Но зачем? Какой в этом смысл?
Когда-то она надеялась на свои месячные. По подсчетам до них оставалась неделя с того момента, как её сюда поместили. Но время шло, а никаких месячных не было. Однажды признаки появились, но тут же пропали. Так что и этого календаря она лишилась.
Но события случались и здесь. То у охранников что-то упадет на плите, то запоздалые комары залетят, то муха вдруг появилась. Не простая - крупная, светло-серая и лохматая. Она не вызывала отвращения, как, допустим, зеленые навозные мухи, а, наоборот, казалась вполне даже чистенькой. Мария ждала, когда муха, налетавшись с громким жужжанием вокруг лампочек, наконец сядет так, что её удобно будет рассматривать, глядеть, как она охорашивается, умывается, чистит лапки. Для мухи специально собирались хлебные крошки. С этой мухой, с Жужуней, хорошо было разговаривать, вспоминать свое детство. Жужуня, надо сказать, терпеливо слушала, а потом вообще стала ручной. Прилетала из темных углов, когда её звали: "Цок-цок-цок". А может быть, все это Марии только казалось.
Но главным событием последнего времени был второй приход человека в гражданском костюме. Второе пришествие. Мария готовилась к этой встрече и разработала план, как себя вести, что говорить, о чем спрашивать.
Первое. Понимая, что интересоваться, сколько она уже здесь просидела, бессмысленно, она твердо решила об этом не заикаться. Второе. Вариант тихого помешательства, о котором она также подумывала, был отброшен.как абсолютно бессмысленный. Она поставила себя на место вымогателей - какое им дело, что у неё поехала крыша? Наоборот, нужна спокойная, трезвая беседа, как в прошлый раз, и тогда, может быть, ей удастся хоть что-то узнать.
Справившись о её самочувствии, поинтересовавшись, как кормят, человек в маске сказал:
- У меня хорошие новости. Вроде бы ваш муж начал активно собирать деньги.
- Да? - спросила она, стараясь не смотреть собеседнику в глаза, мерцающие в прорези маски. - Какую ж такую сумму вы требуете, что ему приходится её собирать?
- Большую, - ответил мужчина.
- Если большую, то он её никогда не соберет.
- Зачем же он тогда нам сказал, что уже собирает?
- Затем, чтобы потом с чистой совестью сообщить: не собрал.
- Похоже, вы недооцениваете своего мужа.
- С некоторых пор он мне не муж.
И вам, прежде чем меня похищать, следовало бы об этом узнать.
- Мы это знали, - ответил мужчина. - Я все же надеюсь, что вы его недооцениваете и вскоре все стороны будут удовлетворены.
Миронова усмехнулась.
- Палач утешал свою жертву... Зачем вы отняли у меня крестик? - неожиданно спросила она.
- Не положено, - сухо ответил "гость". - Для вашего же блага. А то вскроете себе вены или ещё что-нибудь.
- Вены? Крестом? - Мария быстро взглянула в глаза собеседнику. - Я думаю, - тихо сказала она, отводя свой взгляд, - вы больной человек.
Вы, наверное, сами не знаете, насколько вы больны... Если бы вы были нормальным, вы поселили бы меня гденибудь на даче с охраной. Зачем весь этот садизм?
- Для того, чтобы ваш муж всетаки пошевеливался.
- Глупо. Неужели, сидя на даче, я не продиктовала бы то, что вы мне прикажете? Послушайте, если вы мне создадите другие условия, - тихо, но с расстановкой сказала Мария, - я обещаю лично вам приличную сумму... - Она сделала паузу. Сейчас был тот самый момент, к которому она так тщательно готовилась. - Я понимаю, что в этих условиях давать какие-либо гарантии невозможно. Только честное слово. Но вы, при вашей деликатной профессии, должны хорошо разбираться в людях. Похожа я на тех, кто обманывает в серьезных делах?
- Нет, - подумав, ответил мужчина, - не похожи. Но... - Он многозначительно показал на глазок телекамеры.
- Понимаю, - кивнула Мария, - вы не один. Так идите, посоветуйтесь, я дам столько, что хватит на всех.
Наступил кульминационный момент. Миронова напряглась в ожидании естественного вопроса: "Сколько?" Но вместо этого "гость" встал и спокойно сказал:
- Не унывайте. Думаю, не так много осталось.
И, не попрощавшись, направился к выходу.
Когда дверь закрылась, Мария попыталась что-то сказать или крикнуть, но лишь поперхнулась. Подступившие слезы сдавили ей горло.
Через какое-то время она поймала себя на том, что напевает какой-то мотивчик. В отличие от отца с матерью у неё не было ни слуха, ни голоса, и раньше, когда в компании начинали петь, она негромко подвывала, а тут откуда что взялось. Она вдруг запела:
Лишь только вечер затемнится синий,
Лишь только звезды зажгут небеса,
И черемух серебряный иней
Жемчугами украсит роса.
То ли от безысходности, то ли ещё по каким причинам вдруг и голос прорезался, и мотив она вроде бы не врала.
- Так, - сказала она, - теперь вступает весь хор.
От-во-ри потихо-о-оньку калитку
Ей понравилось петь. С того дня она пела почти постоянно с перерывами на молитвы, на сон и еду. И это пение предопределило её будущее.
Глава 4
Первый вечер прослушивания "дальнобойным" микрофоном не принес существенных результатов. Очевидным стало лишь то, что за освещенным кухонным окном сидят какие-то люди (судя по всему, два человека), без конца пьют то кофе, то чай, непрерывно гоняют телевизор и почти не разговаривают друг с другом.
- Смурные ребята, - заключил Веревкин, назначенный старшим группы наблюдения.
Муравьев к ним подъехал ближе к полуночи. Выслушав доклад Веревкина, бросил:
- И это все?
Он надел наушники и прикрыл глаза. Там, на таинственной кухне незаселенного дома, двое мужчин говорили о скорой смене. Но мало ли какие могут быть смены, думал сыщик. Может, у них там ликероводочный цех?
Ведь должны же они за долгий вечер хоть словом обмолвиться о Мироновой, если они действительно её охраняют.
Нет, ни слова о ней.
Зажегся свет в гостиной. Муравьев, не снимая наушников, перевел микрофон на это окно. Тишина, тишина...
Он нацелил микрофон на другое, темное, окно и застыл, сжав кулаки.
Затем улыбнулся и, к удивлению подчиненных, как бы запел:
На горке сидит девчушка
И плачет в три ручья.
Под горкой бежит речушка...
Хриплый, неумелый свой голос Муравьев пытался компенсировать жестикуляцией, показывая пальцами, как бежит речка по камешкам.
- Что с тобой, Степаныч? - настороженно спросил Веревкин.
Остальные сотрудники, рангом пониже, онемели. Потом кто-то тихо сказал:
- Спекся, что ли, наш командир?
Муравьев повернулся на вертящемся стуле к помощникам и продолжал хрипеть, притопывая:
Три кобылицы
Испить водицы
Пришли
Под горку на заре!
А дева плачет,
Ах, дева плачет,
Ей одиноко на горе!
...Потом все, включая водителя, слушали, как где-то вдали, словно бы на другой стороне планеты, девичий голос поет какую-то народную песню.
- Что за песня? - спросил ктото. - Никогда её раньше не слышал.
- Один мой знакомый поэт сочинил, - небрежно бросил Муравьев.
- Но почему так тихо? - спросил Веревкин.
Действительно, слышимость была гораздо хуже по сравнению с прослушиванием кухни. Стали гадать.
- Плотные шторы.
- Или металлические жалюзи.
- Может, окно шкафом заставлено?
Тем временем к подъезду подъехал какой-то автомобиль.
- "Филю", - приказал Муравьев и, не отрывая взгляда от той машины, протянул руку.
Тут подчиненные задергались в поисках "Филина", заматерились, оказалось, что все, занятые сверхценным лазерным "дальнобойным" микрофоном, забыли об элементарном приборе ночного наблюдения.
- Веревкин, - сказал Муравьев своему заму, - ты, кажется, марками увлекаешься?
- Есть такой грех, - опешив от неожиданного вопроса, ответил зам.
- И как? Времени на филателию хватает?
- Нет, конечно.
- Можешь радоваться, теперь будет хватать. Завтра половину уволю к едрене фене! Совсем, понимаешь, оборзели!
Через двое суток картина была ясна. В ноль часов происходит смена охраны. Двое прибывших открывают подъездную дверь, запертую на замок, и с солдатскими термосами поднимаются на шестнадцатый. Минут через десять двое отдежуривших спускаются вниз и уезжают.
Вопрос на последнем совещании стоял так. Есть три варианта: брать вновь прибывших и с ними входить в дом; или - брать уже отдежурившую, уставшую смену и с ней возвращаться в квартиру; или - врываться в квартиру через лоджию. Муравьев дал подчиненным поспорить, выслушал все мнения и в заключительном слове сказал:
- Лоджию заблокируем обязательно. Касаткин и Соколов. Подниметесь заблаговременно и тормознете на пятнадцатом этаже. Когда увидите, что внизу все нормально и мы вошли в подъезд, переходите на шестнадцатый. Наблюдайте! Как только один или оба охранника пойдут к дверям, действуйте. Мы должны одновременно с двух сторон войти. Надеюсь, все поняли, что нижняя группа будет входить со свежей сменой? Следующий вопрос. Где нам находиться до приезда "УАЗа"? Место открытое.
Вновь Муравьев терпеливо выслушивал всякие, порой наивные предложения типа переодеться в дорожных рабочих, начать ремонтировать тротуар у подъезда. Наконец начальник сказал:
- Отчего человек так по-дурацки устроен, что все время старается идти самым сложным путем? Короче. Всем быть в жилетах, оружие тщательно проверить, а то, наверное, забыли, когда стреляли в последний раз. В двадцать три ровно будем на месте. Первыми отправим Касаткина и Соколова.
Снизу их подстрахуем. Одновременно Фирсов попробует повозиться с замком. Допустим, он не сможет тихо открыть. Тогда через те же лоджии проникаем в квартиру второго или третьего этажа, через неё выходим на лестницу.
Остальное, надеюсь, понятно? Общий сбор в двадцать ноль-ноль. Теперь отсыпаться, забыть о прочих делах.
Всякие снотворные средства категорически запрещаю. Разрешаю на ночь немного спиртного. Немного! - угрожающе повторил Муравьев, обводя подчиненных строгим взглядом.
Сам Виктор Степанович в эту ночь долго не мог уснуть. Нет, его не тревожил исход операции - охрана Мироновой за полтора месяца монотонной работы наверняка расслабилась, да и всего-то их будет пять человек, включая водителя. Нет, Муравьеву не давало покоя предчувствие больших денег. Огромных. Таких, о которых он и не мечтал никогда. Он уже видел себя шефом разветвленной по всей стране сыскной структуры, мысленно он уже вел большие (не чета нынешним) дела: наркомафия, торговля оружием. Он видел себя участником совещаний на уровне МВД и ФСК, и офис у него будет отделан не хуже, чем у коммерческих банков.
Он понимал, для того чтобы мечты стали реальностью, мало освободить Миронову. Надо войти в полное её доверие - раз и, во-вторых, надо взять за жабры Блинова. Так взять, чтобы он начал ртом воздух хватать.
А этого без участия Мироновой сделать никак невозможно.
Муравьев пытался представить, что являет собой Миронова на сегодняшний день. Запуганная, обезволенная жертва? Или озлобленная бабенка, которая сама мечтает оттяпать у депутата солидный кусок? Или сумасшедшая наркоманка-алкоголичка - кто знает, чем они её пичкают?
...Все шло строго по плану. Легко обезоружив двух охранников, вошедших в подъезд, руки которых к тому же были заняты термосами, поднялись на шестнадцатый. По паролю, названному одним из новой смены, дверь открылась, тут же раздался звон стекла - Касаткин и Соколов нейтрализовали того, кто остался на кухне.
- Наручники всем! - приказал Муравьев и толкнул дверь в ту комнату, где, по его расчетам, должна находиться Миронова. Дверь была заперта. - Ключ! заорал Муравьев диким голосом. Ему тут же выложили ключ.
Он увидел глухое, тускло освещенное помещение, практически без обстановки, только топчан да маленький стул. Но в комнате никого не было...
Ночь. Моросит октябрьский дождь.
На обочине Кольцевой дороги Малков и Важин сидят в джипе и ждут окончания операции, непрерывно курят и, чтобы хоть как-то отвлечься, вспоминают Афонина. Не напрасно ли они вызвали его из деревни? И что ему говорить, если операция вдруг сорвется?
- Ничего не будем говорить, - как бы вслух размышляя, предлагает Важин. Денег дадим и отправим обратно. Он рад будет.
- Пожалуй, ты прав. - Афганец вздыхает, смотрит на часы. - Самый пик, двенадцать ноль две.
Мучительно медленно тянется время. Курить надоело, говорить надоело, слушать монотонный дождь надоело больше всего. Но вот где-то вдали прозвучали выстрелы.
- Дьявол! - Малков стукнул кулаком по "баранке". - Не получилось без шума.
- Запусти-ка мотор, - посоветовал Важин.
Но вот они видят, как по противоположной стороне мчится машина, непрерывно мигая дальним светом.
Малков отвечает тем же. И вот они уже различают "Жигули" Муравьева, Тот с двумя молодыми бойцами и с девушкой перебегает дорогу, и Важин распахивает для них заднюю дверь.
- Принимай! Ишь, под топчан спряталась, еле нашли! - кричит сыщик. Передаем под вашу ответственность до утра! Завтра в час дня.
Где? Где вам завтра удобно? - Муравьев возбужден, даже вроде бы зол, он кричит на помощников: - Дуйте отсюда, ваша миссия кончилась!
- Ну где-где... - ворчит Важин, помогая девушке устроиться поудобней. Приезжай в Дом литераторов, место тихое, там все обсудим.
- Идет. Завтра в час! Берегите нашу красавицу. Можете ей рассказать, кто организовал её похищение.
- Трудно было? - не удержался от вопроса Малков. - Что за стрельба?
- Потом! - отмахнулся сыщик, но не выдержал, начал рассказывать: Водителя малость недооценили. Он увидел толпу, когда мы выходили, все понял и начал стрелять. Пришлось ему вдогонку ответить... А так все нормально, но нужно быстро отваливать! Тем более что мы одного хотим с собой прихватить, поспрашивать кое о чем.
Афонин сидел в квартире Важина, пил крепкий чай, подливая туда "Смирновской", и смотрел телевизор.
Он не столько смотрел на экран, сколько размышлял о причинах, побудивших Малкова срочно вызвать его телеграммой в Москву. Измотанный нищетой, напрочь не приспособленный к нынешней жизни, Афонин невольно рисовал в воображении картины одну мрачнее другой.
Финны, наверное, отказываются от заказа. В самом деле, Карелия для них это одно, а Валдай, извините, совсем другое. На хрен им нужен этот русский Валдай?
Нет, может быть, они пока не отказываются, но просят для оценки часть материалов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22