Язык — не проблема для того, кто мотался по половине глобуса и всегда быстро узнавал, как спросить у местных жителей дорогу и хлеб, пиво и ночлег, как подъехать к местной женщине и вообще как выразить себя и понять другого. А кроме того, в английском был очень небольшой диапазон звуков для голоса и слуха иштарийца, возможности которых людям абсолютно недоступны. Как бы там ни было, а ему импонировало, как они пропахали свой путь через Сехалу.
Жаль только, что они так мало живут. Единственное шестидесятичетырехлетие — а после приходится поддерживать свою жизнь лекарствами. К концу второй гипероктады уже ничем помочь нельзя. Ларрека неосознанно ускорил бег. Он хотел подольше побыть со своими друзьями, пока они ещё есть.
Да и миссия у него была довольно срочная. Плохие вести он нес.
Примавера — жилые дома и другие здания между асфальтовыми улицами, осененными желтой и красной листвой больших и старых местных деревьев, сохраненных при расчистке места. Почва поддерживала в них жизнь даже в этом чуждом окружении. Она поднималась пологими склонами от Джайина, где стояли у причалов лодки и иштарийские корабли, приплывавшие по реке. Местные жители-люди изготавливали некоторые вещи, вроде не подверженной гниению ткани, и выменивали их на многое, что им было нужно. Строили они в основном из местных материалов — леса, камня, кирпича, — хотя стекло они делали лучше, чем во всем Бероннене, и добавляли к нему светлый пигмент. На восток уходила дорога, исчезая за каменной грядой, чтобы в конце концов дойти до космопорта. В километре от города она проходила мимо аэропорта, где садились и взлетали грузовые флаеры дальнего радиуса. В поселке люди передвигались на автомобилях, на велосипедах и пешком.
Иштарийцы достаточно часто попадались в Примавере и не привлекали внимания, разве что были чем-то лично известны. Ларреку знали только старожилы. И не так уж много народу было в этот момент на улице, когда дети в школе, а взрослые на работе. Он уже добрался до Стеббс-парка и хотел его пересечь и напиться воды из фонтана, когда его впервые поприветствовали.
Сначала раздалось урчание быстро летящего одноколесника и сразу скрип тормозов. Так ездить в городе было непростительно, но некоторые себе позволяли. Он не удивился, услышав гортанный голос Джилл Конуэй:
— Ларрека! Старый дядюшка Сахар собственной персоной! Привет!
Она отщелкнула ремни безопасности, прыгнула с седла, оставив машину балансировать, а сама бросилась в его объятия.
После паузы она, промычав «м-м-м», отступила на шаг, склонила голову набок и осмотрела его сантиметр за сантиметром.
— Хорошо выглядишь. Немного стряхнул жирок, верно? Но ради всех богинь, отчего ты меня не предупредил? Я бы пирог испекла.
— Может быть, именно поэтому, — поддразнил он её на английском.
— Брось, дядя, ладно? У вас, долгожителей, совсем нет чувства времени. Мои кулинарные провалы были не вчера, а двадцать лет назад. Я теперь взрослая дама, люди со мной разговаривают почтительно, и ты бы теперь удивился, как я хорошо готовлю. Должна признать, что самый большой героизм ты проявлял именно тогда, когда ел угощение, что готовила маленькая девочка для своего дядюшки Сахара.
Они улыбнулись друг другу — жест, характерный для обоих видов, хотя у человека губы не вздергивались вверх, а как-то кривились. Ларрека оглядел её в ответ. Они обменивались радиограммами и иногда говорили по телефону, но не виделись уже семь лет, с тех пор как Зера Победоносный был переведен в Валеннен. Он там занимался ухудшающимися природными условиями и имел дело с бандами варваров, а она тем временем прилежно училась и начинала свою карьеру. Об экологии Вероннена и архипелага Ирен было известно очень мало, и он не мог упрекнуть её за выбор трудной дороги полевого исследователя их естественной среды. На самом деле, если бы она выбрала изучение таинственного мира Валеннена, он был бы очень огорчен. Этот континент перестал быть безопасным, а Джилл была среди тех, кого он любил.
Джилл изменилась. За сотню лет знакомства с людьми и близкой дружбы с некоторыми из них Ларрека научился отличать их друг от друга и определять их возраст, как они это умели сами. Он оставил нескладную девочку-подростка с запоздалым созреванием, похожую на мальчишку (в чем, несомненно, была и доля его заслуги). Теперь она была взрослой.
Она стояла перед ним, высокая, одетая в обычную блузу и джинсы городских жителей, длинноногая, скорее женственная, чем худощавая. Голова чуть удлиненная, а на узковатом лице выделялся полный рот под классически прямым носом, глаза голубые, с длинными ресницами под ровными бровями. На плечи спадали темно-русые прямые волосы, перехваченные кожаной лентой с серебряными украшениями, которую он подарил ей когда-то. В узел ленты она вставила бронзоватое перо сару.
— Похоже, тебя уже можно пускать на племя, — согласился Ларрека. Когда и с кем?
Он не ожидал, что она вспыхнет и замнется.
— Пока нет, — пробормотала она и сразу же спросила: — Как семья? Мероа с тобой?
— Да. Я оставил её на ранчо.
— Почему? У тебя жена гораздо лучше, чем ты заслуживаешь, позволь тебе сказать.
— Только ей не говори. — Ему было приятно. — Это не отпуск. Я вызван на ассамблею в Сехалу, а потом обратно в Валеннен как можно быстрее, А Мероа остается дома.
Джилл стала серьезной и после паузы спросила:
— Так там плохо?
— Еще хуже.
— А, — ещё одна пауза. — Отчего ты нам не говорил?
— Все это началось почти внезапно. Я сначала не был уверен. Могла быть просто полоса невезения. Когда же я понял, то потребовал созыва ассамблеи и поднялся на корабль.
— Отчего ты не попросил у нас транспорта? Мы бы переправили тебя по воздуху.
— Зачем? Всех вы все равно не перевезете. Даже если у вас было бы достаточно воздушных кораблей, в чем я сомневаюсь, многие из делегатов в них бы не поехали. Так что кворум не собрался бы быстрее, чем мне удалось добраться морем и сушей. — Ларрека со вкусом вздохнул. — Нам с Мероа давно уже не помешал бы отпуск, а то год был очень напряженный, и путешествие пришлось как нельзя более кстати.
Джилл кивнула. Ему не было нужды объяснять ей, почему он выбрал такой маршрут, а не другой. При лучших условиях более быстрый путь пролегал бы целиком по воде, от Порт-Руа на юге Валеннена до Ливаса, и через устье Джайина вверх по реке до Сехалы. Но сейчас бушевали равноденственные бури, взбухающие под красным солнцем. И помимо риска крушения был ещё риск, что путешествие при встречных штормах протянется неделями. Надежнее было перебираться между островами Огненного моря, пристать у Северного Бероннена, а там пройти пешком через Далаг, через Горькие земли, Красные холмы, Среднелесье и Громовые горы до долины Джайина. Дикие места и по большей части бесплодные, но ничего, что помешало бы старому солдату срезать угол и пройти напрямик.
— А я была в поле, — сказала она. — Ковырялась до позавчерашнего дня в Каменных горах. Наверное, и не знаю того, что знают Бог и Иен Спарлинг.
Она не имела в виду теологию: Боггарт Хэншоу был мэром.
— Ничего они тоже не знают. Знают только, что делегаты готовы собраться. Как я им сообщил бы с перехода? Я затем здесь и остановился, чтобы с ними повидаться и передать их слово в Сехалу.
Джилл снова кивнула:
— Я и забыла. Глупо с моей стороны. Я уж так привыкла к немедленным сообщениям — просто кнопку нажать.
Они с ней были в разных лодках, снисходительно отметил про себя Ларрека. Стандартный портативный передатчик мог связаться с релейной линией, которую люди провели по всей южной половине континента, а она уже передаст твой голос куда захочешь. Но на большие расстояния нужен был большой передатчик и релейные станции, которые пришельцы разместили на лунах. Пока что они построили только четыре таких передатчика — в конце концов, они ведь находились на самом конце линии снабжения с Земли через всю Галактику — в Примавере, в Сехале, на Светлобережье Хаэлена и всего лишь десять лет тому назад — в Порт-Руа. Смешно, что, находясь в Темных землях северного полушария, он мог говорить с другом на другом конце Союза — на расстоянии десяти тысяч километров по меридиану, — а когда он приблизился к центру цивилизации, его рация оглохла и замолчала.
Джилл взяла его за руку:
— Они ведь тебя не ждут, правда? Пойдем, я все приготовлю. Я тоже хочу послушать.
— Почему бы и нет? — ответил он. — Хотя тебе это не понравится.
Прошел час. Джилл унеслась собирать людей, которых она назвала, тех, кто работал неподалеку. Ларрека тем временем провел свой эскорт в единственную гостиницу, которой могла похвастаться Примавера. Там в основном пили пиво или вино, играли на бильярде или в стрелки, иногда обедали, но там были удобства и для людей, будь то проезжающие или вновь прибывшие, скоро получавшие постоянные дома, и для иштарийцев. Ларрека посмотрел, как устроился его взвод, и напомнил хозяину, что следует выставить счет городу на основании долговременного соглашения. Ему незачем было напоминать солдатам о том, что счет не должен вырастать до небес. Это были хорошие ребята, и они берегли честь легиона.
Для себя он не стал организовывать ночлег. Два года назад Джилл написала ему, что переехала от родителей и теперь снимает коттедж, в котором есть комната, оборудованная для иштарийца, — она была построена ещё предшествующими поколениями людей для того, чтобы студенты обеих рас могли учиться вместе и достигать взаимопонимания — и если бы он остановился не у нее, это была бы глубокая обида.
Он шел в сторону дома (и одновременно офиса) мэра. Община вроде Примаверы не нуждалась в особенно деятельном управлении. Большая часть обязанностей Хэншоу касалась Земли: транспортные компании, ученые и техники, желающие поработать на Иштар, чиновники из Мировой Федерации, вечно лезущие не в свое дело, политические деятели, от которых бывало больше всего докуки.
Дом был обыкновенный, построенный для климата, который люди называли «средиземноморским». Толстые стены, окрашенные в пастельные тона, давали ощущение защищенности и покоя, внутренний двор открывался в цветущий сад. Мощные конструкции, стальные запоры на окнах, крыша обтекаемой формы — все это было необходимо там, где бывают смерчи. Ларрека слыхал от людей, что вращение Иштар порождает штормы посильнее, чем на Земле.
Жена Хэншоу впустила его, но к их совещанию в гостиной не присоединилась. Кроме мэра и Джилл, был ещё Иен Спарлинг. Это было хорошо. Собери чуть больше землян вместе — и не поверишь, сколько им понадобится времени, чтобы как-то друг к другу притереться. Спарлинг был главным инженером спасательного проекта, а потому главным человеком. Кроме того, он и Ларрека были друзьями.
— Привет входящему! — громыхнул Хэншоу. Он страшно изменился за последние годы, поседел и ссутулился. Все же он выглядел ещё бодро и настаивал на рукопожатии взамен объятий. — Падай, где стоишь. — Он показал рукой на расстеленный на полу матрас перед тремя креслами. Рядом стоял письменный стол с консолью. — Что будешь пить? Пиво, если я правильно помню.
— Конечно, пиво, — подтвердил Ларрека. — Много больших кружек. — Он имел в виду пиво из хлебных корней — варево из земных зерен имело для него мерзкий вкус. Но это относилось не ко всем земным растениям. Обнявшись со Спарлингом, он вытащил из сумки трубку и громогласно объявил: — А кроме того, я семь лет не нюхал табака.
Инженер усмехнулся, достал кисет, протянул его иштарийцу, а потом набил трубку и себе. Он был высокий — полных два метра, вровень с Ларрекой, — широкоплечий, но сухой и костлявый, с большими мосластыми руками и ногами. Его движения казались неуклюжими, но всегда достигали цели. Лицо с высокими скулами, горбатым носом, глубокими складками вокруг тонких губ, с шапкой беспорядочно курчавых и тронутых сединой волос, с большими и блестящими глазами цвета свежего сена изменилось мало, как и его лишенный модуляций голос. В отличие от Хэншоу, Спарлинг одевался так же небрежно, как и Джилл, хоть и был лишен её элегантности.
— Как жена и девица? — поинтересовался Ларрека.
— Ну, Рода, как всегда, — ответил тот. — А Бекки на Земле учится — ты не знал? Извини. Я всегда отличался неумением писать письма. Да, она там. Я в прошлом году туда ездил и её видел. У неё все в порядке.
Ларрека вспомнил, что люди имели право съездить домой раз в три или четыре местных года. Некоторые, как Джилл, никогда этим не пользовались они считали, что их дом здесь, и не очень рвались в дорогостоящую поездку. Но Спарлингу приходилось ездить и чаще, чтобы докладывать о своих планах и их отстаивать.
— Я больше слежу за твоей работой, чем за твоими семейными делами. Ларрека не намеревался его обидеть. Все, что могло облегчить последствия катастрофы, для любого цивилизованного разума было на первом месте. — Твои дамбы для сдерживания наводнений… — Ларрека остановился, видя, как нахмурился инженер.
— Это оказалось только полдела, — жестко сказал Спарлинг. — Давайте сядем и поговорим обо всем сразу.
Ольга Хэншоу принесла напитки, которые заказал по интеркому её муж, и объявила, что завтрак через час.
— Боюсь, что ничего особенного не будет, — извинилась она перед Ларрекой. — Летние бури сильно повредили посевы и у нас, и у вас.
— Да уж понятно, что на своей должности вы должны подавать пример аскетизма, — отозвалась Джилл. — Поросенка от Хэншоу кто пробовал, тот не забудет.
Спарлинг единственный фыркнул в ответ. Наверное, подумал Ларрека, её замечание на английском намекало на какие-то реалии Земли, где родился и провел свою раннюю юность инженер. Интересно, замечает ли она, как у него туманятся глаза, когда он на неё смотрит?
— Отложим шутки на потом, — с нажимом сказал мэр. — Может быть, когда сыграем в покер вечерком.
Ларреке мысль понравилась. Он уже несколько октад был мастером этой игры и для тренировки обучил ей своих офицеров. Он заметил, как потирает руки Джилл, вспомнил, какие ляпы она допускала в шахматах и как не по годам хорошо играла в покер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35