- Да, сегодня в полдень. Вы придете?
Я ответил не сразу, потому что мне пришлось перебрать три дюжины причин моего отказа, чтобы выбрать наиболее убедительную.
- Я буду у вас ровно в двенадцать, - услышал я голос, который, казалось, принадлежал не мне, а кому-то еще.
Глава 17
Я думал о том, чтобы завести себе кота и назвать его Осберг, когда серый рассвет прокрался в мою комнату. Часы показывали четверть восьмого, и самая длинная ночь в моей жизни подошла к концу. Самая длинная, потому что каждую ее секунду я пересчитал, как минимум, дважды.
Давно уже я не встречал зарю и, встав с кровати, подошел к окну. Тяжелые облака затянули небо, готовые разразиться холодным дождем, и я решил, что ничего не терял, просыпаясь не раньше десяти утра.
Выпив натощак чашечку кофе, я принял душ, побрился и плотно позавтракал. Затем надел темно-синий костюм, голубую рубашку, черный галстук и туфли того же цвета. Такой наряд выглядел пристойно и на похоронах, и при краже миллиона долларов.
В половине девятого я мог бы пойти куда угодно, даже на работу. Вместо этого я включил телевизор. Подремав на программе новостей, я с удовольствием посмотрел мультфильмы. Особенно мне понравился фильм с двумя тиграми и медведем, говорящим с бруклинским акцентом. Тигры, несомненно, приехали из южных штатов.
В одиннадцать часов я спустился в холл отеля. Увидев меня, Эдди удивленно поднял брови.
- О боже, вы сегодня рано.
- Уже одиннадцать, - возразил я.
- Для вас это рано. Или вы нашли себе работу?
- Еще нет.
- Ну, я думаю, что-нибудь подвернется.
- Будем надеяться, - ответил я и вышел на улицу.
К Прокейну я решил прогуляться пешком. Долгая прогулка, двадцать восемь кварталов, должна была, по всем литературным источникам, пойти мне на пользу.
На полпути я свернул в небольшой бар выпить шотландского с содовой. Я просидел там минут двадцать, потому что не хотел являться к Прокейну раньше условленного срока.
Пять минут первого я подошел к знакомому дому. Прокейн встретил меня у дверей и провел в кабинет. В камине весело потрескивали дрова.
- Вы пришли первым, - заметил он, когда я сел в кресло. Он стоял у окна, в сером костюме, белоснежной рубашке и полосатом, черно-белом галстуке. Казалось, он собрался идти на совет директоров крупной фирмы, чтобы сообщить коллегам приятные новости. Его глаза ярко блестели, а с лица не сходила улыбка, - Я как раз собирался что-нибудь выпить, мистер Сент-Айвес. Надеюсь, вы составите мне компанию?
- Не откажусь, - ответил я.
Он принес мне бокал и сел во второе кресло.
- Сегодня для вас большой день, - заметил я.
- Это точно, - он сиял, как начищенный самовар, - Я встал в шесть утра. А вы, я вижу, прекрасно выспались.
- Да, неплохо, - пробормотал я.
- Ну, - Прокейн поднял бокал, - выпьем за удачу. Разумеется, удача далеко не самое главное в нашем деле, - добавил он, когда мы выпили.
- Подготовка, - кивнул я.
- Тщательная, всесторонняя подготовка, - подтвердил он, - Когда действия каждого расписаны по минутам.
- А что, если ваши.., жертвы где-то задержатся или в чем-то поспешат?
- Мы учли и такую возможность, - Прокейн просто лучился счастьем. Его планы вот-вот должны были стать реальностью.
- Что вам больше нравится, подготовка операции или ее исполнение? спросил я.
На мгновение он задумался.
- Пожалуй, что исполнение, но, право, мне трудно отдать предпочтение чему-то одному. Мне не хотелось бы сравнивать кражу с написанием картины, но это единственное, в чем я хоть немного понимаю. Я получаю огромное наслаждение, выбирая сюжет, всматриваясь в форму, цвет, игру света и тени, но все это ничто по сравнению с тем ощущением, которое я испытываю, когда моя кисть касается девственно чистого холста. Остальное уже пустяки. Я рисую очень быстро, мистер Сент-Айвес, - он улыбнулся, - Так же, как и ворую.
- А потом?
- Потом? - задумчиво повторил Прокейн. - Да, в обоих случаях потом приходит покой, этакая меланхолия.
- А вина?
- Только сожаление. После того, как картина завершена. После кражи никогда.
- И о чем же вы сожалеете?
- Мне всегда кажется, что я мог бы нарисовать ее лучше. Хотя я и не знаю, что мне следовало для этого сделать. После кражи я не испытываю ничего похожего.
- И никаких угрызений совести?
- Я не представляю, что это такое, - ответил Прокейн. - Угрызения совести подразумевают чувство вины, а я не знаком с этим чувством.
- А вас не интересовало, почему? Почти каждый из нас чувствует себя виноватым в том или другом.
- Я думал об этом и пришел к вполне определенному выводу. Дело в том, что я доволен тем, кто я есть, - превосходный вор и терпимый художник. Я не стремлюсь быть кем-то другим. Мне кажется, что чувство вины свойственно людям, которые ставят перед собой недостижимые цели. Они не могут стать кем-то еще, но думают, что это им по силам, и в результате возникает комплекс вины перед самим собой.
- Что вы ощущаете при краже? - спросил я. - Какие у вас возникают эмоции и возникают ли они?
- Вам это нужно для репортажа, мистер Сент-Айвес? - Прокейну явно нравилось, что разговор в основном шел о нем. А это немаловажно.
- Возможно.
- Мое внимание целиком приковано к операции. Все остальное как бы отсечено. Мне кажется, что я держу все нити и в каждый момент знаю, за какую надо дернуть. Иногда мне хочется по памяти нарисовать картину ограбления. Там было бы на что посмотреть, особенно на лицо, как вы говорите, жертвы.
- Например, вашингтонского сенатора, Брови Прокейна удивленно поползли вверх.
- О, разве они знают об этом?
- Во всяком случае, догадываются.
- Это был совершенно продажный человек. Он уже умер. Но, прикованный к батарее, он поневоле вызывал жалость.
- Я успел прочесть только несколько страниц, - заметил я, - но от ваших журналов невозможно оторваться.
- Вы думаете, они могут заинтересовать широкого читателя?
- Несомненно. Прокейн оживился.
- Пожалуй, их стоит опубликовать. К сожалению, это возможно лишь после моей смерти.
- Не раньше, - согласился я.
- Вы действительно думаете, что их опубликуют?
- Майрон Грин знаком с некоторыми издателями. Он все устроит.
- Если их опубликуют, - Прокейн скромно потупил глаза, - то книгу могут экранизировать?
- Конечно, - я с трудом удержался от улыбки. Он помолчал.
- Главную роль мог бы сыграть Стив Макквин, или Брандо...
Открывшаяся дверь прервала рассуждения Прокейна. В кабинет вошли Джанет Вистлер и Майлс Уайдстейн. К моему разочарованию, Уайдстейн совершенно безответственно отнесся к такому важному событию, как кража миллиона долларов, надев твидовое пальто спортивного покроя, серый шерстяной костюм и рубашку с открытым воротом. Правда, его башмаки белели каучуковыми подошвами. В руке он держал черный плоский "дипломат". Поздоровавшись с нами, Уадстейн поставил его на пол.
Джанет Вистлер пришла в темном брючном костюме и невыразительных черных туфлях. По внешнему виду они напоминали молодую пару, направляющуюся в ближайший магазин за продуктами.
Они сели, и Джанет ответила отказом на предложение Прокейна что-нибудь выпить. Уадстейну он ничего не предлагал.
- Я звонил вам вчера ночью, чтобы рассказать о встрече с детективами, сказал Прокейн. - Я пришел к выводу, что их интерес к моей особе не должен помешать нам в выполнении наших планов.
- Это дело начинает обрастать трупами, - заметил Уайдстейн.
- Прошлой ночью мы уже обсудили этот аспект. - ответил Прокейн.
Я упомянул об этом только потому, что у Сент-Айвеса могли возникнуть какие-нибудь идеи.
- Только одна, - ответил я, - Те, кто убил Бойкинса и Пескоу, могли зарезать и Франна.
- Да, это логичное предположение, - кивнул Прокейн. - Они же намереваются украсть миллион долларов и возложить вину на нас.
- Я не понимаю, как вы собираетесь удержать их от контактов с торговцами наркотиками, даже если вам и удастся опередить их в краже миллиона.
Они переглянулись.
- Я думаю, мистер Сент-Айвес, - сказал Прокейн, - что о каждой последующей стадии нашего плана вы будете узнавать в самый последний момент. Я уверен, вы понимаете, почему. Но, позвольте вас уверить, что нами приняты все меры предосторожности, - он повернулся к Джанет. - Вы звонили в аэропорт?
- Да. Самолеты вылетают точно по расписанию. Прокейн взглянул на часы.
- Лимузин у дома?
- Мы в нем приехали, - ответил Уайдстейн.
- Думаю, нам пора. Прошу вас, Майлс.
Уайдстейн поднял черный "дипломат" и открыл его. На черном бархате, каждый в отдельной выемке, лежали четыре пистолета, длина ствола каждого из которых не превышала и шести дюймов.
Право первого выбора получила Джанет Вистлер. Она взяла пистолет, убедилась, что он заряжен, и бросила его в сумочку.
- Это семизарядные "вальтеры", мистер Сент-Айвес, - пояснил Прокейн. Модель тридцать первого года, хотя эти пистолеты изготовлены совсем недавно, он сунул пистолет во внутренний карман пиджака. Вероятно, Прокейн шил костюм у опытного портного, потому что на пиджаке не появилось никаких выпуклостей.
Уайдстейн повернулся ко мне.
- Сент-Айвес, - он протянул "дипломат".
- Благодарю, - ответил я, - Я этим не пользуюсь.
Глава 18
Черный "кадиллак", двойник нью-йоркского собрата, встретил нас в Национальном аэропорту Вашингтона. Над Потомаком плыли низкие облака, предвещая мокрый снег. В Вашингтоне мне вечно не везло с погодой. Я попадал сюда или в пронизывающий холод, или в нестерпимый зной.
Прокейн посмотрел на облака и повернулся к Джанет.
- К пяти вечера должно проясниться, - сказала она.
Я спросил у Прокейна, почему он интересуется осадками.
- Если пойдет снег, все отменяется, - ответил тот.
- Снега не будет, - вмешался в наш разговор словоохотливый водитель, - Мой нос чувствует снег за три дня. Снега не будет.
Мы ехали на восток по авеню Независимости. Справа, в леске, показалось какое-то здание, отдаленно напоминающее греческий храм.
- Что это? - спросил Прокейн у водителя.
- Мемориал погибшим во Второй мировой войне. Их имена выбиты в камне. Всех убитых американцев.
- Красивое здание, - кивнул Прокейн.
- А это мемориальный комплекс Линкольна, - продолжал водитель. - Очень знаменитый.
Мы мчались по широкому шоссе, отделявшему Центр искусств имени Кеннеди от Потомака. Рядом с Центром располагался жилой комплекс Уотергейт, самая дешевая однокомнатная квартира которого стоила сорок четыре тысячи долларов, а цена за трехкомнатную, с камином и видом на реку, достигла ста пятидесяти тысяч.
Вскоре "кадиллак" свернул направо и, увидев знакомый ресторан "Райв Гоше", я понял, что мы въехали в Джорджтаун. Минут десять мы петляли по узким улочкам, обсаженным аккуратно подстриженными деревьями. Последний поворот на Эн-стрит и, проехав два или три квартала, водитель остановил "кадиллак" у трехэтажного кирпичного особняка, выкрашенного белой краской.
- Если я не ошибаюсь, Джон Кеннеди жил на этой улице, когда был сенатором? - спросил я.
- Да, в следующем квартале, - ответил Прокейн и велел водителю приехать ровно в десять вечера, Он поднялся по ступенькам, достал ключ, вставил его в замок и открыл дверь.
- Это вы, мистер Прокейн? - послышался из глубины дома женский голос.
- Да, - ответил он и повернулся ко мне. - Это моя домоуправительница, миссис Вильяме. Она прилетела вчера, чтобы подготовить дом к нашему приезду.
В холл спустилась негритянка лет пятидесяти пяти в строгом темном платье и белоснежном фартуке. Прокейн представил ее мне и, взяв наши пальто, она повесила их в стенной шкаф.
- Кого вы ждете к обеду? - спросила она, - Кроме нас никого не будет, ответил Прокейн и пригласил пройти в гостиную, освещенную старинным канделябром со свечами. Пол покрывал восточный ковер, чей почтенный возраст, как минимум, не уступал канделябру. По стенам висели портреты давно умерших людей, потемневшие от времени, над каминной доской - большое зеркало в золоченой раме. Домоуправительница последовала за нами.
- Я думаю, вы хотели бы выпить кофе.
- Да, с удовольствием, - согласился Прокейн. Она кивнула и через столовую, отделенную от гостиной высокими резными дверями, прошла на кухню. Я заметил длинный, узкий стол черного дерева, несколько стульев с высокими спинками, еще один канделябр, также со свечами.
- Ну, мистер Сент-Айвес, как вам это нравится? - спросил Прокейн.
- Дом принадлежит вам?
Он покачал головой.
- Нет, я снял его на шесть месяцев. Четыре уже прошло. Я приезжаю сюда раз в неделю и обычно приглашаю на обед кого-нибудь из влиятельных конгрессменов или сенаторов. Видите ли, на время я стал лоббистом.
- И какой же законопроект вы проталкиваете?
- Мне надо было найти предлог для аренды этого дома и пребывания в Вашингтоне. И я выбрал законопроект о защите диких животных. Оказывается, мы просто варварски уничтожаем их.
- Я слышал об этом.
- Вот я и решил им помочь.
- А в остальное время вы занимались подготовкой операции?
- Да, стараясь не упустить ни одной мелочи.
- Это довольно сложно.
- Но необходимо.
- А почему вам не подошел мотель? - спросил я, положив ногу на ногу и вызвав негодующий скрип кресла, в котором сидел.
- Если что-нибудь случится и в это дело вмешается полиция, проверят все мотели, но не частные дома на Эн-стрит.
- Вы приказали водителю вернуться в десять часов. Значит, ограбление назначено на более ранний срок. Могу я узнать точное время?
- Девять вечера.
- И где это произойдет? Прокейн на мгновение задумался.
- Полагаю, уже можно сказать вам об этом. В открытом кинотеатре для автомобилистов.
- Там, где миллион долларов обменяют на партию героина?
- Да.
- Открытые кинотеатры очень удобны для такого вот обмена, - кивнул я. - Я сам пользовался ими три раза.
- В вашем деле они просто незаменимы, - согласился Прокейн. - В открытом кинотеатре постоянное движение. Ходят люди, ездят машины, темно и достаточно многолюдно, чтобы гарантировать хоть некоторую безопасность.
Домоуправительница внесла поднос с кофейником, кувшинчиком сливок, сахарницей и четырьмя фарфоровыми чашечками. Прокейн поблагодарил ее и взглянул на Джанет. Та разлила кофе.
Наступило неловкое молчание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13