Однако где-то в глубине мозга уже точилась крайне неприятная мыслишка: а за что ему такая радость? И что за это с него потребуют?
Ответ он получил очень скоро.
- Мы ведь понимаем друг друга, - вкрадчиво сказал Рейзман. - Каждому хочется что-нибудь принести детям.
Ефим молчал, не желая помогать собеседнику. Тот деликатно кашлянул и продолжил:
- Я бы хотел знать, что смогу на этом проекте заработать.
Сразу многое прояснилось. Нет, он не на Луне родился и, безусловно, знал про схемы "с откатом". Говоря по-русски, сотрудник фирмы-заказчика предложил дать ему завуалированную взятку за помощь при получении заказа.
Живя в России, Береславский не считал такую схему невероятной, - он собирался честно отработать договор, а не перекачивать бюджетные средства под мифические контракты! - хотя г-н Рейзман, конечно, был конкретным жуликом. Он-то собирался урвать от собственной конторы.
Глазки-маслины Марка Григорьевича радостно смотрели на будущего партнера. Он не сомневался в согласии Ефима. И был прав. Это было предложение, от которого трудно отказаться.
Единственно, что огорчало Ефима, так это то, что перед ним сидел не просто жулик, а жулик-еврей. Будь на его месте японец или англичанин, его это никак бы не задело. А так - неприятно. Именно этим объяснялось его минутное промедление. Хотя с точки зрения чистой теории такие рассуждения Береславского, по сути, тоже были проявлением национализма.
Рейзман неправильно понял молчание Ефима и бросился в атаку.
- Риска - никакого, - горячо заговорил он. - Гарантия - сто процентов. "Откат" - не после поступления на счет, а после сдачи заказа.
А вот это уже насторожило. Господин Рейзман по своей роли просто обязан быть жадным. Даже не жадным, а алчным. Только такие люди продают собственные конторы. И вдруг - такое благородство. Черненький очажок в радостно гудящем мозге Ефима вновь привлек к себе внимание. Теперь он решил согласиться и выслушать дальнейшие условия. Если где-то есть зарытая собака, то сейчас она проявится.
Рейзман сильно обрадовался консенсусу.
- Вы не думайте, Ефим Аркадьевич, все чисто. Договор будет железно. Все обсуждено. Ваши прайсы уже изучены, и сейчас нужно рамочное соглашение, а прайс подложим как приложение. Мы переведем на ваш счет пять миллионов и будем их понемногу опроцентовывать уже по конкретным счетам. А закрывать - конкретными актами сдачи-приемки и накладными. Если хотите, мы переведем деньги на указанную вами фирму. Это не проблема.
- Хорошо, хорошо, - соглашался Ефим. Где же здесь подлянка? Или он, дуя на воду, откажется от сделки века?
- Единственный момент, - вкрадчиво начал гость ("Вот оно", - подумал Береславский), - но очень важный. Нам по ряду причин нужно, чтобы договор был заключен июлем, то есть двумя месяцами назад.
- Почему?
- А вам какая разница? Это ж наши внутренние проблемы.
- Это так. Но уж больно велик договор. Вот и интересуюсь.
- Тут тайны-то нет. Мы планировали работу с вами еще в июле. Тогда же подготовили договор. Ваши прайсы нас полностью устроили. - Он тряханул зелеными листами, которые достал из портфеля. - Потом собирали справки. Проверяли вас, улыбнулся Марк Григорьевич.
Все. Дальше не надо. Летний прайс был в желтых тонах. А этот напечатан три дня назад. Буквально за день до нападения на Сашку. Ефим вдруг почувствовал себя немножечко антисемитом.
Г-н Рейзман не понял причины изменения настроения. А объяснять что-либо Ефим не собирался.
- Извините, Марк Григорьевич. Мы не сможем работать с вашей фирмой.
- Почему же?
- Из чисто антисемитских соображений, - нахально и отчасти честно ответил Береславский.
- Вы что, с ума сошли? - Тот, казалось, не собирался уходить. Никак не мог взять в толк, что человек может отказаться от такого предложения. ("Может, его втемную используют? Хотелось бы на это надеяться...")
- Все, Марк Григорьевич. Аудиенция закончена, мне надо работать.
- Вы очень пожалеете об этом, Ефим Аркадьевич, - процедил, выходя, гость. - Вы не знаете, кому отказываете. - Рейзман пытался пугать, но Ефиму было понятно, что Марк Григорьевич просто обескуражен и, похоже, сам напуган результатом беседы.
В кабинет зашла Марина Ивановна.
- Ты чего с мужиком сделал?
- Угадай с трех раз.
- Он прямо ошалелый.
- Ошалеешь тут. Маринка, ты знаешь, только что я отказался от двухсот штук зеленых.
- Он тебе предлагал?
- Точно.
- Правильно сделал, что отказался. Гнилой мужик.
- Спасибо, утешила.
Марина Ивановна принесла Ефиму чайку с медом, чтоб чуток успокоился. Не успел он допить чашку, как дверь снова открылась. В дверях появилась крепкая круглая физиономия Василия Федоровича Ивлиева.
- Здорово, буржуй!
- Здавствуйте, Василий Федорович! - У Ефима гора с плеч упала. Господи, как классно, что старик приехал так вовремя!
- Не смог я в санатории. За....ли режимом. - Подполковник запаса Ивлиев никогда не утруждал себя соблюдением нормативной лексики. - А чего ты такой задроченный? Ужель на твою фирмешку кто-то наехал? Не верю. Ведь чтоб наехать, нужно заметить...
- Еще как заметили, - пробурчал Береславский. "Смейся, смейся, старый черт! Как ты вовремя появился!"
Отношения у них были своеобразные. Старый друг и ровесник отца Ефима, Ивлиев всю жизнь прослужил в КГБ, причем в оперативном подразделении, которое реально воевало в самых разных необъявленных войнах. Ефим помнил, как еще совсем маленьким, с отцом навещал Ивлиева в санатории, где тот отлеживался после ранения. Старик не очень любил делиться воспоминаниями, но Ефим знал, что тот участвовал во взятии Дворца Амина в Афганистане, воевал в Анголе и Латинской Америке.
Распад СССР подполковник пережил на удивление легко, так как его, повидавшего самую разную жизнь, коммунистическая болтовня никогда не привлекала. Воров и олигархов он не любил, но считал первый, воровской период становления новой экономики неизбежным.
Что его ужасно задевало - так это потеря Россией территорий. Здесь он был чуть не монархист, что служило причиной страшных словесных баталий между ним и Ефимом. Все кончалось страшным матом и хлопаньем дверью. Чтоб через два-три дня потихоньку вернуться на круги своя.
Дело в том, что старик очень любил Ефима. Его собственный сын все детство прожил с матерью, не пожелавшей жить с человеком, регулярно исчезающим неизвестно куда. И возвращающимся иногда с малярией, а иногда с пулей в животе. Сын так и вырос вдали от отца. А потом укатил в Южную Африку, откуда не писал и не звонил.
Так что Береславский был для Ивлиева в некотором роде сыном. Ивлиев никогда не был для Ефима в некотором роде отцом, но был, безусловно, одним из самых близких людей. Хотя сейчас, когда родного отца не стало, подполковник стал еще нужнее. И дело не только в его работе по защите фирмы (что тоже в ряде случаев весьма пригодилось). Дело в том, что каждый человек хочет иметь рядом с собой старшего. Отца, брата, друга. И если тебе за сорок, и у тебя жены и дети - это ничего не меняет. Даже самому сильному нужна опора.
- Так что случилось? - стер с лица улыбку Ивлиев.
- На Сашкину квартиру был налет. Он убил троих у себя на дому и одного на выезде, - даже с некоторым злорадством рассказывал Ефим. Пусть подполковник не думает, что его ничем не удивишь.
Но он действительно не удивился!
- Сам-то цел?
- Да, в тюрьме. А тебя не поразил наш Рэмбо?
- Нет. Он - мужик. Не то, что ты.
- А я кто? - обиделся Береславский.
- Ты - сопливый романтик предпенсионного возраста, - отрезал старик. ...Но иногда и ты пригождаешься, - смилостивился он, выслушав, что успел сделать Ефим для помощи узнику.
В их беседу вмешалась Марина.
- Ефим, это срочно, - сказала она и соединила линию. Береславский узнал голос Юры Иванова.
- Слушай меня внимательно, - сказал генерал. - Задержали парня, который опять лез в ту квартиру. Запиши номер. - Он продиктовал телефон. - Это начальник ОВД полковник Кунгуренко. Он предупрежден. Езжай туда и попробуй что-нибудь выяснить. Если смогу, я тоже подъеду.
И, не прощаясь, повесил трубку.
- Кто? - спросил подполковник.
- Юрка Иванов. Говорит, еще одного взяли. Сегодня к Ленке лез в квартиру. Я тебе рассказывал, Атаман сообщил.
Ивлиев недовольно поморщился при упоминании и генерала милиции, и уголовника. К первым он всегда относился с корпоративным недоверием, второго считал порождением сопливого Ефимового романтизма.
- Ладно, Фимыч. Не ссы раньше времени. Старые кадры не подведут.
Они в момент собрались и двинулись в ОВД к Кунгуренко.
Марина Ивановна проводила их до лифта и тайком перекрестила ушедшую кабину. Ох, как ей все это не нравилось!
ГЛАВА 16
Сеня буквально дрожал от возбуждения, "раскалывая" Петруччо. Редкостный факт, но Митрошкин был почти уверен, что деморализованный Петруччо вот-вот СДАСТ ЗАКАЗЧИКА! Такого не было не только в Сениной практике, но и в подавляющем большинстве расследований заказных убийств! Даже когда их проводили лучшие следователи и огромные сыскные бригады.
Сеня приковал Петруччо к батарее в своем кабинете, не давая тому забыть обстановку его первого за сегодняшний день краха. И теперь было ясно, что назревал второй.
Петруччо, прошедший восьмилетний котел "зоны", откровенно боялся маленького и сопливого Митрошкина. Он так и не понял, как все произошло. Одно мгновение - и прощай, свобода! В самом худшем варианте: с фотографиями предполагаемых жертв в кармане и "дурой" в кобуре.
- О, господи, - чуть не вслух застонал Петруччо. Пистолет ему продал "чурка" на рынке. Уверял, что чистый. Но кто знает, в кого из него шмаляли? Еще два часа назад это никак не беспокоило бандита. Но теперь весь мир был против него.
- Ну, что, дозрел? - поинтересовался Митрошкин и шмыгнул носом. Ринит к осени всегда усиливался.
- Ничего не знаю, - безнадежно прошептал Петруччо. И получил почти незаметный, но ужасно болезненный удар в живот.
Избиения были привычны Петруччо. Уж сколько и как его били! Но здесь пугала даже эта обычная при задержании процедура. Откуда в недомерке столько силы? Почему он бьет туда, куда меньше всего ожидаешь? Может, мысли читает? И тут же получил еще один мгновенный, но сильный удар.
Дверь в кабинет со скрипом открылась. Вошел старший лейтенант в форме.
- Проводится воспитательная работа? - весело спросил он. - Могу помочь.
- Сами справимся, - улыбнулся Сеня. - Правда, чучело? - обратился он к поверженному злодею. Сеня ни с кем не хотел делиться полупобедой. Чем меньше рост, тем больше самолюбие. А Сеня хотел славы. Сегодня он ее честно заслужил.
- Покажи свои успехи, Митрошкин! - Это в кабинет вошел полковник Кунгуренко, начальник ОВД. - Вот, значит, какие они, наемные убийцы!
Кунгуренко был плотен и высок. Несмотря на свои пятьдесят, бегал кросс не хуже многих. А уж стрелял точно лучше большинства. Народ его уважал. Но сейчас Сеня не хотел делиться даже с ним.
- Идет работа, товарищ полковник. Думаю, к вечеру многое узнаем.
- Давай, орел. Я улетаю на совещание, часа через два буду.
Вот и временные рамки определились. Петруччо должен "сдуться" быстрее. Полковник получит готовый результат. А Митрошкин - явно задерживающиеся капитанские погоны.
Они опять остались одни.
- У меня на тебя полчаса есть, - со скукой в голосе предупредил сыщик. Либо ты рассказываешь, либо...
- Что? - не притворяясь, испуганно спросил Петруччо.
- Придумай сам, - вежливо разрешил Сеня. - Все равно в натуре будет хуже.
Он снял часы и положил на стол. И вышел из кабинета.
Петруччо сидел на корточках (стула не дали) и потел от страха. "Что задумал этот ублюдок?" Никогда еще он не был так беспомощен.
Дверь открылась. Петруччо вздрогнул всем телом. Вошел маленький мучитель.
- Рассказываю программу, - спокойно сообщил он. - Ты сел навсегда. Самого в камеру, а ключи в озеро.
- Какое озеро? - чуть не закричал затравленный Петруччо. Про остров Огненный он не мог забыть. - Я же ничего не сделал!
- А вот это ты зря, дурачок, - даже пожалел парня сыщик. - Твой пистолетик столько рассказал...
- Ох, б..ь, - застонал Петруччо.
- Это ты мне? - расстроился Сеня. - А я-то к тебе всей душой...
- Нет, что вы! - "Сломался, сучонок, - радостно подумал Митрошкин. Еще немного..." - Это не моя пушка!
- Конечно, - успокоил его Сеня. - Мы знаем. Тебе менты подложили.
- Нет! Я купил его!
- Орехи колоть? Да не переживай ты так. Сейчас даже за три трупа, - один из них, кстати, мент, - не расстреливают. Не переживай.
Сеня импровизировал. Никакую экспертизу еще не проводили. Просто он видел, что клиент "поплыл", и ковал железо, не отходя от кассы.
Петруччо верил всему, что вещал Митрошкин. А как не поверить? Разве поверил бы он, что эта блоха подкует такого Мамая? А в тридцати метрах от них сидели кенты. С пушками. И ведь не шевельнулись! Суки, все суки. Каждый спасается в одиночку. (Если бы Петруччо поразмышлял, он бы сообразил, что кенты задержания не видели. И "подорвали когти", лишь завидев милицейскую машину. Однако Петруччо размышлять не хотелось. Он неосознанно, но верно шел к капитуляции, раздавленный происшедшим.)
- Но и это не самое неприятное, юноша. - Митрошкин присел на корточки, оказавшись лицом к лицу с задержанным.
- Что еще? - откровенно испугался парень.
"Вот", - удовлетворенно подумал Сеня. Краткая такая мысль. Но приятная.
- Тебя подсадят в камеру к их папаше. Въехал?
- К кому? - не понял Петруччо.
- К папе детей, которых ты хотел убить. Тебе сказали, кто он такой?
- Не-ет...
- Он сейчас в СИЗО. Порешил пятерых. За то же самое.
- Какое "то же самое"? - Петруччо, когда дежурил у дома, слышал некоторые насторожившие его разговоры жильцов, но не придал им значения.
- Ну, те тоже пришли убивать его детей.
- Я не хотел их убивать!
- Ему и расскажешь. Он доверчивый, - улыбнулся Сеня. - Правда, спать тебе в его камере будет трудно. Мало кто любит убийц детей. Да еще тех, чей папа сидит рядом. Не повезло тебе...
Петруччо заплакал. Уж он-то представлял себе свою будущую жизнь.
Сеня оглядел диспозицию, как полководец - поле выигранной битвы. Или как художник, нанесший на гениальный холст последний мазок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46