Его лицо порозовело.
- Вы рассказали ему о сегодняшнем вечере?
- Да.
- Надеюсь, с этим все ясно, Сент-Айвес? - спросил Констэбл, поднимаясь с кресла.
Для столь длинных ног у него оказалось очень короткое туловище, он пытался скрыть этот недостаток удлиненным пиджаком, но все равно напоминал журавля. Костюм, сшитый из дорогого материала, французская рубашка и туфли крокодильей кожи стоимостью не меньше ста пятидесяти долларов указывали на то, что гонорары, полученные от благодарных пациентов, позволяли доктору Констэблу спокойно смотреть в будущее.
На клинообразном лице выделялись густые брови, под которыми прятались глубоко посаженные темно-карие маленькие глазки, из-под вьющихся, тронутых сединой волос торчали большие оттопыренные уши с длинными прозрачно-розовыми мочками. Крупный мясистый нос нависал над широким тонкогубым ртом.
- Я задал вам вопрос, Сент-Айвес.
- Я помню. Вы спросили, все ли мне ясно.
- Я жду ответа.
- Мне ясно, что вы собираетесь нас убить. И не испытываете при этом угрызений совести, - Неужели? А почему?
- Говорят, что совершить убийство во второй раз легче, чем в первый, а в третий - сущие пустяки.
- И вы полагаете, что я уже кого-то убил?
- Не полагаю, а знаю наверняка. Вы убили полицейского по имени Френсис Х.Франн.
Констэбл искоса взглянул на Прокейна, не упуская меня из виду.
- Ты говорил мне, что он очень умен, не так ли, Абнер?
- Я вообще говорил тебе слишком много, - пробурчал Прокейн.
- Ты любил говорить, а я - слушать. До поры, до времени, В гостиной повисла тяжелая тишина.
- Почему? - спросил наконец Прокейн.
Констэбл ответил не сразу. Сначала он поднялся на носки и вновь встал на пятки. Поправил волосы над левым ухом. Погладил подбородок.
- А почему вы думаете, что я убил молодого полицейского, Сент-Айвес? Франна, как вы его назвали.
Я с радостью пересказал бы ему цепь умозаключений, приведших меня к такому выводу'. Я мог бы говорить всю ночь, если бы он согласился слушать. Я рассказал бы ему о переделках, в которые мне приходилось попадать. О моем детстве в Колумбусе, штат Огайо. О том, как мои родители решили, что я заболел полиомиелитом летом 1942 года, и как оказалось, что это всего лишь грипп.
В третий раз за ночь на меня наставляли пистолет, но теперь ни Джанет Вистлер, ни Майлс Уайдстейн не могли прийти мне на помощь. Рядом со мной был лишь Прокейн, сразу постаревший на десять лет, а напротив, с нацеленным на нас пистолетом, его психоаналитик, который пожелал узнать, прежде чем застрелить меня, почему я решил, что именно он убил Френсиса X.Франна.
- Кроме нас четверых, Оллера и Дила, только вы знали о его причастности к этому делу. Констэбл покачал головой.
- Этого недостаточно.
- Почему же? Джанет была со мной, Уайдстейн - дома, с женой и детьми, детективы - в Бруклине. Остаетесь вы и Прокейн. Прокейн сказал, что не убивал Франна. Значит это вы, В тот вечер вы обедали с Прокейном, Он, должно быть, рассказал вам все довольно подробно о Франне по телефону.
- Да, я говорил ему, - глухо пробормотал Прокейн.
- Когда в восемь вечера я вышел из отеля, Франн был мертв. Его убили не позже половины восьмого, - я взглянул на Прокейна. - Когда ваш приятель появился у вас?
- Около восьми.
- А когда вы рассказали ему о Франне?
- Как только вы сообщили мне о визите. Примерно в два часа дня.
Я повернулся к Констэблу, - Значит, у вас было шесть часов. Сначала вы нашли Франна, затем договорились с ним о встрече, убили его и отвезли к моему отелю. Очень ловкий ход, Констэбл усмехнулся.
- Я полагал, что сумею всех запутать.
- Почему? - повторил Прокейн.
Во взгляде доктора сквозило презрение к своему пациенту.
- Потому что ты мог все испортить. Если бы Франн вышел на тебя, ты бы отказался от операции. Я знаю тебя, Абнер. О боже, как хорошо я тебя знаю! И я позаботился о том, чтобы Франн умер, а ты узнал о его смерти.
- Он спрашивал не об этом, - заметил я.
- Не об этом?
- Его не интересуют причины, по которым вы избавились от Франна.
- О, - усмехнулся Констэбл. - Я понимаю.
- Ну? Вы собираетесь ответить на его вопрос?
- Мы и так говорим слишком долго.
- Тогда позвольте ответить мне, - Не знаю, будет ли у вас время.
- Я вас не задержу.
Констэбл на мгновение задумался.
- Хорошо. Говорите.
- Миллион долларов, - сказал я Прокейну и повернулся к Констэблу, Видите? Я вас не задержал.
Мой вывод разочаровал Констэбла. Он нахмурился и покачал головой.
- Нет, это не так. Деньги всего лишь повод, но не причина.
- Ну хорошо. Скажите ему сами.
- Сколько лет мы знаем друг друга, Абнер? - спросил Констэбл. - Пять, шесть?
- Примерно так.
- И все это время ты говорил о том, как ты бесконечно счастлив, будучи тем, кто ты есть. И как прекрасно выбранная тобой профессия. Целыми часами ты приводил доказательства того, что быть вором - высшее счастье на земле. И раз в год, максимум два, ты вылезал из своей норы и крал больше денег, чем я зарабатывал за целый год, шесть дней в неделю беседуя с такими, как ты. А потом ты возвращался ко мне, чтобы рассказывать, как это просто, и спрашивать меня, почему другим умным людям не пришло в голову заняться этим прибыльным делом. Поверишь ты мне, Абнер, или нет, но я тоже человек. Особенно остро я это почувствовал, когда речь зашла о миллионе долларов. И я задал себе старый как мир вопрос: "Почему он, а не я?" Я не нашел удовлетворительного ответа и оказался здесь. И еще, если говорить откровенно, ты мне сразу не понравился, Абнер. И мое мнение о тебе не изменилось.
В подтверждение своих слов он дважды выстрелил в Прокейна. Тот зашатался и отступил на шаг. Я не видел, как он упал, потому что прыгнул в ноги Констэбла, Мое левое плечо ударило по его коленям, он взмахнул руками и рухнул на пол. Пистолет отлетел к дверям столовой.
В следующий момент я бросился к телу Прокейна, Констэбл - к пистолету. Открытые глаза и рот Прокейна указывали на то, что он - мертв. Сунув руку во внутренний карман, я достал "вальтер". Моя рука была в крови. Все еще на коленях, я повернулся к Констэблу и наставил на него "вальтер". Он как раз подобрал с пола свой пистолет и начал поворачиваться ко мне.
- Не шевелиться, - крикнул я.
Он увидел "вальтер" и на мгновение застыл.
- В вашей рубашке появятся три дырки, прежде чем вы сделаете хоть один выстрел.
Рука с пистолетом пошла было вниз, но тут же начала подниматься в мою сторону, Мне не оставалось ничего другого, как нажать на курок. Я ожидал услышать лишь сухой щелчок, как у Прокейна на выезде из открытого кинотеатра. Я даже не целился. Грохот выстрела удивил меня.
Еще больше удивила меня большая красная дыра, появившаяся на месте верхней губы Констэбла.
Глава 24
Прошло еще две секунды, прежде чем Констэбл упал на пол, На восточном ковре под его подбородком быстро увеличивалось темно-красное пятно.
Я взглянул на Прокейна, потом на "вальтер". Вероятно, он перезарядил пистолет в машине. Он не любил неисправностей.
Я прошел в ванную, оторвал полоску туалетной бумаги и размазал кровь по рукоятке и дулу "вальтера". Бумагу я спустил в унитаз оставив лишь маленький клочок, обернутый вокруг рычажка предохранителя. Держась за этот рычажок, я отнес "вальтер" в гостиную.
Наклонившись к Прокейну, я взял его правую руку, сунул ее под пиджак и вытянул обратно. Окровавленная рука упала на ковер. Рядом я положил "вальтер".
На руке они бы нашли следы пороха, следствие выстрелов в кинотеатре. Что же касалось отпечатков пальцев, то размазанная кровь не позволяла определить, кто держал в руках этот пистолет. А на патронах остались лишь отпечатки пальцев Прокейна.
Я отступил назад, чтобы лучше оценить свою работу. Репортерам понравилась бы эта история. Не так уж часто в особняках на Эн-стрит устраивались дуэли, Да и полиция приняла бы ее на веру.
Я взглянул на три чемодана, положил самый маленький на стол и попытался его открыть. Запертые замки не смутили меня, Шестнадцатилетний воришка из Гарлема однажды провел со мной полдня, показывая, как надо открывать простые замки.
Я откинул крышку. В чемодане лежали ровные пачки банкнот по пятьдесят и сто долларов, аккуратно перевязанные полосками коричневой бумаги. На каждой полоске чья-то шариковая ручка нарисовала единичку с четырьмя нулями. Я закрыл чемодан и отнес два других на кухню. В них лежали полиэтиленовые мешочки, заполненные белым порошком. Я поднял один из них. Он весил чуть больше фунта. Открыв воду, я разорвал мешочек и высыпал его содержимое в раковину. Вода подхватила порошок и унесла его в канализацию. Мне потребовалось почти полчаса, чтобы освободить сто полукилограммовых мешочков от ядовитого содержимого, Пустые мешочки я сложил в один из чемоданов, затем нашел губку и протер раковину, стол и пол. Выключив воду, я вернулся в гостиную.
Мешочки я отправил в унитаз. Покончив с ними, я подхватил пустые чемоданы и поднялся на чердак, заваленный, как и во всех старых особняках, старой рухлядью. Отодвинув пыльную кушетку, я поставил чемоданы у самой стены и навалил сверху несколько стопок прошлогодних журналов.
Спустившись вниз, я оглядел гостиную. Мои часы показывали четверть двенадцатого. Все было в полном порядке, если не считать двух мертвецов, которым я уже ничем не мог помочь. Я поднял чемодан, в котором лежал миллион долларов. Он весил примерно тридцать фунтов. Десять тысяч пятидесятидолларовых банкнот. Пять тысяч стодолларовых. Четыреста девяносто банкнот на фунт. Тридцать фунтов денег. Один миллион долларов.
С чемоданом в руке я спустился в сад, прошел по бетонной дорожке к гаражу и вышел на улицу.
На Висконтин-авеню я поставил чемодан на тротуар и стал ловить такси. Скоро я начал махать любому проезжающему автомобилю. Какой-то юноша лет двадцати с пышной шевелюрой и усами некоторое время наблюдал за мной, Он стоял, подпирая стену дома и кутаясь в старую шинель. Наконец от отлепился от стены и подошел ко мне?
- Извините, сэр, не найдется ли у вас несколько лишних центов?
Я выудил из кармана брюк сорок два цента и протянул их юноше. Я никогда не отказываю молодым. Они - будущее страны.
Он взглянул на монеты.
- Благодарю, сэр. Теперь я смогу купить галлон бензина.
- У тебя есть машина? - заинтересовался я.
- В общем-то, да.
- Я дам тебе десять долларов, если ты отвезешь меня в Национальный аэропорт.
При упоминании десяти долларов он просиял, - Считайте, что вы уже там. Я сейчас вернусь.
Он вернулся. Пятнадцать лет тому назад на его машине, вероятно, развозили молоко. Теперь фургон сиял всеми цветами радуги и пестрел яркими надписями, вроде "Спасите пиранью" и "Нам не нужна бомба", Юноша помог мне занести чемодан.
- Вы коммивояжер? - спросил он, когда мы подъезжали к аэропорту.
- Да.
- Я так и подумал.
- Почему?
- Этот чемодан очень тяжелый. Я согласно кивнул.
В одиннадцать сорок пять мы подъехали к восточному входу. Я дал юноше десять долларов и вытащил чемодан.
- А не смогу я получить образец продукции вашей фирмы? - спросил он, не сводя глаз с чемодана. Я покачал головой.
- Тебе это не понравится.
- Почему?
- Некоторые люди заболевают от этой штуки. Мои слова заинтересовали его. Вероятно, он подумал о наркотиках.
- И болезнь тяжелая?
- В большинстве случаев со смертельным исходом, - ответил я и вошел в здание аэропорта.
Мне удалось купить билет на ближайший самолет, вылетающий через полчаса. Затем я вошел в телефонную будку и позвонил в полицию.
- Дежурный Велч слушает, - ответил мужской голос.
- На Эн-стрит двое убитых, - я назвал номер дома.
- В северо-восточной части? - спросил он.
- Нет, в северо-западной. В Джорджтауне.
Глава 25
Майлс Уайдстейн и Джанет Вистлер молча выслушали мой рассказ о встрече Прокейна и Констэбла о том, что я сделал с героином.
- Полицейские узнают, что мы там были, - сказала Джанет. - Это подтвердит и миссис Вильяме.
- Мы обедали с Прокейном. Это все, что ей известно. Потом мы уехали. В восемь двадцать.
- И ездили по городу, - добавил Уайдстейн. - Осматривали достопримечательности.
Я кивнул.
- Совершенно верно.
- А если нас заметили соседи? - не унималась Джанет.
- Это не имеет значения, - ответил Уайдстейн. - Они видели только четверых. Двое мужчин вошли в дом. Это были Прокейн и Констэбл, а не Прокейн и Сент-Айвес.
- После обеда я решил погулять один. Посмотрел кинофильм. Потом улетел в Нью-Йорк.
Джанет взглянула на Уайдстейна.
- Каким образом Констэбл попал в наше общество?
- Приехал к Прокейну, - ответил тот. - Мы встретили его в аэропорту после того, как расстались с Сент-Айвесом.
Мы помолчали, обдумывая наши хлипкие алиби. Но, если б полиции не улыбнулась удача, нам бы не пришлось доказывать свою невиновность. А в случае удачи нас не спасли бы никакие алиби.
Уайдстейн встал и прошелся по комнате.
- Какой должна быть ваша доля, мистер Сент-Айвес?
- От миллиона долларов мне не нужно ни цента.
- Ни цента! Он удивился.
- Угрызения совести? Сейчас поздно вспоминать о них, не так ли?
- Совесть тут ни при чем, - ответил я.
- Как насчет одной трети? Вы убили Констэбла. Такое стоит трети миллиона.
- С вашей точки зрения? Он кивнул.
- Да. Разве нет?
Я покачал головой, Уайдстейн повернулся к Джанет.
- Ну?
- Что ну?
- Как бы ты хотела их разделить?
- Мне все равно, - ответила Джанет. - Только не будем ссориться. Иначе кто-то из нас окажется на полу с простреленной головой. Деньги этого не стоят. Дели их как хочешь, - Значит, ты не станешь возражать, если я назову твою долю?
- Нет.
- Четверть миллиона.
- Четверть, - кивнула Джанет. - Прекрасно. Двести пятьдесят тысяч. Просто чудесно.
- Отсчитай их.
Джанет встала, подошла к столику для покера и повернулась к Уайдстейну.
- Ты возьмешь остальное?
- Если ты не возражаешь.
Она покачала головой.
- Нет, не возражаю.
Джанет протянула руку к чемодану, но тут же отпустила ее и взглянула на меня.
- Мне их некуда положить, - Я что-нибудь найду, - я прошел в кладовку и, перерыв ее сверху донизу, принес сумочку, закрывающуюся на молнию.
Джанет откинула крышку чемодана и почти минуту стояла неподвижно, глядя на деньги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13