Оригинальные цвета, цены сказка
Иштарианцы в
какой-то степени могут управлять своими снами.
- У меня и самого это бывает, когда я мало сплю.
- Да, но для землян это явление - редкое. А для иштарианцев - норма.
Любой иштарианец может видеть во сне, что он пожелает сам. Сон составляет
существенную часть эмоциональной жизни иштарианцев. Разумеется, и в этой
области есть свои таланты, достигшие в области видения снов высот
искусства. Есть даже профессионалы, которые передают свои сны другим. -
Спарлинг вздохнул. - Увы, мы никогда не испытаем ничего подобного. Я
никогда не могу общаться с Триадой во сне, и потому для меня их религия
останется не больше чем философской концепцией, а не частью жизни.
Джерин глубоко затянулся.
- Да, - медленно сказал он. - Я понимаю, что иштарианцы обладают
свойствами, которые могут произвести впечатление. Но я все же не пойму, по
каким причинам мы можем считать себя ниже их?
- Никто и не считает так, - заметил Спарлинг. - Более того, во многом
мы превосходим их. Например, они совершенно неспособны понять трехмерную
геометрию. Ужасно боятся летать, хотя и знают, что наши самолеты абсолютно
надежны. Вот, вы ошибаетесь, что нам свойственен комплекс неполноценности.
Просто мы считаем их своими большими друзьями, от которых можно научиться
очень многому, если земная политика при этом не будет на нас давить.
- Можете ли вы поверить, что я тоже был достаточно близок к
негуманоидам? - осторожно спросил Джерин.
Спарлинг кивнул.
Джерин подумал: "Кажется, он стал более лоялен ко мне. Может, он
отнесет оливковую ветвь мира к Джиль? Неужели я влюбился в нее? Или это
просто ее шарм очаровал меня? Впрочем, не знаю. И никогда не узнаю, если
не буду видеться с ней снова, и часто..."
- Не могли бы вы как-нибудь передать это мисс Джиль? Если будет
возможность, конечно. Боюсь, что она рассердилась на меня за отказ в
помощи ее друзьям-иштарианцам. Она даже не дала мне возможности объяснить
ей причину моего отказа.
Спарлинг выпрямился.
- Я не могу этого сделать.
Железная рука сжала сердце Юрия.
- С ней что-то случилось?
- Дело не в этом. Она уехала с Лареккой на север. Они уже давно в
пути.
- Как? К чему это безумие?
- Как ее остановить? Если она решила исследовать Валленен до того,
как он будет окончательно потерян для нас, кто может запретить ей это? Она
собрала там немало материала. Теперь же она сообщила родителям, что у нее
все нормально. Я попытался обратиться к ней, а потом обнаружить ее с
Лареккой, но безрезультатно. Их отряд небольшой. Я пытался вызвать ее по
радио, но она предусмотрительно выключила приемник, когда удалилась за
пределы досягаемости наших радиостанций.
- Черт побери, почему она решилась на это?
- Потому что она - Джиль, и хочет помочь. Да, вы это называете
вмешательством. Но она называет это исследованием, и вам придется
потратить много времени, чтобы доказать обратное. Она позвонит мне, когда
доберется до Порт Руа. И будь я проклят, если я не найду повода поехать
туда самому. А теперь начинайте свое дело. Разве вы мало причинили здесь
вреда?
13
Джиль закончила древнюю шотландскую балладу, которую ей удалось
переложить на язык Сехалы, так как многие иштарианцы не знали языка
землян. Пальцы ее продолжали бегать по струнам и она насвистывала мотив,
напоминающий свист моря при ветре. Она пела перед слушателями и
параллельно размышляла, мог ли себе это представить сочинитель баллады,
чьи кости давно превратились в пыль, а сама пыль находится в тысячах
световых лет отсюда.
Отряд Ларекки стал лагерем на северном склоне Красных Холмов. Впереди
их ждало судно легионеров. В этой тропической местности, где над головой
все время сияли два солнца, можно было двигаться круглые сутки. Но по пути
встречались леса, что резко замедляло их движение и заставляло
останавливаться на отдых.
Слабый огонь костра освещал гривы, лица кентавров, которые
внимательно слушали ее. Невдалеке среди теней виднелись часовые с копьями.
Нужно было опасаться не только нападения варваров, но существовала и
опасность нападения диких зверей, которые вовсе были не прочь закусить
кентаврами. Натянутые шкуры служили защитой от сильного ветра. Правда,
сейчас было тихо, и по всему Джиль видела, что перемены погоды не
предвидится. Темной стеной лес окружал поляну, воздух был напоен ароматом
и теплом.
Джиль хотела расстелись свои вещи и ночевать на открытом воздухе.
Последние звуки музыки затихли. Некоторое время легионеры задумчиво
лежали без звука, и только хвосты их покачивались, что означало на их
языке "большое спасибо".
Наконец молодой воин спросил:
- А как поступают самки?
Вопрос отвлек Джиль от ее размышлений. Она поняла, что спрашивает
воин. Его интересует вопрос жизни и смерти солнц и миров. Это тот самый
вопрос, который интересует живых уже миллионы лет, и на который никогда
невозможно дать исчерпывающий ответ.
- Самки человека в песне. Они страдают, да. А вообще?
- О, когда умирает любимый человек, женщины плачут, вода льется из их
глаз, но потом все приходит в норму и они снова продолжают жить.
- Кто же им помогает?
- У нас... Все происходит не так, как здесь. Но не думайте, что мы
заботимся друг о друге меньше, чем вы. Просто у нас все это происходит
несколько по-другому. А что касается этой баллады, то в ней влюбленные
уверены, что найдут свое счастье и друг друга в потусторонней жизни.
- Совсем как варвары Валленена, - сказал воин. - Они так стремятся
друг к другу, что даже съедают своих мертвых, если им предоставляется
такая возможность.
Ларекка бросил быстрый взгляд на Джиль.
- Не презирай их за это, сынок, - сказал он. Голос иштарианцев имеет
столько нюансов, что даже ласковым тоном можно выказывать презрение. -
Отдав свое тело, ты служишь последнюю службу изголодавшейся стране. А те,
кто ест своего друга, освобождают его душу и делают это быстрее, чем
простое разложение плоти. В мире много непонятного, и кто скажет, какая из
религий единственно верная.
- Да, сэр, - ответил воин, - я видел много разных религий и некоторые
из них действительно были очень странные. Например, в одной общине на Литл
Риен кентавры подвергают себя перед смертью мучениям. Я сам видел, как
одна старая самка сама сунула руку в кипяток.
- Среди людей тоже есть такой обычай в момент горя, - сказала Джиль.
- Но не следует забывать, что наша плоть восстанавливается не так просто.
Я думаю, что боль просто позволяет человеку быстрее овладеть собой:
физическая боль вытесняет душевную. Но сама я никогда бы не решилась на
самоистязание.
Ларекка достал трубку и начал ее набивать.
- Правильно то, что помогает, - сказал он. - И в мире не существует
ничего одинакового. Пожалуй, самое лучшее в Газеринге то, что внутри него
существует множество сообществ с разным жизненным укладом, и каждый может
сравнить и выбрать тот уклад жизни, который ему больше по душе.
Джиль подумала: "Я понимаю тебя, дядюшка. Ты хочешь укрепить в юных
сердцах верность. У них нет твоего опыта и они не видят перспектив
цивилизации так ясно. Ты хочешь сделать так, чтобы каждый сознательно
встал на защиту Газеринга и был готов умереть за него.
Она почувствовала, что была права, так как он продолжал:
- Послушайте меня. Если бы не Газеринг, я стал бы бандитом, или
влачил жалкое существование. А Газеринг сделал мою жизнь полнокровной...
Целеустремленнее.
Все уши насторожились. Джиль почувствовала, что если бы ее уши могли
шевелиться, они бы тоже повернулись в сторону Ларекки. Ларекка рассказывал
ей много историй о своей жизни, но никогда не говорил о своей молодости.
- Хотите послушать? - спросил он. - Сегодня у меня настроение для
воспоминаний.
"Старый хитрюга, - подумала Джиль. - Если тебе действительно
захотелось поделиться воспоминаниями, то лучшее время, чем это,
действительно, трудно выбрать".
- Все это произошло так давно, что даже странно подумать, будто это
происходило со мной.
Ларекка помолчал. Костер рассыпал искры. Звезды своими лучами,
казалось, касались дыма, который длинными полосами поднимался им
навстречу. Откуда-то из-за леса донесся звериный вой.
- Вы знаете, что родился я в Хаэлене, - начал Ларекка. - И свои
первые пятьдесят лет провел там. Песня, которую пела Джиль, пробудила во
мне воспоминания, потому что Хаэлен похож на Шотландию, но только в
Хаэлене холоднее. Там частые туманы, холодные ветры, морские волны бьются
о скалистые берега...
Неудивительно, что в этой стране много мужественных людей, из которых
рождаются прекрасные моряки, воины, рыбаки...
Клан Керази, к которому принадлежал и я, был очень богат. Вы знаете,
что хаэленцы живут кланами. Керази владели обширными охотничьими и
рыболовными промыслами, большими участками земли на материке. Отцу
принадлежал большой участок побережья, и у него была еще доля в трех
других участках. Мы жили в большом доме на берегу, куда течением приносило
много плавучего леса, так что в угле мы даже не нуждались. И мы могли
тратить деньги на другие нужды. Да, мы жили хорошо.
Хаэленцы женятся рано, года в двадцать четыре, едва выйдя из
юношеского возраста. Это обусловлено тем, что в таком суровом климате
велика детская смертность, и хаэленцы должны использовать период
деторождения насколько это возможно. Свадьбы устраиваются родителями, но
при этом учитывается и мнение детей: ведь если приходится жить с кем-то
всю жизнь, партнер не должен быть тебе противен.
Ларекка долго молча курил. Когда он заговорил снова, взгляд его был
устремлен в ночь, в далекое прошлое.
Саррон и я были счастливы. Мы могли бы попросить, чтобы нам построили
дом поблизости от нашего, и тогда я мог бы работать вместе с отцом. Но мы
хотели независимости. Поэтому Керази выделили нам участок в Нортвайд Вэй.
Это был дикий участок, но в нем таились большие потенциальные возможности.
Там была неплохая рыбная ловля, хотя и сопряженная с некоторой опасностью.
В скором времени мы открыли на берегу для моряков, приходящих в гавань,
небольшую таверну. Саррон прекрасно готовила, а я добывал пищу. И к этому
времени у нас было уже четверо детей. Я относился к нашим богам довольно
спокойно. Не приносил им жертв и не считал, что они единовластно правят
Вселенной. Более того, я считал их выдумкой. Однако они не очень досаждали
моей семье за это. Хотя почтение к богам, как я теперь считаю, вещь
обязательная. Почему бы не выполнять освященные веками ритуалы?
Время шло своим чередом, и через двадцать три года мы переехали в
Дэйстед.
Ларекка замолчал и Джиль ласково погладила его по спине. Он улыбнулся
ей.
- Дэйстед, сэр? - переспросил один из воинов.
- Да. Это полуостров на северной оконечности Хаэлена. Там гораздо
теплее и чаще бывает солнце. Мы поехали туда на лодке. Но по пути
разразился ужасающий шторм. Сломало мачты, нас захлестнуло и бросило в
бушующий прибой. Живым на берег удалось выбраться лишь мне одному. Я
собрал то, что выбросило море, и отправился в Дэйстед, я основном затем,
чтобы обо всем рассказать родным.
Он снова затянулся, глядя на костер. Тьма подступала все ближе, и
хитрая Урания медленно поднималась над верхушками деревьев, окрашивая их в
серебристый цвет - и этот цвет был единственным в этой ночи, что
напоминало ему холод зим родного Хаэлена.
- Я рассказываю вам это, - продолжил он, - не для того, чтобы вы
видели меня, а для того, чтобы показать ситуацию. Вспомните, у разных
наций разные ситуации для того, чтобы утешить в горе товарища. У нас
считалось, что потерявший близких не должен оставаться один. С ним днем и
ночью должны находиться родные. И так продолжается до тех пор, пока рана
не залечивается. Для большинства это действительно трудно. Во всяком
случае, это лучше, чем грустить одному в холодной пустынной стране. Но что
касается меня... Последние двадцать четыре года я с семьей жил отдельно.
Конечно, у меня бывали гости: рыбаки, моряки, охотники, шахтеры... Но это
были просто знакомые, а не близкие друзья. Мы жили сами по себе. Так что я
незаметно привык к тому, что живу наедине со своими мыслями и желаниями. А
после того, что случилось, я вдруг понял, что с этого момента мне не
позволят оставаться одному. И Джиль поймет меня: мне не по душе было
навязчивое участие. Со мной вели себя так, как будто я потерял тех, кто
жил со мной двести-триста лет... И еще они ждали, что я начну возносит
богам хвалу за мое личное спасение. Я отказался, и все мои родные были
шокированы этим поступком. Ведь шла зима, и жизнь каждого висела на
ниточке. А я бросил вызов богам, будто имел дело с простыми смертными. Нет
смысла рассказывать дальше. Вы уже понимаете, что конфликт между мной и
кланом день ото дня углублялся.
"Они совершенно не считали, что Ларекка сошел с ума, - подумала
Джиль. - Ведь иштарианцы не знают, что такое безумие".
- В конце концов я ушел, - продолжал Ларекка. - Зима уже шла к концу
и я мог жить на природе. Питался я водорослями, которые собирал на берегу,
и случайными мелкими животными. И все же судьба была благосклонна ко мне.
Вскоре после моего ухода на Дэйстед обрушился свирепый ураган, и многие
жители погибли. Остальным тоже пришлось плохо, так как ветер унес все
запасы топлива. После этого гнев сородичей уже напрямую обратился ко мне.
Конечно, не все думали, будто это мое отношение к богам послужило причиной
урагана, но все же... Я не порицаю их за суеверие, но вы, уроженцы земель
с более теплым климатом, не знаете, как холод и мрак действуют на душу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
какой-то степени могут управлять своими снами.
- У меня и самого это бывает, когда я мало сплю.
- Да, но для землян это явление - редкое. А для иштарианцев - норма.
Любой иштарианец может видеть во сне, что он пожелает сам. Сон составляет
существенную часть эмоциональной жизни иштарианцев. Разумеется, и в этой
области есть свои таланты, достигшие в области видения снов высот
искусства. Есть даже профессионалы, которые передают свои сны другим. -
Спарлинг вздохнул. - Увы, мы никогда не испытаем ничего подобного. Я
никогда не могу общаться с Триадой во сне, и потому для меня их религия
останется не больше чем философской концепцией, а не частью жизни.
Джерин глубоко затянулся.
- Да, - медленно сказал он. - Я понимаю, что иштарианцы обладают
свойствами, которые могут произвести впечатление. Но я все же не пойму, по
каким причинам мы можем считать себя ниже их?
- Никто и не считает так, - заметил Спарлинг. - Более того, во многом
мы превосходим их. Например, они совершенно неспособны понять трехмерную
геометрию. Ужасно боятся летать, хотя и знают, что наши самолеты абсолютно
надежны. Вот, вы ошибаетесь, что нам свойственен комплекс неполноценности.
Просто мы считаем их своими большими друзьями, от которых можно научиться
очень многому, если земная политика при этом не будет на нас давить.
- Можете ли вы поверить, что я тоже был достаточно близок к
негуманоидам? - осторожно спросил Джерин.
Спарлинг кивнул.
Джерин подумал: "Кажется, он стал более лоялен ко мне. Может, он
отнесет оливковую ветвь мира к Джиль? Неужели я влюбился в нее? Или это
просто ее шарм очаровал меня? Впрочем, не знаю. И никогда не узнаю, если
не буду видеться с ней снова, и часто..."
- Не могли бы вы как-нибудь передать это мисс Джиль? Если будет
возможность, конечно. Боюсь, что она рассердилась на меня за отказ в
помощи ее друзьям-иштарианцам. Она даже не дала мне возможности объяснить
ей причину моего отказа.
Спарлинг выпрямился.
- Я не могу этого сделать.
Железная рука сжала сердце Юрия.
- С ней что-то случилось?
- Дело не в этом. Она уехала с Лареккой на север. Они уже давно в
пути.
- Как? К чему это безумие?
- Как ее остановить? Если она решила исследовать Валленен до того,
как он будет окончательно потерян для нас, кто может запретить ей это? Она
собрала там немало материала. Теперь же она сообщила родителям, что у нее
все нормально. Я попытался обратиться к ней, а потом обнаружить ее с
Лареккой, но безрезультатно. Их отряд небольшой. Я пытался вызвать ее по
радио, но она предусмотрительно выключила приемник, когда удалилась за
пределы досягаемости наших радиостанций.
- Черт побери, почему она решилась на это?
- Потому что она - Джиль, и хочет помочь. Да, вы это называете
вмешательством. Но она называет это исследованием, и вам придется
потратить много времени, чтобы доказать обратное. Она позвонит мне, когда
доберется до Порт Руа. И будь я проклят, если я не найду повода поехать
туда самому. А теперь начинайте свое дело. Разве вы мало причинили здесь
вреда?
13
Джиль закончила древнюю шотландскую балладу, которую ей удалось
переложить на язык Сехалы, так как многие иштарианцы не знали языка
землян. Пальцы ее продолжали бегать по струнам и она насвистывала мотив,
напоминающий свист моря при ветре. Она пела перед слушателями и
параллельно размышляла, мог ли себе это представить сочинитель баллады,
чьи кости давно превратились в пыль, а сама пыль находится в тысячах
световых лет отсюда.
Отряд Ларекки стал лагерем на северном склоне Красных Холмов. Впереди
их ждало судно легионеров. В этой тропической местности, где над головой
все время сияли два солнца, можно было двигаться круглые сутки. Но по пути
встречались леса, что резко замедляло их движение и заставляло
останавливаться на отдых.
Слабый огонь костра освещал гривы, лица кентавров, которые
внимательно слушали ее. Невдалеке среди теней виднелись часовые с копьями.
Нужно было опасаться не только нападения варваров, но существовала и
опасность нападения диких зверей, которые вовсе были не прочь закусить
кентаврами. Натянутые шкуры служили защитой от сильного ветра. Правда,
сейчас было тихо, и по всему Джиль видела, что перемены погоды не
предвидится. Темной стеной лес окружал поляну, воздух был напоен ароматом
и теплом.
Джиль хотела расстелись свои вещи и ночевать на открытом воздухе.
Последние звуки музыки затихли. Некоторое время легионеры задумчиво
лежали без звука, и только хвосты их покачивались, что означало на их
языке "большое спасибо".
Наконец молодой воин спросил:
- А как поступают самки?
Вопрос отвлек Джиль от ее размышлений. Она поняла, что спрашивает
воин. Его интересует вопрос жизни и смерти солнц и миров. Это тот самый
вопрос, который интересует живых уже миллионы лет, и на который никогда
невозможно дать исчерпывающий ответ.
- Самки человека в песне. Они страдают, да. А вообще?
- О, когда умирает любимый человек, женщины плачут, вода льется из их
глаз, но потом все приходит в норму и они снова продолжают жить.
- Кто же им помогает?
- У нас... Все происходит не так, как здесь. Но не думайте, что мы
заботимся друг о друге меньше, чем вы. Просто у нас все это происходит
несколько по-другому. А что касается этой баллады, то в ней влюбленные
уверены, что найдут свое счастье и друг друга в потусторонней жизни.
- Совсем как варвары Валленена, - сказал воин. - Они так стремятся
друг к другу, что даже съедают своих мертвых, если им предоставляется
такая возможность.
Ларекка бросил быстрый взгляд на Джиль.
- Не презирай их за это, сынок, - сказал он. Голос иштарианцев имеет
столько нюансов, что даже ласковым тоном можно выказывать презрение. -
Отдав свое тело, ты служишь последнюю службу изголодавшейся стране. А те,
кто ест своего друга, освобождают его душу и делают это быстрее, чем
простое разложение плоти. В мире много непонятного, и кто скажет, какая из
религий единственно верная.
- Да, сэр, - ответил воин, - я видел много разных религий и некоторые
из них действительно были очень странные. Например, в одной общине на Литл
Риен кентавры подвергают себя перед смертью мучениям. Я сам видел, как
одна старая самка сама сунула руку в кипяток.
- Среди людей тоже есть такой обычай в момент горя, - сказала Джиль.
- Но не следует забывать, что наша плоть восстанавливается не так просто.
Я думаю, что боль просто позволяет человеку быстрее овладеть собой:
физическая боль вытесняет душевную. Но сама я никогда бы не решилась на
самоистязание.
Ларекка достал трубку и начал ее набивать.
- Правильно то, что помогает, - сказал он. - И в мире не существует
ничего одинакового. Пожалуй, самое лучшее в Газеринге то, что внутри него
существует множество сообществ с разным жизненным укладом, и каждый может
сравнить и выбрать тот уклад жизни, который ему больше по душе.
Джиль подумала: "Я понимаю тебя, дядюшка. Ты хочешь укрепить в юных
сердцах верность. У них нет твоего опыта и они не видят перспектив
цивилизации так ясно. Ты хочешь сделать так, чтобы каждый сознательно
встал на защиту Газеринга и был готов умереть за него.
Она почувствовала, что была права, так как он продолжал:
- Послушайте меня. Если бы не Газеринг, я стал бы бандитом, или
влачил жалкое существование. А Газеринг сделал мою жизнь полнокровной...
Целеустремленнее.
Все уши насторожились. Джиль почувствовала, что если бы ее уши могли
шевелиться, они бы тоже повернулись в сторону Ларекки. Ларекка рассказывал
ей много историй о своей жизни, но никогда не говорил о своей молодости.
- Хотите послушать? - спросил он. - Сегодня у меня настроение для
воспоминаний.
"Старый хитрюга, - подумала Джиль. - Если тебе действительно
захотелось поделиться воспоминаниями, то лучшее время, чем это,
действительно, трудно выбрать".
- Все это произошло так давно, что даже странно подумать, будто это
происходило со мной.
Ларекка помолчал. Костер рассыпал искры. Звезды своими лучами,
казалось, касались дыма, который длинными полосами поднимался им
навстречу. Откуда-то из-за леса донесся звериный вой.
- Вы знаете, что родился я в Хаэлене, - начал Ларекка. - И свои
первые пятьдесят лет провел там. Песня, которую пела Джиль, пробудила во
мне воспоминания, потому что Хаэлен похож на Шотландию, но только в
Хаэлене холоднее. Там частые туманы, холодные ветры, морские волны бьются
о скалистые берега...
Неудивительно, что в этой стране много мужественных людей, из которых
рождаются прекрасные моряки, воины, рыбаки...
Клан Керази, к которому принадлежал и я, был очень богат. Вы знаете,
что хаэленцы живут кланами. Керази владели обширными охотничьими и
рыболовными промыслами, большими участками земли на материке. Отцу
принадлежал большой участок побережья, и у него была еще доля в трех
других участках. Мы жили в большом доме на берегу, куда течением приносило
много плавучего леса, так что в угле мы даже не нуждались. И мы могли
тратить деньги на другие нужды. Да, мы жили хорошо.
Хаэленцы женятся рано, года в двадцать четыре, едва выйдя из
юношеского возраста. Это обусловлено тем, что в таком суровом климате
велика детская смертность, и хаэленцы должны использовать период
деторождения насколько это возможно. Свадьбы устраиваются родителями, но
при этом учитывается и мнение детей: ведь если приходится жить с кем-то
всю жизнь, партнер не должен быть тебе противен.
Ларекка долго молча курил. Когда он заговорил снова, взгляд его был
устремлен в ночь, в далекое прошлое.
Саррон и я были счастливы. Мы могли бы попросить, чтобы нам построили
дом поблизости от нашего, и тогда я мог бы работать вместе с отцом. Но мы
хотели независимости. Поэтому Керази выделили нам участок в Нортвайд Вэй.
Это был дикий участок, но в нем таились большие потенциальные возможности.
Там была неплохая рыбная ловля, хотя и сопряженная с некоторой опасностью.
В скором времени мы открыли на берегу для моряков, приходящих в гавань,
небольшую таверну. Саррон прекрасно готовила, а я добывал пищу. И к этому
времени у нас было уже четверо детей. Я относился к нашим богам довольно
спокойно. Не приносил им жертв и не считал, что они единовластно правят
Вселенной. Более того, я считал их выдумкой. Однако они не очень досаждали
моей семье за это. Хотя почтение к богам, как я теперь считаю, вещь
обязательная. Почему бы не выполнять освященные веками ритуалы?
Время шло своим чередом, и через двадцать три года мы переехали в
Дэйстед.
Ларекка замолчал и Джиль ласково погладила его по спине. Он улыбнулся
ей.
- Дэйстед, сэр? - переспросил один из воинов.
- Да. Это полуостров на северной оконечности Хаэлена. Там гораздо
теплее и чаще бывает солнце. Мы поехали туда на лодке. Но по пути
разразился ужасающий шторм. Сломало мачты, нас захлестнуло и бросило в
бушующий прибой. Живым на берег удалось выбраться лишь мне одному. Я
собрал то, что выбросило море, и отправился в Дэйстед, я основном затем,
чтобы обо всем рассказать родным.
Он снова затянулся, глядя на костер. Тьма подступала все ближе, и
хитрая Урания медленно поднималась над верхушками деревьев, окрашивая их в
серебристый цвет - и этот цвет был единственным в этой ночи, что
напоминало ему холод зим родного Хаэлена.
- Я рассказываю вам это, - продолжил он, - не для того, чтобы вы
видели меня, а для того, чтобы показать ситуацию. Вспомните, у разных
наций разные ситуации для того, чтобы утешить в горе товарища. У нас
считалось, что потерявший близких не должен оставаться один. С ним днем и
ночью должны находиться родные. И так продолжается до тех пор, пока рана
не залечивается. Для большинства это действительно трудно. Во всяком
случае, это лучше, чем грустить одному в холодной пустынной стране. Но что
касается меня... Последние двадцать четыре года я с семьей жил отдельно.
Конечно, у меня бывали гости: рыбаки, моряки, охотники, шахтеры... Но это
были просто знакомые, а не близкие друзья. Мы жили сами по себе. Так что я
незаметно привык к тому, что живу наедине со своими мыслями и желаниями. А
после того, что случилось, я вдруг понял, что с этого момента мне не
позволят оставаться одному. И Джиль поймет меня: мне не по душе было
навязчивое участие. Со мной вели себя так, как будто я потерял тех, кто
жил со мной двести-триста лет... И еще они ждали, что я начну возносит
богам хвалу за мое личное спасение. Я отказался, и все мои родные были
шокированы этим поступком. Ведь шла зима, и жизнь каждого висела на
ниточке. А я бросил вызов богам, будто имел дело с простыми смертными. Нет
смысла рассказывать дальше. Вы уже понимаете, что конфликт между мной и
кланом день ото дня углублялся.
"Они совершенно не считали, что Ларекка сошел с ума, - подумала
Джиль. - Ведь иштарианцы не знают, что такое безумие".
- В конце концов я ушел, - продолжал Ларекка. - Зима уже шла к концу
и я мог жить на природе. Питался я водорослями, которые собирал на берегу,
и случайными мелкими животными. И все же судьба была благосклонна ко мне.
Вскоре после моего ухода на Дэйстед обрушился свирепый ураган, и многие
жители погибли. Остальным тоже пришлось плохо, так как ветер унес все
запасы топлива. После этого гнев сородичей уже напрямую обратился ко мне.
Конечно, не все думали, будто это мое отношение к богам послужило причиной
урагана, но все же... Я не порицаю их за суеверие, но вы, уроженцы земель
с более теплым климатом, не знаете, как холод и мрак действуют на душу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23