водонагреватели накопительные электрические 50 литров плоские цена
Как всегда от "эликсира мечты", она первым делом стала терять ориентацию: где и как лежат её руки, где ноги? Не пошевелив ими, она не могла на это ответить. Ей показалось странным, что находится она где-то в лесу, что рядом горит костер... Потом показалось, что спиной к ней сидит Сергей Сергеевич. "Ты меня не так понял, Сережа!" - "Нет, это ты не понимаешь меня, Наталья!" - резко отвечает он. Опять он не понимал её. Ничего, сейчас она все объяснит, и у них начнется новая жизнь...
Затем во всем теле появилась пьянящая невесомость, крона высокой ели над головой вдруг приблизилась, Наталья увидела на ветвях Вовика.
Тот сидел, словно леший, в хвойной гуще и говорил возбужденно:
- Он по полю назад пошел! Он не в деревню идет!
Внизу, у костра, топтался громоздкий Толик и скулил:
- Ну его к черту. Картошка сварилась, нам ещё точку описывать нужно.
- Заткнись ты со своей точкой!
Если он за один взгляд на карту три зуба отдал... Мама родная, он в ельнике скрылся!
- По нужде, - отзывался Толик.
- Дурак! Тебе что тут, Сокольники, чтобы в кусты прятаться?
Наталья улыбнулась, настолько смешным казался ей разговор. Потом ей привиделась Москва, в которой она никогда не была, и уже во сне ей захотелось заплакать. Ей снилось, что она потеряла паспорт и её не пускают в столицу. Тогда она перенеслась в Зубову Поляну, в деревню, к бабушке. Но и туда её не пускали без паспорта. А паспорт был заперт в сейфе Сергея Сергеевича, и тот, переносясь вместе с Натальей то в Москву, то в Зубову Поляну, тихо злорадствовал:
ключи от сейфа он выбросил в речку Моню.
Наталья очнулась и сразу поняла, насколько серьезно больна. Ее опять бил озноб. Повернувшись, она дунула на полупогасший костер. Даже пепел не взвился, так она ослабла. Она снова забылась, а когда вновь открыла глаза, никого рядом не было. Только тлеющий костер и старая Серафима, в стороне жующая траву.
Все забыли её, как забыл когда-то Блинов, растеребивший ей душу и заставивший её ждать неизвестно чего целых шесть лет. Но Блинов - это Блинов. Это птица другого полета, и, конечно, только такая дура, как она, могла поверить всем его обещаниям.
Он уже тогда ворочал миллионами и поглядывал на всех свысока, так что уж тут говорить... Другое дело Сергей Сергеевич.
По-настоящему они познакомились на берегу тихой Мони, где Эс Эс прятал от подчиненных огромную бутыль со спиртом. Это было его собственное изобретение прятать спирт в речном обрыве, и теперь время от времени он приходил на безлюдный берег, откапывал драгоценный сосуд и отливал спирт на экспедиционные нужды. Май прошел гладко. Но в начале июня начальнику партии показалось, что такой метод хранения самой большой экспедиционной ценности начинает себя изживать. Шоферы, особенно дошлый Максимов, явно о чем-то догадывались, уже дух этого Максимова витал где-то около ямки со спиртом. И тогда начальник решил выбрать в экспедиции личность понадежнее и ставить её, эту личность, на стреме. Выбор пал на Наталью.
Какое-то время их вылазки носили чисто деловой характер, но однажды, накануне очередного банного дня, когда на Моню опустился удивительный бескомариный вечер, Сергей Сергеевич предложил:
- Давай рыбу половим?
- Рыбу? - спросила Наталья. - Давайте.
Они вышли пораньше, солнце стояло ещё высоко, но розоватый туман уже стелился по пойме противоположного берега. Птицы орали без передыху, а далекая кукушка настойчиво требовала, чтобы её спросили: "Сколько мне жить?"
Они до пояса вымокли, пробираясь по травостою к реке, и Сергей Сергеич, как подобает мужчине, шел впереди, приминая траву и немного стесняясь того, что, идя впереди, он неизбежно демонстрирует Наталье свою маленькую, но уже заметную лысину.
Они расположились с тремя удочками и тут же начали таскать темнокрасных, под цвет воды, окуней. Окунь брал жадно, заглатывал крючки, приходилось вспарывать им животы.
Сергей Сергеич преобразился, бегал, громыхая сапожищами от удочки к удочке, подсекал, наживлял, вспарывал, забрасывал, свистя леской, вновь подсекал... Не было того сдержанного начальника партии, которого все побаивались и который сам боялся всего: и воровства, и пожаров, и невыполненного плана, и эпидемий, который спал с заряженной под подушкой ракетницей и с двустволкой под раскладушкой. Сейчас перед Натальей был просто молодой и азартный мужик.
Она тоже бегала, толком не зная, как подсекать, как забрасывать. Наконец она зацепила корягу, порвала леску и выбыла из игры. Разведя костер, она сидела, подтянув к подбородку колени, и глядела то на огонь, то на воду, то на далекий лес, откуда, по мнению Сергея Сергеича, за ними могли наблюдать в бинокль шоферыпрохиндеи.
Потом варили уху, пили разведенный в Моне спирт, а затем курили, лежа на ватниках, глядя за пределы галактики. У обоих в ту ночь появилось странное ощущение, будто бы все вокруг стало другим, будто бы они в первый раз попали на этот обрывистый берег, к незнакомым поваленным елям с вывороченными корнями.
И спящий в тумане лагерь предстал перед ними в новом свете, будто бы они отсутствовали в нем целую вечность.
Шепотом желали друг другу спокойной ночи, по-товарищески жали руки. Спать совсем не хотелось, в результате оба чуть не проспали баню.
Это было в июне, а теперь уже осень, и пора, как говорит Сергей Сергеич, подводить итоги, писать отчеты. Пора тот обрыв, где потом все случилось, а затем повторилось и ещё много раз повторялось, пора тот Великий обрыв назвать по-научному сухо: "Коренной берег с обвально-осыпным склоном".
Наталья в очередной раз очнулась, открыла глаза. По-прежнему никого рядом не было. Как бы со стороны увидела она сырой вечный лес и себя, маленькую, на краю его. И снова подумалось, что с Сергеем Сергеевичем все кончено, что не будет никаких "может быть" или "вдруг", на что она недавно надеялась, никогда Эс Эс не возьмет её к ямке, не поставит на стреме, не будет придерживать за воротник телогрейки, когда она заскользит по обрыву к воде. И никогда она ему больше не скажет: "Свободную любовь не удержишь за воротник". А он никогда не ответит: "Смотря как держать".
Глава 2
Посреди бескрайнего поля был лесной островок. Двухметровые елочки сгрудились так, что попасть внутрь этой гущи было непросто. Толик и Вовик остановились у сплошных колючих зарослей - следы от сапог старика обрывались. Здесь старик вошел, точнее, вполз в ельник.
- Я туда, - сказал Вовик, - а ты постой посмотри. Мало ли что.
Вовка натянул на голову капюшон штормовки и пошел напролом.
- Стой! - закричал ему Толик. - Дед же вползал сюда, ты его след потеряешь.
- Что, прикажешь ползти?
- Ползи. След найди.
- Нету тут никаких следов... Точнее, везде его следы. Старик, наверно, нарочно перебурохтал хвойную подстилку. Иди сюда, тут уютно.
Больше часа они ползали под деревьями, пытаясь обнаружить какуюнибудь зарубку, сломанную ветку, какое-нибудь оригинальное деревцо.
Все было напрасно. Ровный ельник был похож на плантацию новогодних елок ни одного постороннего дерева. Ни зарубок, ни сломанных веток...
- Еще час прошел, - сказал Толик. В его голосе чувствовалась усталость.
Вовик, наоборот, заводился больше и больше. Они прекратили хаотический поиск, начали исследовать квадрат за квадратом, ползая на животе.
Они сбили локти, у них ломило поясницу, и они все чаще и чаще, лежа на спине, отдыхали. Бессмысленность поисков становилась очевидной. Время приближалось к четырем часам, и здесь, в чащобе, уже начались сумерки пасмурного дня.
И снова они искали. И опять лежали, курили.
- Вот и сентябрь, - сказал Толик. - Скоро Москва, кутерьма.
- Соскучился?
- Все-таки с мая мы здесь. А вообще-то я всегда тоскую о прошлом.
Вот вернемся в Москву, буду экспедицию вспоминать. Особенно этот маршрут.
- Как мы с тобой под елками ползали, - усмехнулся Вовик.
- В том числе... Наташка вот заболела. Что с ней делать?
- Ничего, будет в телеге лежать.
- Серафима не вытянет.
- Знаешь что, - сказал деловой Вовик, приподнявшись и посмотрев в лице другу, - ты же обещал, что не будешь думать о ней.
- Так ведь заболела, - оправдываясь, ответил Толик.
- А ты все равно не думай, бесполезно тебе о ней думать. Поправится как-нибудь без тебя. Начальник вылечит.
- Да, - невесело согласился Толик, - бесполезно.
Они снова искали и опять отдыхали, глядя на кусочки серого неба сквозь густой лапник.
- Все-таки хорошая наша профессия, - сказал Толик. - Разве в Москве такое увидишь?
- Такое какое?
- Ну, тайгу... Смену времен года, этот ельник уютный.
- Нашел время!
- Это у меня сезонное, ничего не поделаешь, осень. Вот и лист полетел...
- До настоящего листопада ещё далеко.
- А вон, видишь, на той елке листья лежат. Уже вовсю опадают.
Вовик привстал, присмотрелся.
- Полный улом! - ошалело выдохнул он. - Листья... Но ведь вокруг одни елки! Елки-моталки. Как эти листья попали сюда? И почему только на одной елке? Почему?! - закричал он.
- Меченая? - не веря своим словам, сказал Толик.
- Она! Старик отметил ее!
Тяжело чавкая по грязи сапогами, бежали они к месту привала. Они задыхались, сбавляли темп, шли, то и дело оглядываясь, и говорили. Говорить после бега было трудно, но молчать было сейчас невозможно.
- Господи! - восклицал Вовка. - Неужели это не сон? - Он хлопал себя по карманам. - И в таком количестве! Ну дед! Явно покойников грабил.
- Он могильщиком был, - говорил Толик. - Помнишь, когда копали картошку, как он рассматривал нашу лопату? Профессионал.
- Черт с ним, с этим дедом! - перебивал Вовик. - Сейчас на всех парах надо рвать отсюда. Дед, когда мы ему показывали карту, мог запомнить, где базовый лагерь, тогда...
Сам понимаешь.
- Рвать! - покачал головой Толик. - Легко сказать. Наташка в таком состоянии... Серафима не вытянет.
- Вытянет, - уверенно произнес Вовик. - Я знаю, что делать. А в лагерь вернемся, тут же в Москву.
Предлог у нас есть, занятия уже начались.
Наталья не понимала, что происходит. Она лежала, завернувшись в палатку, и смотрела, как ребята выбрасывают из телеги мешочки с образцами грунтов; ради которых они претерпели столько лишений в этом нелегком маршруте. Летели в кусты и валунчики из ледниковой морены.
Наталья собралась с силами и спросила:
- Психи, вы что делаете?
Ей не ответили. Серафиму, которая в предчувствии скорой дороги стала энергичней хрупать траву, быстро впрягли, Наталью на палатке перенесли на телегу и двинулись в путь. В ногах у Натальи лежало целое состояние, о котором она и не подозревала. Ружье было заряжено картечью, его нес сильный Толик. По договоренности он в случае чего должен был передать "тулку" Вовику, а сам вооружиться топориком. Но они шли и шли, и никаких "случаев" не происходило все вымерло в этих краях.
Наконец им встретилась брошенная деревня.
- Давайте здесь заночуем, - еле слышно сказала Наталья.
- Опаздываем! - резко ответил Вовик, понимая, что им надо до темноты пройти как можно больше.
Ночевали в лесу. Огня не разводили. Ребята разложили кое-какой стол, выпили водки, но к "эликсиру" не прикоснулись. Предложили Наталье.
Она приняла водки с "каплями", но от картошки и сигарет отказалась. Ребята поужинали и забрались в сырые спальники, ружье и топор положили рядом. Нераспряженная, но со снятой уздой Серафима всхрапывала в темноте, и ребятам постоянно казалось, что кто-то прячется за деревьями.
"Сбылось! Сбылось!" - думал Вовик. Он всегда знал, что нечто подобное рано или поздно в его жизни случится. В такой он рубашке родился, такая звезда "него... Он это знал.
- Вовк, а Вовк? - позвал Толик. - А чего мы с ними будем делать? Как их продать-то? - Друг ничего не ответил. - Вов, а все-таки, кто этот старик? Я думаю, он ходит, могилы раскапывает, иначе откуда у него столько этого?
Вовка молчал, не хотелось в такие минуты думать о прозе жизни.
А Наталья, постанывая, мечтала о кружке чистой воды. Но уже не было сил окликнуть ребят.
Поутру стало ясно, что без медицинской помощи не обойтись. Но где её взять, эту помощь в этих таежных краях? Посмотрели карту и завернули в ближайшую жилую деревню. В первый попавшийся дом.
- Ктой-то там? - спросил из-за высоких глухих ворот стариковский голос.
- Откройте, геологи мы, - сказал Вовик.
- Знаем мы энтих геологов. Откудова вас занесло? И сколько вас там?
- Нас трое. И лошадь.
- Лошадь? Краденая небось? Ладно, лихие-то нынче с лошадями не ходют. Подведи её к дырке, я её морду пощупаю. Если не лошадь, то не открою, уж извиняйте
- Да вы что, дедушка, так, что ли, не видите?
- Дак че я увижу с моими глазами-то?
Глава 3
Хозяева, старик со старухой, были напуганы. Не каждый день в этой Богом забытой деревне вваливаются в дом незнакомые парни. Но, поняв в чем дело, тут же согласились оставить у себя больную Наталью.
- Фелшера у нас нету, вот беда, - сказала старуха. - Буду её по-нашенски лечить.
- Подлечите, бабушка, - попросил Толик, - а завтра-послезавтра за ней машина придет.
Наутро Наталья вдруг почувствовала улучшение. Лежать ей надоело, спать не хотелось, и, хотя всем телом, каждым пальцем девушка ощущала температуру, она встала, укутала шею и грудь большим махровым полотенцем и подошла к зеркалу. Большое зеркало напоминало Вселенную с яркими скоплениями звезд, с туманностями и черными бездонными дырами.
Под овальную раму были вставлены желтые фотокарточки. Наталья пыталась найти фотографии хозяев дома, но не смогла.
У печи стоял дед и, притопывая разбитым валенком, делал вид, что считает деньги, хотя они у него были десять раз пересчитаны. Серая застиранная рубаха навыпуск была на нем застегнута на все пуговицы, отчего казалось, что все в этом деде снизу вверх сужается, сужается и выклинивается продолговатой головой с острым затылком.
- Слышь, - окликнул старик, поправляя на носу очки, - у тебя случаем родственников в Венгрии нету?
- Нет, а что?
- Знавал я там одну во время войны. Копия ты! - Дед сунул деньги в пухлый, как мешок, карман брюк и добавил: - А вот ежели б мы были с тобой сродственниками, то я бы тебя сейчас этой авоськой пониже спины! - Старик покрутил хвостом авоськи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
Затем во всем теле появилась пьянящая невесомость, крона высокой ели над головой вдруг приблизилась, Наталья увидела на ветвях Вовика.
Тот сидел, словно леший, в хвойной гуще и говорил возбужденно:
- Он по полю назад пошел! Он не в деревню идет!
Внизу, у костра, топтался громоздкий Толик и скулил:
- Ну его к черту. Картошка сварилась, нам ещё точку описывать нужно.
- Заткнись ты со своей точкой!
Если он за один взгляд на карту три зуба отдал... Мама родная, он в ельнике скрылся!
- По нужде, - отзывался Толик.
- Дурак! Тебе что тут, Сокольники, чтобы в кусты прятаться?
Наталья улыбнулась, настолько смешным казался ей разговор. Потом ей привиделась Москва, в которой она никогда не была, и уже во сне ей захотелось заплакать. Ей снилось, что она потеряла паспорт и её не пускают в столицу. Тогда она перенеслась в Зубову Поляну, в деревню, к бабушке. Но и туда её не пускали без паспорта. А паспорт был заперт в сейфе Сергея Сергеевича, и тот, переносясь вместе с Натальей то в Москву, то в Зубову Поляну, тихо злорадствовал:
ключи от сейфа он выбросил в речку Моню.
Наталья очнулась и сразу поняла, насколько серьезно больна. Ее опять бил озноб. Повернувшись, она дунула на полупогасший костер. Даже пепел не взвился, так она ослабла. Она снова забылась, а когда вновь открыла глаза, никого рядом не было. Только тлеющий костер и старая Серафима, в стороне жующая траву.
Все забыли её, как забыл когда-то Блинов, растеребивший ей душу и заставивший её ждать неизвестно чего целых шесть лет. Но Блинов - это Блинов. Это птица другого полета, и, конечно, только такая дура, как она, могла поверить всем его обещаниям.
Он уже тогда ворочал миллионами и поглядывал на всех свысока, так что уж тут говорить... Другое дело Сергей Сергеевич.
По-настоящему они познакомились на берегу тихой Мони, где Эс Эс прятал от подчиненных огромную бутыль со спиртом. Это было его собственное изобретение прятать спирт в речном обрыве, и теперь время от времени он приходил на безлюдный берег, откапывал драгоценный сосуд и отливал спирт на экспедиционные нужды. Май прошел гладко. Но в начале июня начальнику партии показалось, что такой метод хранения самой большой экспедиционной ценности начинает себя изживать. Шоферы, особенно дошлый Максимов, явно о чем-то догадывались, уже дух этого Максимова витал где-то около ямки со спиртом. И тогда начальник решил выбрать в экспедиции личность понадежнее и ставить её, эту личность, на стреме. Выбор пал на Наталью.
Какое-то время их вылазки носили чисто деловой характер, но однажды, накануне очередного банного дня, когда на Моню опустился удивительный бескомариный вечер, Сергей Сергеевич предложил:
- Давай рыбу половим?
- Рыбу? - спросила Наталья. - Давайте.
Они вышли пораньше, солнце стояло ещё высоко, но розоватый туман уже стелился по пойме противоположного берега. Птицы орали без передыху, а далекая кукушка настойчиво требовала, чтобы её спросили: "Сколько мне жить?"
Они до пояса вымокли, пробираясь по травостою к реке, и Сергей Сергеич, как подобает мужчине, шел впереди, приминая траву и немного стесняясь того, что, идя впереди, он неизбежно демонстрирует Наталье свою маленькую, но уже заметную лысину.
Они расположились с тремя удочками и тут же начали таскать темнокрасных, под цвет воды, окуней. Окунь брал жадно, заглатывал крючки, приходилось вспарывать им животы.
Сергей Сергеич преобразился, бегал, громыхая сапожищами от удочки к удочке, подсекал, наживлял, вспарывал, забрасывал, свистя леской, вновь подсекал... Не было того сдержанного начальника партии, которого все побаивались и который сам боялся всего: и воровства, и пожаров, и невыполненного плана, и эпидемий, который спал с заряженной под подушкой ракетницей и с двустволкой под раскладушкой. Сейчас перед Натальей был просто молодой и азартный мужик.
Она тоже бегала, толком не зная, как подсекать, как забрасывать. Наконец она зацепила корягу, порвала леску и выбыла из игры. Разведя костер, она сидела, подтянув к подбородку колени, и глядела то на огонь, то на воду, то на далекий лес, откуда, по мнению Сергея Сергеича, за ними могли наблюдать в бинокль шоферыпрохиндеи.
Потом варили уху, пили разведенный в Моне спирт, а затем курили, лежа на ватниках, глядя за пределы галактики. У обоих в ту ночь появилось странное ощущение, будто бы все вокруг стало другим, будто бы они в первый раз попали на этот обрывистый берег, к незнакомым поваленным елям с вывороченными корнями.
И спящий в тумане лагерь предстал перед ними в новом свете, будто бы они отсутствовали в нем целую вечность.
Шепотом желали друг другу спокойной ночи, по-товарищески жали руки. Спать совсем не хотелось, в результате оба чуть не проспали баню.
Это было в июне, а теперь уже осень, и пора, как говорит Сергей Сергеич, подводить итоги, писать отчеты. Пора тот обрыв, где потом все случилось, а затем повторилось и ещё много раз повторялось, пора тот Великий обрыв назвать по-научному сухо: "Коренной берег с обвально-осыпным склоном".
Наталья в очередной раз очнулась, открыла глаза. По-прежнему никого рядом не было. Как бы со стороны увидела она сырой вечный лес и себя, маленькую, на краю его. И снова подумалось, что с Сергеем Сергеевичем все кончено, что не будет никаких "может быть" или "вдруг", на что она недавно надеялась, никогда Эс Эс не возьмет её к ямке, не поставит на стреме, не будет придерживать за воротник телогрейки, когда она заскользит по обрыву к воде. И никогда она ему больше не скажет: "Свободную любовь не удержишь за воротник". А он никогда не ответит: "Смотря как держать".
Глава 2
Посреди бескрайнего поля был лесной островок. Двухметровые елочки сгрудились так, что попасть внутрь этой гущи было непросто. Толик и Вовик остановились у сплошных колючих зарослей - следы от сапог старика обрывались. Здесь старик вошел, точнее, вполз в ельник.
- Я туда, - сказал Вовик, - а ты постой посмотри. Мало ли что.
Вовка натянул на голову капюшон штормовки и пошел напролом.
- Стой! - закричал ему Толик. - Дед же вползал сюда, ты его след потеряешь.
- Что, прикажешь ползти?
- Ползи. След найди.
- Нету тут никаких следов... Точнее, везде его следы. Старик, наверно, нарочно перебурохтал хвойную подстилку. Иди сюда, тут уютно.
Больше часа они ползали под деревьями, пытаясь обнаружить какуюнибудь зарубку, сломанную ветку, какое-нибудь оригинальное деревцо.
Все было напрасно. Ровный ельник был похож на плантацию новогодних елок ни одного постороннего дерева. Ни зарубок, ни сломанных веток...
- Еще час прошел, - сказал Толик. В его голосе чувствовалась усталость.
Вовик, наоборот, заводился больше и больше. Они прекратили хаотический поиск, начали исследовать квадрат за квадратом, ползая на животе.
Они сбили локти, у них ломило поясницу, и они все чаще и чаще, лежа на спине, отдыхали. Бессмысленность поисков становилась очевидной. Время приближалось к четырем часам, и здесь, в чащобе, уже начались сумерки пасмурного дня.
И снова они искали. И опять лежали, курили.
- Вот и сентябрь, - сказал Толик. - Скоро Москва, кутерьма.
- Соскучился?
- Все-таки с мая мы здесь. А вообще-то я всегда тоскую о прошлом.
Вот вернемся в Москву, буду экспедицию вспоминать. Особенно этот маршрут.
- Как мы с тобой под елками ползали, - усмехнулся Вовик.
- В том числе... Наташка вот заболела. Что с ней делать?
- Ничего, будет в телеге лежать.
- Серафима не вытянет.
- Знаешь что, - сказал деловой Вовик, приподнявшись и посмотрев в лице другу, - ты же обещал, что не будешь думать о ней.
- Так ведь заболела, - оправдываясь, ответил Толик.
- А ты все равно не думай, бесполезно тебе о ней думать. Поправится как-нибудь без тебя. Начальник вылечит.
- Да, - невесело согласился Толик, - бесполезно.
Они снова искали и опять отдыхали, глядя на кусочки серого неба сквозь густой лапник.
- Все-таки хорошая наша профессия, - сказал Толик. - Разве в Москве такое увидишь?
- Такое какое?
- Ну, тайгу... Смену времен года, этот ельник уютный.
- Нашел время!
- Это у меня сезонное, ничего не поделаешь, осень. Вот и лист полетел...
- До настоящего листопада ещё далеко.
- А вон, видишь, на той елке листья лежат. Уже вовсю опадают.
Вовик привстал, присмотрелся.
- Полный улом! - ошалело выдохнул он. - Листья... Но ведь вокруг одни елки! Елки-моталки. Как эти листья попали сюда? И почему только на одной елке? Почему?! - закричал он.
- Меченая? - не веря своим словам, сказал Толик.
- Она! Старик отметил ее!
Тяжело чавкая по грязи сапогами, бежали они к месту привала. Они задыхались, сбавляли темп, шли, то и дело оглядываясь, и говорили. Говорить после бега было трудно, но молчать было сейчас невозможно.
- Господи! - восклицал Вовка. - Неужели это не сон? - Он хлопал себя по карманам. - И в таком количестве! Ну дед! Явно покойников грабил.
- Он могильщиком был, - говорил Толик. - Помнишь, когда копали картошку, как он рассматривал нашу лопату? Профессионал.
- Черт с ним, с этим дедом! - перебивал Вовик. - Сейчас на всех парах надо рвать отсюда. Дед, когда мы ему показывали карту, мог запомнить, где базовый лагерь, тогда...
Сам понимаешь.
- Рвать! - покачал головой Толик. - Легко сказать. Наташка в таком состоянии... Серафима не вытянет.
- Вытянет, - уверенно произнес Вовик. - Я знаю, что делать. А в лагерь вернемся, тут же в Москву.
Предлог у нас есть, занятия уже начались.
Наталья не понимала, что происходит. Она лежала, завернувшись в палатку, и смотрела, как ребята выбрасывают из телеги мешочки с образцами грунтов; ради которых они претерпели столько лишений в этом нелегком маршруте. Летели в кусты и валунчики из ледниковой морены.
Наталья собралась с силами и спросила:
- Психи, вы что делаете?
Ей не ответили. Серафиму, которая в предчувствии скорой дороги стала энергичней хрупать траву, быстро впрягли, Наталью на палатке перенесли на телегу и двинулись в путь. В ногах у Натальи лежало целое состояние, о котором она и не подозревала. Ружье было заряжено картечью, его нес сильный Толик. По договоренности он в случае чего должен был передать "тулку" Вовику, а сам вооружиться топориком. Но они шли и шли, и никаких "случаев" не происходило все вымерло в этих краях.
Наконец им встретилась брошенная деревня.
- Давайте здесь заночуем, - еле слышно сказала Наталья.
- Опаздываем! - резко ответил Вовик, понимая, что им надо до темноты пройти как можно больше.
Ночевали в лесу. Огня не разводили. Ребята разложили кое-какой стол, выпили водки, но к "эликсиру" не прикоснулись. Предложили Наталье.
Она приняла водки с "каплями", но от картошки и сигарет отказалась. Ребята поужинали и забрались в сырые спальники, ружье и топор положили рядом. Нераспряженная, но со снятой уздой Серафима всхрапывала в темноте, и ребятам постоянно казалось, что кто-то прячется за деревьями.
"Сбылось! Сбылось!" - думал Вовик. Он всегда знал, что нечто подобное рано или поздно в его жизни случится. В такой он рубашке родился, такая звезда "него... Он это знал.
- Вовк, а Вовк? - позвал Толик. - А чего мы с ними будем делать? Как их продать-то? - Друг ничего не ответил. - Вов, а все-таки, кто этот старик? Я думаю, он ходит, могилы раскапывает, иначе откуда у него столько этого?
Вовка молчал, не хотелось в такие минуты думать о прозе жизни.
А Наталья, постанывая, мечтала о кружке чистой воды. Но уже не было сил окликнуть ребят.
Поутру стало ясно, что без медицинской помощи не обойтись. Но где её взять, эту помощь в этих таежных краях? Посмотрели карту и завернули в ближайшую жилую деревню. В первый попавшийся дом.
- Ктой-то там? - спросил из-за высоких глухих ворот стариковский голос.
- Откройте, геологи мы, - сказал Вовик.
- Знаем мы энтих геологов. Откудова вас занесло? И сколько вас там?
- Нас трое. И лошадь.
- Лошадь? Краденая небось? Ладно, лихие-то нынче с лошадями не ходют. Подведи её к дырке, я её морду пощупаю. Если не лошадь, то не открою, уж извиняйте
- Да вы что, дедушка, так, что ли, не видите?
- Дак че я увижу с моими глазами-то?
Глава 3
Хозяева, старик со старухой, были напуганы. Не каждый день в этой Богом забытой деревне вваливаются в дом незнакомые парни. Но, поняв в чем дело, тут же согласились оставить у себя больную Наталью.
- Фелшера у нас нету, вот беда, - сказала старуха. - Буду её по-нашенски лечить.
- Подлечите, бабушка, - попросил Толик, - а завтра-послезавтра за ней машина придет.
Наутро Наталья вдруг почувствовала улучшение. Лежать ей надоело, спать не хотелось, и, хотя всем телом, каждым пальцем девушка ощущала температуру, она встала, укутала шею и грудь большим махровым полотенцем и подошла к зеркалу. Большое зеркало напоминало Вселенную с яркими скоплениями звезд, с туманностями и черными бездонными дырами.
Под овальную раму были вставлены желтые фотокарточки. Наталья пыталась найти фотографии хозяев дома, но не смогла.
У печи стоял дед и, притопывая разбитым валенком, делал вид, что считает деньги, хотя они у него были десять раз пересчитаны. Серая застиранная рубаха навыпуск была на нем застегнута на все пуговицы, отчего казалось, что все в этом деде снизу вверх сужается, сужается и выклинивается продолговатой головой с острым затылком.
- Слышь, - окликнул старик, поправляя на носу очки, - у тебя случаем родственников в Венгрии нету?
- Нет, а что?
- Знавал я там одну во время войны. Копия ты! - Дед сунул деньги в пухлый, как мешок, карман брюк и добавил: - А вот ежели б мы были с тобой сродственниками, то я бы тебя сейчас этой авоськой пониже спины! - Старик покрутил хвостом авоськи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22