Теперь я видел знакомую широкую спину.
Капитан насвистывал.
Послышался шум подъехавшей машины, в стену дома уткнулись желтые круги фар. И тогда я увидел, как из проема выбитой двери выволокли будто мешок. Его волокли двое, и, когда они попали в свет фар, я понял, что волокут они Виктора, заломив ему руки за спину. Я бы не узнал его, но тут он вырвался и бросился через поляну к лесу.
Он бежал прямо на меня, и я думал, почему они не стреляют? А потом понял.
Виктор бежал прямо на человека в резиновых сапогах, который стоял между нами. Он бежал на ощупь, словно и не видел никого, размахивая руками и раскачиваясь на ходу, пока его не заслонила от меня широкая спина...
Потом парень уже корчился в траве, и я не мог рассмотреть, какая черная тряпка у него на лице...
Когда к нему подошли и подняли на ноги, я понял - лицо у него было в крови.
И тут его снова потащили, как мешок, к машине, и он
крикнул:
- Я не-е уби-ивал! Он уже ле-ежал там, в подъезде-е...
* * *
Когда поляна перед домом опустела и даже поднялась примятая трава - словно ничего не было, словно все привиделось мне в дождливом хмуром мареве, я решил, что пора возвращаться. Посмотрел на часы - Алик, наверное, уже затосковал. А я еще немного сбился с пути и поблуждал по отсыревшему лесу, прежде чем вышел на шоссе...
Но на шоссе машины не было.
Утро было холодное, как напоминание, что лето быстротечно и нам не стоит особенно на него рассчитывать. Меня подобрал "газик", когда я совсем отчаялся. Водитель с изумлением посмотрел на мою потемневшую от сырости одежду, измазанные в глине джинсы, но ничего не спросил...
* * *
Я устало гляжу на серую ленту асфальта и думаю, стоит ли мне сразу возвращаться в гостиницу? После того как на моих глазах взяли предполагаемого соучастника в убийстве, мне, вроде, опасаться нечего. Но все же я хочу заехать сначала к Рите... Нет, вовсе не для того, чтобы сообщить ей про мужа, об этом и без меня сообщат, просто мною движет чувство самого махрового эгоизма, я хочу увидеть все своими глазами - очень ли она будет по этому поводу убиваться?
Непохоже, чтобы у них были хорошие отношения, по-моему,
она его на дух не переносила. И к тому же я не забыл, как спросила
меня девица в пустой квартире с розовым покрывалом:
- Что, собираешься забрать ее с собой?
Нет? конечно, но... Но очень трудно признаться самому себе, что смирился с обстоятельствами этой жизни. Кому другому - пожалуйста, в этом есть даже какой-то шик, но в глубине души ты ни за что не махнешь на себя рукой и будешь верить в волшебную страну, где сбываются все наши желания. Потому что если не верить, долго не протянешь. Вот почему я хочу увидеть ее...
Но прежде перед глазами возникает другое. Поперек шоссе стоит патрульная машина, а милиционер в плаще с капюшоном, как серый монах, делает отмашку проезжающим автомобилям, мол, быстрее, не задерживайтесь. Однако все ползут еле-еле и глазеют на нечто, которое загораживает от меня корпус желто-синей "Волги". Мы тоже сбрасываем скорость, и я, прильнув к запотевшему, от ряби дождинок стеклу, смотрю, как в кювете, задрав к небу колеса, лежит изуродованная машина. Я еще не рассмотрел ее как следует, но уже попросил водителя:
- Останови.
Он взял вправо, и под колесами зашуршало битое стекло...
- Проезжайте, - глаза под серым капюшоном смотрят с явным раздражением, нечего тут смотреть.
- Это машина моего знакомого, - пытаюсь объяснить, - мне надо узнать, что случилось.
- Ладно, - "серый монах" смягчается. - Асфальт был мокрый, скорость большая, видимо, ваш знакомый не справился с управлением.
- А он сам?
- Увезла "скорая помощь".
- Когда это случилось?
- Примерно час назад. А теперь поезжайте, тут и без вас... - по лицу парня стекают капли дождя, и я вижу, что он вот-вот сорвется.
Я его понимаю. Не очень-то легко выполнять свой долг, когда самоубийцы ездят в дождь, словно им наплевать на законы физики. Только почему сразу, как мы расстались, заспешил в город водитель этой машины? Не для того же я вытащил Алика из теплой постели, чтобы он разбил голову на скользком шоссе...
* * *
Капитана милиции я увидел у дверей приемного отделения горбольницы.
- Не ходите, к нему не пустят, - сказал он, когда я поравнялся с ним.
- К кому? - я изобразил удивление.
- Вы разве не к Алику? - он посмотрел мне в глаза. - Разве не знаете, что он попал сегодня в аварию?
- Знаю, - я кивнул. - А вы что тут делаете? Хотели его снова допросить? Наверное, в больнице это не так удобно, как у вас в кутузке.
- Нет, я здесь не по службе, - капитан вдруг смутился. - Дело в том, что он женат на моей сестре...
- Вот оно что... И не пустили?
- Он в реанимации. Юля, помните ее? Обещала позвонить, как только он придет в сознание... Если придет.
- Юля здесь работает? - спросил я.
- Медсестрой, - он кивнул. - Вас подвезти?
- Вам в какую сторону?
- Я собирался заехать к сестре...
- Тогда я с вами.
- Не знаю, стоит ли вам сейчас... - начал он.
- Я обещал Алику достать лекарство для дочки... Он не успел сказать, как оно называется, а я, наверное, сегодня уеду в Москву... Я хочу спросить у вашей сестры...
- Садитесь, - он открыл дверцу.
* * *
Мы приехали во двор, где между деревьев были
натянуты веревки и на них вздувались паруса простыней. Было
ветрено.
Дверь нам открыла женщина. Я ее узнал - она работает в комбинатовской гостинице. Алик, кажется, мне об этом рассказывал. Она как-то сразу уткнулась лицом в грудь капитана. Тот потрепал ее по спине и стал утешать:
- Ну, перестань. Все обойдется. Ну, перестань. Не повезло ему, конечно.
- Спасибо, что пришел, - она отстранилась и вопросительно посмотрела в мою сторону.
- Этот человек хотел поговорить с тобой, - капитан взял меня за локоть, насчет какого-то рецепта.
- Я его знаю, - женщина пристально посмотрела в глаза, - он живет в восьмом номере. Это вы звонили рано утром? Вы ведь
вместе куда-то поехали? Она была худая, вокруг карих глаз - сеть
морщинок. Сейчас женщина выглядела еще более усталой и
измочаленной, чем на работе.
- Да, - ответил я.
- Тогда почему вы целы?
- Мы расстались с вашим мужем до аварии.
- А... Проходите в комнату, я сейчас.
Сама она задержалась у зеркала в прихожей и открыла сумочку.
Пока мы ее ждали, я смотрел в окно. Я люблю смотреть в окна. Было еще очень рано, из подъездов выходили заспанные дети. Они понуро окружили машину капитана, сбились в стайку и замерли, словно досматривали прерванные сны. Женщина вошла в комнату, неумело и наскоро накрашенная, и усталость на ее лице не исчезла под слоем косметики.
- Ты не знаешь, - вдруг спросила она, - нам заплатят по бюллетеню? Или, может, какую ссуду? Денег совсем нет.
Капитан пожал плечами.
- Раньше ты, конечно, у директора мог попросить за нас, - неожиданно зло сказала женщина, - только нет теперь директора.
- Я? - капитан удивленно вскинул брови.
- Какая у меня могла быть дружба с директором?
- Но ты же заходил к нему в дом, даже в тот день, когда его убили, заходил.
- Перестань, - капитан чуть заметно нахмурился.
- Я три раза в неделю днем убирала там квартиру, - женщина обернулась ко мне, - а к восьми часам ехала на дежурство в гостиницу. И так уже несколько лет. Что поделаешь, если нет
возможности работать в полную силу...
- Перестань, - капитан устало махнул рукой, - я встречался с директором совершенно по другому делу, и это чистое совпадение, что его убили в тот же день...
"Фиг тебе, убили, - подумал я, - он мне по телефону звонил..."
Но ведь, если серьезно, как такое могло получиться? Я, правда, старался об этом не думать, потому что сейчас все равно ничего не придумаю. Мистика какая-то, если, конечно, вы верите в подобную чушь.
В это время от стайки ребят во дворе отделился один посмелее и стал недвусмысленно рассматривать полированную поверхность дверцы. Потом сунул руку в карман. Видимо, фантазию в нем не совсем убили, а сейчас у малыша был вид живописца, который готовится нанести первый мазок на чистом холсте. Муки творчества...
- Послушайте, - сказал я, оборачиваясь к капитану, - по-моему, дети рисуют на вашей машине нехорошее слово.
Он подскочил и пулей вылетел из комнаты. Женщина проводила его взглядом, и я увидел ее глаза. Глаза у нее были опустошенно-сумасшедшие.
- Вам странно, да? - спросила она. - Муж в больнице, а я все про деньги... Поверьте, мне и за лекарство платить сейчас нечем.
- Я достану, а потом сочтемся. Скажите, какое?
- Пойдемте, - она вдруг взяла меня за запястье, - пойдемте...
В комнате была еще одна дверь, оклеенная обоями. Она открыла ее и зажгла тусклую лампочку. Архитекторы задумывали эту комнатку как кладовку. Однако все получилось по-другому. Комнатка была почти пустая, только возле стены стояла кровать, и
на ней сидела девочка. Воздух проникал в комнату через
занавешенное рыжей марлей слуховое оконце. Женщина
склонилась над ней, поцеловала, девочка застонала во сне. Мать
выпрямилась и посмотрела на меня.
- Но почему она спит здесь? - недоуменно спросил я.
Почему здесь, а не в комнате?
- Она боится света, шума боится... Она всего боится. Она меня не узнает, пугается, плачет... Она почти не разговаривает. Смотрите...
Женщина откинула одеяло, и я увидел худое тельце, словно покрытое рыбьей чешуей. Я отвел глаза в сторону.
- Неужели нет лекарств?
- Она родилась такой. Несколько лет назад на заводе, у которого общий забор с комбинатом, случилась авария... Не знаю, какую там трубу прорвало, только часть этого на нашу территорию попала. Я ведь после стала дежурным администратором в комбинатовской гостинице, а когда случилась авария, работала на комбинате. Мы ведрами грязь собирали, ее куда-то вывозили и закапывали. С утра работали, а в обед нас самих "скорая" увезла... Потом солдат прислали, они работали... Но я уже в больнице лежала, мне хуже остальных пришлось, ведь я беременная была. Доктор предупредил, что на ребенке может сказаться, но аборт поздно было... Я вам для того рассказываю, чтобы вы понимали, - я не подачку у комбината прошу, это их вина, что так получилось, и теперь, когда муж в больнице, я просто не вытяну нас обеих... Ее ведь, - она положила руку девочке на лоб, - надолго не оставишь.
Мы погасили свет и тихо вышли из комнаты.
- Давайте я вас завтраком накормлю, - предложила женщина.
- Спасибо, я уже, - ответил, а сам в это время подсчитывал в уме, сколько у меня с собой денег. Достал бумажник. - Ваш муж давал мне в долг... Я хотел ему лично отдать, но, наверное, лучше если теперь вам .
- Что вы, - она спрятала руки за спину, - у меня нет никакой расписки, я не знаю...
- Не было никакой расписки. Как-то он меня просто выручил. И пусть все останется между нами. Я вытянул руку так, что чуть не уткнулся ей в грудь.
- Хорошо, - женщина взяла деньги и словно взвесила их на ладони. - Спасибо. Только я не хочу, чтобы вы пожалели, что вот так просто... вернули эти деньги.
- Я не жалею, - покачал головой.
Попрощался и вышел. Больше мне здесь делать нечего.
Машины капитана во дворе не было. Уехал.
Какой-то мужик в кожаном пиджаке попросил прикурить. Я двинулся вперед по улице и на углу вдруг заметил - мужик в "коже" идет следом. В этот момент мы невольно встретились глазами, и он быстро опустил голову, словно испугался, что я его узнаю.
На следующем перекрестке я остановился у витрины продуктового магазина. За стеклом лежали рыбные консервы, а я вовсе не любитель этого блюда, чтобы с таким вожделением его изучать. Просто в отражении я видел, как кожаный пиджак замедлил шаги, посмотрел мне в спину, а потом кому-то помахал рукой. К бордюру подъехала машина, он сел в нее, хлопнул дверцей и уехал.
Наверное, становлюсь подозрительным.
Но все равно при каждом удобном случае л оглядывался, старался запомнить лица людей, идущих следом. Я ожидал увидеть одну и ту же физиономию. А так как нормальный человек не будет упорно бродить вокруг одного и того же квартала, по кругу, я бы понял, что меня ведут.
Однако люди были разные, и тогда я направился кратчайшим путем в знакомый двор, к Рите. Я решил, что оставлю в случае чего записку с московским телефоном. Может, ей пригодится...
* * *
Я остановился, словно наткнулся на невидимую стену: под аркой, через которую я прошел, уже стояли двое, один из них - тот самый, в кожаном пиджаке.
Они меня выследили, и теперь ловушка захлопнулась.
Затрудняюсь описать поведение желез внутренней секреции, но содержание адреналина в крови резко повысилось. Наверное, так происходит с любым животным, когда оно загнано в угол и охотник примеривается, в какую часть тела всадить кусок металла. А я сейчас немногим отличался от животного, и все подчинялось не разуму, а инстинктам, древним, как сама жизнь, которую они защищали. Мы и понятия не имеем, сколько в нас от зверя, пока не загонят под флажки.
И я подбежал к подъезду, рванул дверь на себя, проваливаясь, как в прорубь, в темноту лестницы. Зрение включилось через мгновение, вместе с ним обостренное ощущение времени.
Я слышу шаги подбегающего человека, слышу, как он
берется за ручку двери, врывается внутрь, еще не видит меня, но
правая рука его исчезает в кармане и появляется снова, щелчком
выбросив из кулака лезвие...
В порыве отчаяния я бросаюсь вперед, пытаюсь поймать его запястье, но обманным движением он высвобождает руку, и я слышу треск от раздираемой лезвием одежды.
Тогда я всем своим весом толкаю его назад, на дверь и, схватив за волосы, бью головой о створки. Еще раз. Еще... Противник снова взмахивает рукой, и снова я чувствую лезвие его ножа. Как осиный укус... Но тут он начинает сползать вниз, к моим ногам, и там остается неподвижный, как мешок с цементом. Я не сразу понимаю, что все кончено.
Из двери выступает кем-то сто лет назад вбитый гвоздь, он-то и стал последним аргументом, когда затылок человека вступил с ним в соприкосновение. Я еще пытаюсь оценить. ситуацию, в которую попал, а ноги сами несут меня вверх по лестнице.
Те, что стояли в подворотне, наверное, подождут немного,
пока ,их приятель справится с делом. А так как он не скоро выйдет
из подъезда, если, кстати, вообще поднимется, его дружки придут
следом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17