Коринф оторвал взгляд от стола.
– Смотри-ка, и Хельга сюда пожаловала! Интересно, отчего она сегодня так поздно? Эй, привет!
Он поднялся на ноги и жестом пригласил Хельгу Арнульфсен сесть за их столик. Взяв свой поднос, она направилась в их сторону.
Это была высокая, стройная, интересная женщина с собранными в тугой узел длинными светлыми волосами. Она была бы еще привлекательнее, если бы не ее необыкновенная энергия и совершенно неженская жесткость. За годы, прошедшие со времени окончания войны, она сильно изменилась. Когда Коринф проходил в Миннесоте докторантуру, она изучала там же журналистику. Часто они проводили время вместе, хотя уже и тогда Коринф не мог думать ни о чем ином кроме своей работы, что не помешало ему серьезно увлечься совсем иной особой. Потом они переписывались, и он помог ей устроиться секретаршей в Институт. С той поры прошло всего два года, а Хельга уже была старшим референтом, причем справлялась она со своей работой блестяще.
– Ох! Ну и денек! – Быстрым движением руки она пригладила волосы, после чего, посмотрев на Коринфа, устало улыбнулась. – Все, кого ни возьми, вдруг оказались в незавидном положении. При этом крайняя, как всегда, я. Герти стала выкидывать фокус за фокусом…
– Что?! – испуганно спросил Коринф. Он очень рассчитывал на то, что большой компьютер решит систему уравнений в этот же день. – Что произошло?
– Это знают только Бог… и Герти. Но нам они ничего не скажут. Утром Алланби запустил тестовую программу, и она вдруг не прошла. Речь идет о каких-то мелочах, но и их вполне достаточно, чтобы свести все вычисления на нет. Он возится с ней с тех самых пор, пытаясь отыскать неисправность, но пока это ему не удается… Мне же придется заново составлять все расписания!
– Странное дело, – пробубнил Льюис.
– Что-то непонятное происходит и с другой аппаратурой, – в первую очередь, речь идет об отделах физических и химических исследований. Поляриметр Мюркисона дает ошибку… в целую десятую процента!
– Да ну! – Льюис подался вперед, от изумления у него отвисла челюсть. – Так, может, это не нейроны, а аппаратура? Нет, нет, это невозможно… Слишком уж заметный скачок… Хотя, если все инструменты врут…
Он выругался по-немецки, хотя глаза его сияли по-прежнему.
– И еще. Сегодня всех вдруг будто осенило, – продолжила Хельга. – У всех какие-то там новые идеи, всем нужна центрифуга и все такое прочее. Когда я напомнила им, что существует определенная очередность, они меня чуть не съели!
– Говоришь, все это случилось именно сегодня? – Коринф отодвинул от себя десерт и достал из кармана пачку сигарет. – «Все удивительней и удивительней», – сказала Алиса. – Глаза его вдруг расширились, а рука, чиркнувшая спичкой по коробку, едва заметно дрогнула. – А что, если это…
– Явление глобальное? – продолжил Льюис с едва скрываемым волнением. – Может, так оно и есть… Хорошо бы с этим разобраться.
– О чем это вы? – удивленно спросила Хельга.
– Это мы о своем…
Пока она ела, Коринф успел рассказать ей обо всем. Льюис все это время сидел молча, задумчиво покуривая сигару.
– Гм-м… – Хельга принялась нервно постукивать пальцами по столу. Ногти свои она не красила. – Звучит любопытно. Все нервные клетки, включая и те, из которых состоит наш мозг, стали функционировать… быстрее, так?
– Все еще серьезней, – попробовал усмехнуться Коринф. – Что-то произошло на более глубоком уровне… Электрохимический феномен? Я полагаю, лучше не гадать, а заняться изучением этой проблемы вплотную.
– Да. Я предоставляю это право тебе. – Хельга закурила. – Не мне ломать голову над подобными проблемами – у меня и без того хватает дел. – Она посмотрела на Коринфа с нежной улыбкой, которой удостаивались очень немногие. – Да, а как поживает Шейла?
– Все в порядке. Как ты?
– Нормально.
Она сказала это совершенно безразличным тоном.
– Ты обязательно должна побывать у нас в гостях. – Он пытался поддержать вежливый разговор, хотя уже не мог думать ни о чем, кроме новой проблемы. – Давненько тебя не было. Можешь прийти не одна.
– Ты имеешь в виду Джима? На прошлой неделе я дала ему отставку. Сама же я зайду непременно. – Она встала из-за стола. – Ну что – по местам?.. До встречи.
Она направилась к столику кассира. Коринф – неожиданно для себя – пробормотал вслух, проводив ее взглядом:
– Интересно, почему ей не везет с мужчинами? Она ведь и собой хороша, и достаточно умна…
– Она этого не хочет, – хмыкнул в ответ Льюис.
– Да, похоже на то… А ведь в Миннеаполисе она была совсем другой. Что с ней могло стрястись? Льюис пожал плечами.
– Думаю, тебе это известно, – сказал Коринф. – Ты почему-то всегда понимал женщин лучше. И ты ей нравишься больше всех прочих.
– Нам обоим нравится музыка, – буркнул в ответ Льюис. По его мнению, в ней после 1900 года не было создано ничего сколь-нибудь значимого. – И мы оба умеем держать язык за зубами.
– Ладно, ладно, – засмеялся Коринф, поднимаясь из-за стола. – Пойду-ка я в лабораторию. Конечно, жаль расставаться с фазовым анализатором, но эта новая проблема… – Он сделал небольшую паузу. – Слушай, а почему бы не разделить эту работу между всеми? Каждый сделает что-то свое, понимаешь? Тогда мы быстро со всем этим разберемся.
Льюис молча кивнул и последовал за Коринфом.

К вечеру результат уже был известен. Едва Коринф взглянул на цифры, он почувствовал, как все у него внутри похолодело. Он вдруг почувствовал себя крошечным и ничтожным.
Изменились все электромагнитные явления.
Речь шла о каких-то долях процента, но это было уже неважно. То обстоятельство, что физические константы изменились, обращало в прах сотни теорий. Проблема в силу своей тонкости была достаточно сложной. Как узнать истинное значение тех или иных величин, если известно, что средства измерения тоже изменились, поскольку их характеристики определяются интересующими нас величинами?
И все же существовали пути решения проблемы. В этом мире нет ничего абсолютного, все существует во взаимосвязи – одни величины определяются другими, другие – третьими, и так далее. Важно именно это.
Коринф занимался определением электрических постоянных. Для металлов они оставались такими же или почти такими же, однако у изоляторов существенно изменились удельное сопротивление и диэлектрическая проницаемость – они стали чуть-чуть ближе к проводникам.
Лишь в сложных прецизионных устройствах, таких, как компьютер «Герти», изменение электромагнитных характеристик могло привести к сколь-нибудь заметным проявлениям. И все же самым сложным и самым сбалансированным устройством, известным человеку, был не компьютер, а живая клетка. Самыми же развитыми клетками были нейроны коры головного мозга. Здесь изменения были просто явными. Незначительные электрические импульсы, представляющие работу нейрона – активность чувств, моторные реакции, мысли, – распространялись быстрее и имели большую величину.
Изменения могли только начинаться.
Хельга поежилась.
– Ух как выпить хочется, – пробормотала она.
– Я знаю здесь один бар, – отозвался Льюис. – Я составлю вам компанию, а потом снова вернусь на работу. Ты как. Пит?
– Я иду домой, – ответил физик. – Желаю весело провести время.
Последние слова Коринф произнес еле слышно. Он спустился вниз и вышел из Института, даже не заметив того, что в холле уже не горит свет. Другим происходящее все еще представлялось чем-то замечательным, он же не мог удержаться от мысли о том, что Вселенная одним небрежным движением подвела человека к последней грани… Интересно, что могло произойти при этом с прочими живыми телами, с жизнью как таковой?
На этот час они сделали все, что было в их силах. Они провели все возможные замеры. Хельга связалась с вашингтонским Бюро стандартов и известила их о полученных результатах. В ответ ей сказали, что подобные же сообщения были получены Бюро и от других институтов, находящихся в разных частях страны. «Завтра, – подумал Коринф. – По-настоящему они поймут это завтра».
На улице – а это был все тот же Нью-Йорк – в этот вечерний час все было как и всегда, разве что несколько потише. Он купил на углу газету и тут же кинулся ее просматривать. Может быть, он ошибается? Или же все-таки нечто едва уловимое проникло и на страницы газет, ничуть не смутив бдительных редакторов, изменившихся вместе со всем миром? Ни о чем сколь-нибудь значимом речь в газете не шла – событие было слишком грандиозным для того, чтобы за столь краткое время возможно было оценить его масштаб; не изменился и мир – он рушился, снедаемый войнами, волнениями, подозрениями, страхами, ненавистью и алчностью, – он был смертельно болен.
Коринф поймал себя на том, что он уже минут десять просматривает первую полосу «Таймс». Он сунул газету в карман и поспешил к подземке.

Глава 3

Всюду происходило что-то неладное. Утром исполненный негодования крик заставил Арчи Брока броситься к курятнику. Там он увидел Стэна Уилмера, в одной руке тот держал ведерко с кормом, другой – грозил небесам.
– Ты только посмотри! – крикнул Уилмер. – Полюбуйся! Брок просунул голову за дверцу курятника и присвистнул от изумления. Все было перевернуто вверх дном. Пара окровавленных мертвых птиц неуклюже распласталась на полу, несколько курочек нервно кудахтало на насестах. Куда подевались остальные куры, можно было только гадать.
– Похоже, кто-то забыл закрыть дверцу, а ночью сюда пожаловали лисы, – сказал Брок.
– Да. – Уилмер нервно сглотнул. – Какой-то сукин… Брок вспомнил о том, что курятником занимался сам Уилмер, но решил не говорить об этом вслух. Тот, видимо, подумав о том же, на мгновение осекся, но тут же, нахмурившись, продолжил:
– Не знаю… Вечером, прежде чем отправиться спать, я как обычно зашел и сюда… Все было нормально – могу в этом поклясться, – и дверца была закрыта, и крючок накинут. Я работаю здесь уже пять лет, но никогда ничего подобного со мной не случалось.
– Может быть, дверцу открыли попозже? Уже после того, как стемнело?
– Да. Похититель кур… Странно, что собаки при этом не залаяли – как только поблизости появляется какой-нибудь человек, они тут же начинают тявкать. – Уилмер нервно пожал плечами. – И все-таки кто-то ведь ее должен был открыть.
– А потом сюда пришли лисы. – Брок носком ноги перевернул одну из мертвых птиц. – Их скорее всего вспугнули собаки.
– После чего курочки разбрелись по лесу… Чтобы их собрать, нужно не меньше недели – если, конечно, они уцелеют. Вот напасть, так напасть!
Уилмер помчался неведомо куда, забыв прикрыть дверцу курятника. Брок сделал это за него, поражаясь собственной осмотрительности и здравомыслию.
Он вздохнул и вернулся к работе. Сегодня все животные вели себя как-то беспокойно. Арчи чувствовал, что и с его головой что-то явно не так. С тех пор как ему в голову стала лезть всякая всячина, прошло уже две ночи. Должно быть, в округе ходила какая-то эпидемия – что-нибудь вроде лихорадки.
Он решил в ближайшие дни поговорить об этом со сведущими людьми. Работы сегодня у него было предостаточно – нужно было распахать только что расчищенную от леса северную делянку. Трактора были заняты на культивации, поэтому пахать он должен был на лошадках.
Ему это нравилось. Брок любил животных и ладил с ними куда лучше, чем с людьми. Конечно, последние годы его никто не обижал, но прежде, когда он был ребенком, его дразнили дети, потом у него возникали неприятности, связанные с машинами, а однажды он испугал двух девочек и его побил брат одной из них… С тех пор прошло уже много лет. Теперь господин Россман говорил ему, что можно делать, а чего нельзя, – он как бы опекал его, – и тут же все неприятности исчезли сами собой. Теперь он мог запросто пойти в таверну и попить там пива вместе со всеми.
С минуту он стоял на месте, поражаясь собственным мыслям и той боли, которую они ему причиняли. «Со мной все в порядке, – подумал он. – Хотя и не умник, зато не слабак. Господин Россман сказал, что я у него лучший работник».
Он пожал плечами и направился к конюшне. Арчи был молодым человеком среднего роста, крепким и мускулистым, с крупными чертами лица и круглой головой с рыжими волосами, остриженными под «ежик». Синяя его роба была сильно поношенной, но чистой; госпожа Берген, жена старшего управляющего, в доме которого снимал комнату Арчи, следила за тем, чтобы их постоялец выглядел прилично.
В просторной конюшне царил полумрак, пахло лошадьми и сеном. Стоило Арчи набросить сбрую на коренастых першеронов, как они тут же начали пофыркивать и бить копытами. Это было странно – прежде лошадок отличало крайнее спокойствие.
– Ну, ну, что ты… Успокойся, Том… Тпру! Джерри, полегче! Они немного присмирели, и он вывел их наружу. Привязав лошадей к столбу, Арчи отправился в сарай за плугом.
Вокруг него, резвясь, носилась его собака по кличке Джо – высокий ирландский сеттер, шерсть которого на солнце отливала золотом и медью. Конечно, на самом деле Джо принадлежал господину Россману, но сильнее всего он был привязан именно к Броку, в обязанности которого входила и забота об этой собаке.
– Что ты, дружок, что ты… А ну-ка перестань! Слышишь? Что это с тобой сегодня?
Отсюда было видно все поместье: с одной стороны – фермы, с другой – укрывшиеся зеленью деревьев домики для наемных работников, за ними – леса, раскинувшиеся на многие и многие акры. Меж этой частью поместья и огромным белым домом, в котором жил хозяин всех здешних земель, были и луга, и сады, и огороды. Что до самого дома, то он теперь был практически пуст – дочери господина Россмана повыходили замуж, а его жена умерла. Сам господин Россман сейчас был здесь – он приезжал сюда, на север штата Нью-Йорк, в основном для того, чтобы ухаживать за своими цветами. Брок никак не мог взять в толк, для чего могут быть нужны такому миллионеру, как господин Россман, все эти розы. Конечно, со старыми людьми случается и не такое, и все же…
Ворота сарая со скрипом отворились, и Брок выкатил наружу тяжеленный плуг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24