
– Этот мужчина, – прошептала Шайна, незаметным кивком головы указывая на камин. – Кто он?
– Какой мужчина? – Демьен неторопливо осмотрел зал. – Ах этот! Его зовут О'Мара. Эдвард О'Мара. Вы не знакомы с ним?
– Э-э… Нет, – протянула Шайна, с трудом переводя дыхание.
Ей вдруг показалось, что весь воздух куда-то исчез, и она никак не могла вздохнуть. Закружилась голова, краски стали расплываться в одно радужное пятно. Она почувствовала себя такой слабой… И такой безразличной ко всему…
Колени ее подогнулись, и Шайна обернулась, ища руки Демьена, чтобы опереться на нее. Он обхватил молодую женщину за талию и увлек ее за собой к маленькой дверце в стене зала – незаметной для глаза, скрытой за яркой расписной ширмой.
Продолжая придерживать Шайну одной рукой, он взял другой, свободной, почти опустевший бокал из безвольных пальцев своей спутницы и отдал его проходившему мимо лакею.
Вино было не простым – в бокал Шайны подмешали сильный наркотик, привезенный герцогу издалека, с опийных плантаций Востока. Справедливости ради нужно заметить, что и другим гостям добавляли наркотик в сладкое вино, но на тех, привыкших к этому зелью, он производил не очень сильное воздействие. Но Шайну, совершенно незнакомую с такими вещами, первая же доза буквально свалила с ног.
Габриель, он же Эдвард О'Мара, новый друг Демьена, наблюдал, как герцог уводит Шайну из зала. Рука его по-хозяйски лежит на ее талии, покрытая золотисто-каштановыми курчавыми волосами голова француза склонилась к голове Шайны. Со стороны они были очень похожи на парочку любовников, решивших ненадолго покинуть гостей, чтобы на скорую руку заняться любовью в одной из пустующих комнат.
Габриель нашел глазами Йена. Тот удобно развалился на диване между молодым виконтом, о котором весь Лондон говорил как о человеке, безнадежно утонувшем в трясине разврата и страстей, и увядающей роковой красавицей, недавно проводившей в могилу своего третьего мужа. Вся троица оживленно и весело болтала.
Брови Габриеля гневно нахмурились. Этот мерзавец еще глупее, чем показался с первого взгляда. Женился на Шайне, зная, что не может быть для нее нормальным мужем, а теперь вот сидит себе и хохочет, пока его жену ведет в постель этот француз!
Габриель перевел взгляд на маленькую, тщательно скрытую в стене дверцу. Она манила его и отталкивала. Войти? Зачем? Чтобы убедиться, что Шайна занимается с герцогом любовью. Или убедиться в том, что он напрасно подозревает Шайну… Может быть, они вовсе и не любовники… Но что они в таком случае делают там?.. И все-таки нужно пойти. Даже если то, что он там обнаружит, убедит его в том, каким дураком он был, позволив себе влюбиться в такую девушку, как Шайна.
Какая-то молодая, совершенно пьяная, со спутанными волосами женщина бросилась ему на грудь, предложила заплетающимся языком пойти поискать свободный диван. Габриель брезгливо оттолкнул ее, быстро пересек зал и проскользнул в спрятанную за расписной ширмой дверцу.
Он очутился в длинном пустом коридоре, уходившем в темноту. Стоявший здесь полумрак казался еще более густым из-за бледного света горевших редко, кое-где, свечей. В коридоре было тихо, и в этой мертвой тишине на Габриеля смотрели двери – дюжины дверей, одинаковых, как одна – обшитых деревянными панелями, подвешенных на массивных железных петлях. Габриель понял, что прежде, когда Олдвич-Эбби был еще монастырем, здесь располагались монашеские кельи. Но только богу известно, что теперь скрывается за этими тяжелыми, одинаковыми дверями.
Размышляя о том, как ему разыскать Шайну, Габриель осторожно, крадучись двинулся по темному коридору.
Он и не заметил, что прошел мимо двери, за которой были Шайна и Демьен: слабый свет, горевший в комнате, не просочился наружу сквозь плотно прикрытую дверь. Да, двери здесь были сделаны на совесть – без зазоров и щелей.
Голосов Габриель тоже не расслышал, да и не мог расслышать, ибо все происходившее в комнате совершалось почти беззвучно.
А происходило в бывшей келье вот что.
Демьен привел Шайну в комнату, закрыл за собой дверь и заботливо уложил молодую женщину на невысокую постель.
– У меня так кружится голова, – едва слышно прошептала она, прикладывая ко лбу ладонь. – Не понимаю, что со мной.
– Ничего страшного, – успокаивающе сказал Демьен. – Просто вино так подействовало. Вот и все. Скоро это пройдет.
– Но я выпила-то всего один бокал, – возразила Шайна.
– Дело не в количестве, – успокоил ее герцог. – Это было не чистое вино, а смесь, коктейль.
– Смесь… – Шайна удивленно и непонимающе посмотрела на Демьена. – И что же было смешано с вином?
– Ничего опасного или вредного, – успокоил он, стаскивая с головы Шайны чепец и любуясь рассыпавшимися по плечам серебристыми локонами. – Так, капелька успокоительного…
Он нежно коснулся ладонью ее щек, шеи, потянулся к верхней пуговке скромного, закрытого платья. Шайна промолчала, и он удовлетворенно улыбнулся. Она выглядела удивленной, озадаченной, но не сопротивлялась – даже когда первая пуговка выскользнула из удерживающей ее петли.
Взгляд его хищных глаз завораживал, околдовывал. В первую минуту Шайна даже не поняла, не догадалась, не могла поверить, что Демьен намерен соблазнить ее… Что специально напоил ее опийным вином… Все рассчитал, чтобы усыпить ее бдительность, сломить ее волю и добиться… Добиться своего.
Только когда он прижался нетерпеливыми губами к ее шее, только когда его дрожащая от желания рука нырнула в складки платья и принялась ласкать грудь, Шайна сделала первую попытку оттолкнуть пылкого француза.
– Вы с ума сошли! Безумец! – бешено прошипела она, пытаясь освободиться от его объятий и подняться с постели. – Пустите меня!
К ее великому удивлению, Демьен услышал ее. Более того – отпустил. С усмешкой он наблюдал, как Шайна поправляет платье, спешит к двери…
– Вы все равно будете моей, – негромко пообещал он ей вслед. – Ваш муж подарил вас мне…
Испуганная, взбешенная, Шайна рывком распахнула дверь. Коридор – безмолвный, пустынный – тянулся в обе стороны, теряясь во мраке. Шайна замерла в нерешительности, не зная, в какой стороне находится большой зал, где были остальные гости.
Ее охватила паника. Необходимо было бежать, поскорее бежать – прочь от Демьена, прочь из этого проклятого замка. Да, но куда бежать?
Шайна толкнула одну дверь, вторую… Бесполезно, ни одна из них не поддалась. Коридор показался ей бесконечным. Снова закружилась голова. Там, впереди, мрак сгущался, становился непроницаемым, словно сам ад смотрел в лицо Шайне из глубины пустого пространства. Было страшно, но Шайна решительно сделала первый шаг: ведь то, что она оставляла у себя за спиной, наверняка было ужаснее того, что могло ожидать ее в этой черной пустоте.
И тут…
Словно возникнув из окружающей тьмы, словно вынырнув из вязкой черноты кошмара, перед нею возникла мужская фигура, затянутая в черную кожу. Мокрым антрацитом блеснула в рассеянном свете далекой свечи черная накидка с низко надвинутым на небритое лицо капюшоном.
Шайна взвизгнула от ужаса. Рванулась. Запуталась в своей длинной юбке и вытянула руку, чтобы опереться на стену, не упасть.
Рука провалилась в пустоту.
Габриель рванулся к ней в стремлении удержать, уберечь.
Но он не успел.
– Шайна! – отчаянно крикнул он.
В слабом призрачном свете, который не мог разогнать мрака, царящего в коридоре, в последний раз мелькнуло ее искаженное страхом лицо.
Шайна испуганно вскрикнула и покатилась вниз по крутым каменным ступеням.
17
Обессиленная, опустошенная, Шайна лежала, уставившись невидящим взором в потолок своей спальни на Джермин-стрит. Все тело ее разламывалось от ноющей, нестерпимой боли, но что значила эта боль по сравнению с той, что терзала сердце Шайны! Ведь она потеряла своего ребенка! Потеряла последнюю надежду! Оборвалась тоненькая ниточка, которая связывала ее с Габриелем, с Виргинией, со всем ее прошлым…
Она плохо помнила ту ночь в замке Олдвич-Эбби. Смутно припоминались, неясными облаками проплывали то неразборчивые слова Демьена, то его взгляд – гипнотизирующий, страшный, лишающий воли. Шайна с усилием восстанавливала события той ночи – свое освобождение из жадных рук Демьена, пугающий пустынный мрак коридора… Дрожа от пережитого ужаса, она вспомнила появившегося из этого мрака человека в черной кожаной одежде инквизитора.
А затем было бесконечное падение в темноту и боль, боль, боль…
Шайна нахмурилась. Нет. Было еще что-то. Только вот что? Она напрягла память.
Черный человек… Мужчина… Инквизитор…
Когда сознание покидало ее, он был рядом, руки их встретились, и он пытался задержать ее падение. И еще – он назвал ее по имени! Он знал ее имя!
Да, и еще что-то… Еще что-то…
Его глаза!
Она успела увидеть, запомнить его глаза.
Зеленые, словно молодая листва, словно весенняя трава… Подобные удивительные глаза она видела только у одного человека, и это был…
Шайна вздрогнула. Ну нельзя же быть такой дурой, такой психопаткой! Хватит придумывать глупости. Ей просто почудилось. Демьен намешал в вино своего дьявольского зелья, и все остальное ей только почудилось. Вот и все.
Поморщившись от боли, Шайна повернулась, удобнее устраиваясь на кровати. Ее не оставляли мысли о Демьене и о бале в Олдвич-Эбби – странном, пугающем, тревожной занозой сидящем в памяти, – и о событиях той роковой ночи. И о потерянном после той ночи ребенке – последней памяти о Габриеле.
Проклятый Йен, чтоб ему сгореть в аду! Если бы он не настоял тогда на том, чтобы она ехала с ним, если бы у нее хватило тогда сил не уступить мужу…
Как получилось, что Йен оказался в злой власти Демьена де Фонвилля?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40