https://wodolei.ru/catalog/mebel/rakoviny_s_tumboy/Akvaton/
Они должны были достичь границы ингибирующего поля и запустить в область его повышенной напряженности телеметрические ракеты.
Льюис, шутливо поругиваясь, стоял возле клетки с крысами, которых в скором будущем ожидало еще одно, на сей раз последнее, космическое путешествие. Своими глазами-бусинками они смотрели на него так, что впору было разрыдаться.
– Вот бедолаги, – хмыкнул Льюис. – Когда на них смотрю, чувствую себя последней сволочью. – Он довольно хохотнул. – Впрочем, я чувствую это постоянно.
Коринф промолчал. Он смотрел на звезды.
– Главная твоя проблема, – сказал Льюис, плюхнувшись в соседнее кресло, – состоит в том, что ты слишком серьезно относишься к жизни. В этом смысле тебя не смог исправить даже этот самый сдвиг. Что до меня – естественно, по определению, я совершенен! – то я плакал и страдал не меньше твоего, но при этом всегда находились и такие вещи, которые дико меня смешили, понимаешь? Если Бог действительно существует, а в последнее время я все больше склоняюсь к этой мысли, то Честертон, скорее всего, прав, когда он включает чувство юмора в число Его атрибутов. – Льюис прищелкнул языком. – Бедный старый Честертон! Жаль, что он не дожил до эпохи перемен. Чего бы только он тогда не понаписал!
Его монолог прервал вой сигнальной сирены. Они замерли и тут же заметили, что красная сигнальная лампа начала часто мигать. Ими внезапно овладела странная сонливость. Коринф схватился за подлокотники своего кресла и затряс головой.
– Поле… Мы вошли в зону… – Льюис щелкнул каким-то тумблером панели управления. Голос его стал звучать неожиданно глухо. – Уноси нас отсюда, да поживее…
«Обратный ход!»
Увы, все было не так просто. Поле, в котором они вновь оказались, было реальным. Коринф вновь затряс головой, пытаясь справиться с приступом тошноты.
«Нужно включить это… Или то…»
Он беспомощно смотрел на приборную доску. Стрелка перешла через красную отметку, означавшую скорость света, и поползла дальше. Корабль ускорялся, хотя в намерения Коринфа это явно не входило.
«Что теперь делать?»
Льюис покачал головой. На его широком лице появились капельки пота.
– Хорошо бы срулить куда в сторону, – прохрипел он. – По касательной…
При работе с пси-энергией не существует ничего постоянного. Все изменчиво, все является функцией множества компонентов, зависящих как от градиентов ее потенциала, так и друг от друга. «Вперед» и «назад» являются здесь понятиями весьма и весьма условными. Помимо принципа неопределенности существуют такие вещи, как хаотическое движение электронов и многое подобное, степень сложности чего настолько высока, что благодаря ей стало возможным появление звезд, планет и людей, наделенных способностью мыслить. В мозгу Коринфа разом возникла целая цепочка уравнений.
Головокружение прекратилось. Коринф с ужасом посмотрел на Льюиса.
– Мы ошиблись, – пробормотал он. – Границы поля не настолько размыты, как нам это казалось.
– Но ведь Земля выходила из него несколько дней, при этом относительная скорость…
– Значит, мы оказались в другой части конуса… Возможно также, что интенсивность этого поля меняется со временем. При этом…
Коринф вдруг заметил, что Льюис смотрит на него, разинув рот.
– Что? – спросил он, еле ворочая языком.
– Я говорю… Минуточку…
Коринфу вдруг стало страшно. Он произнес всего несколько слов, дополнив их набором жестов, однако Льюис уже не смог понять их значения.
«Он и не мог этого сделать!» Оба они успели заметно поглупеть.
Коринф облизнул пересохшие губы и внятно, на обычном английском, повторил сказанное.
– Да, да, конечно, – только и смог выдавить из себя Льюис.
Коринф почувствовал, что с его головой творится что-то неладное, у него возникло такое ощущение, будто мысли слиплись в один жуткий ком. Он стремительно падал в бездну, из которой совсем недавно с таким трудом выбирался, он вновь превращался в получеловека-полуживотное.
Он был ошеломлен этим открытием. Они неожиданно для себя вернулись в поле, совсем недавно оставленное Землей, они становились такими же, какими были прежде. Корабль же погружался в него все глубже и глубже, напряженность поля с каждой минутой росла. Теперь они были лишены интеллекта, без помощи которого управлять их кораблем было попросту невозможно.
«При постройке следующего корабля нужно будет учесть и такую возможность, – подумал Коринф. – Иначе что прикажешь делать в ситуациях, подобных этой?»
Он посмотрел в иллюминатор.
«Мы не знаем ни конфигурации, ни протяженности этого поля. Если мы действительно движемся по касательной к полю, в скором времени мы покинем его. В противном случае мы можем провести здесь и сотню лет…»
Он уронил голову на грудь и вдруг заплакал, словно ребенок.
Тьма становилась все гуще.
Глава 15
Дом этот находился на Лонг-Айленде, он стоял на самом берегу. Некогда он был частью большой усадьбы и поэтому был окружен высокой стеной, за которой росли деревья.
Роджер Кирнс остановил машину под аркой. Стоило ему выйти из нее, как он мгновенно озяб. Не было ни ветерка. С серых низких небес крупными хлопьями шел мокрый снег, таявший на асфальте. Кирнс уже начинал терять надежду на то, что когда-нибудь в этом Богом забытом мире наступит весна.
Он тяжело вздохнул и позвонил в дверь. Его ждала неотложная работа – нужно было переговорить с пациенткой.
Ему открыла Шейла Коринф. Она была все такой же худенькой, с детского личика на него смотрели большие темные глаза. В последнее время она уже не только не дрожала, но даже следила за своими одеждой и прической.
– Привет, – сказал улыбаясь Кирнс. – Как сегодня вы себя чувствуете?
– Все хорошо… – Она старалась не смотреть ему в глаза. – Может быть, войдете?
Она повела его по коридору, который по указанию Кирнса был подреставрирован и перекрашен так, чтобы у его пациентки не было лишних поводов к печали. Шейла жила в этом доме совсем одна, при этом она в любую минуту могла воспользоваться услугами служанки – приятной пожилой женщины, которая в прошлом была идиоткой. Имея такого мужа, как Коринф, Шейла была вправе рассчитывать на подобное обхождение.
Они вошли в гостиную. В камине мирно потрескивали дрова, за окном шумело вечно беспокойное море.
– Присаживайтесь, – сказала Шейла тихо. Она опустилась в глубокое кресло и застыла, глядя в окно. Кирнс взглянул туда же. Каким грозным сегодня было море! Оно грозно ревело, сокрушая все, что попадалось ему на пути, подтачивая твердь мира хищными зубами времени. Серые могучие валы с белыми барашками пены неслись к берегу неистовыми обезумевшими скакунами.
Кирнс вздохнул и открыл свой портфель.
– Я принес для вас кое-какие книги, – сказал он. – Это работы по психологии. Вы, помнится, говорили, что вам это интересно.
– Верно. Спасибо вам большое.
Голос ее оставался таким же бесцветным.
– Разумеется, к настоящему времени они безнадежно устарели, – продолжал Кирнс. – И все-таки они помогут вам уяснить для себя основные принципы психологии. Вы можете попробовать приложить их к себе – в любом случае это будет интересно… Возможно, вы даже поймете, в чем состоит ваше заболевание.
– Возможно, – согласилась Шейла. – Мне теперь думается куда как лучше. Я стала понимать, как холоден мир и как жалки мы, люди… – Она испуганно застыла. – Уж лучше бы я ничего не понимала!
– Когда вы сможете управлять своими мыслями, вы будете рады тому, что к вам пришла эта сила, – сказал Кирнс вкрадчиво.
– Как бы я хотела вновь оказаться в прежнем мире!
– Он был жестоким. Уж лучше не вспоминать о нем. Она кивнула и еле слышно прошептала:
– Солдатик, в твоих глазах тьма, волосы смерзлись, тело застыло… Пусть будет темно – к чему теперь свет? – Не успел Кирнс обеспокоенно нахмуриться, как она уже совсем другим тоном громко продолжила:
– Это было время наших надежд и нашей любви. Тогда были такие маленькие-маленькие кафе, помните? Кафе… Люди смеются, музыка и танцы, пиво, сандвичи с сыром, парусные лодки, остатки пирога, разговоры о налогах, шутки… Тогда мы были вдвоем. Где Пит теперь?
– Он скоро вернется, – поспешил ответить Кирнс, памятуя о том, что звездолет задерживается уже на две недели, но не желая лишний раз дергать Шейлу. – С ним все в полном порядке. Мы должны думать о вас, а не о нем.
– Да. – Она нахмурила брови. – Они приходят ко мне до сих пор. Я об этих призраках… Слова, звучащие ниоткуда… Порой они почти осмысленны.
– Вы могли бы произнести их вслух?
– Я не знаю. Этот дом находится на Лонг-Айленде, длинном-предлинном, долгом-предолгом… Где же ты, Пит?
Кирнс вздохнул с облегчением. Эта ассоциация его не тревожила. А что она сказала в прошлый раз?.. «Черное время нависло глыбой мертвого света, под ней же…» Может быть, ей действительно лучше быть одной?
В этом он уверен не был. Мир за последнее время слишком изменился. Разум шизофреников проник в такие дали, какие психиатрам еще и не снились. И все же ему казалось, что Шейле стало получше.
– Я знаю, с ними лучше не играть, – сказала она вдруг. – Это опасно. Если вести их за собой, они слушаются, но им это не нравится.
– Я рад, что вы это понимаете, – сказал он. – Что вам следует делать, так это упражнять свой мозг. Считайте его таким же орудием, как мускулы, – послушное вашей воле, необходимое для жизни орудие, понимаете? Помимо прочего, вам придется выполнить все заданные мной упражнения – как логические, так и семантические.
– Я их уже выполнила, – усмехнулась Шейла. – Триумфальное открытие очевидного.
– Ну и ну, – рассмеялся Кирнс, – я смотрю, мы уже и шутить стали!
– Почему бы и нет… И все же – где Пит?
Он ушел от вопроса и стал проверять ее ассоциативные способности. Диагностическая ценность этого теста практически равнялась нулю – каждый раз слова получали различные коннотации. И все же через какое-то время он надеялся выявить подлежащий этим внешним проявлениям поведенческий тип. Новая n-мерная конформная техника выглядела многообещающе.
– Ну что ж, мне пора идти, – сказал он наконец и, погладив Шейлу по руке, поднялся из кресла. – Все будет хорошо. Не забывайте об одной важной вещи. Если вы почувствуете, что вам нужна помощь или… скажем, вы вдруг заскучаете, без всякого стеснения звоните мне…
Шейла так и продолжала сидеть в своем кресле. Проводив Кирнса взглядом, она облегченно вздохнула.
«Доктор Фелл, вы мне не нравитесь. Вы похожи на бульдога, который искусал меня несколько столетий назад. Но вас так легко обмануть!»
У нее в голове зазвучала старинная песня:
Ах, он умер, госпожа,
Он – холодный прах;
В головах зеленый дерн,
Камешек в ногах. Песенка Офелии из IV акта «Гамлета» В. Шекспира (в переводе М. Лозинского).
«Нет, – сказала она бесплотному голосу. – Уходи». Море шумело и ярилось, снег становился все гуще и гуще. Ей казалось, что мир сошелся над ней холодным свинцовым сводом.
– Пит, – прошептала она. – Пит, родной, я без тебя больше не могу! Пожалуйста, вернись, Пит! Вернись!
Глава 16
Корабль резко вышел из поля. Следующие несколько минут для них были ужасными.
– Где мы?
Из иллюминаторов на них смотрели незнакомые созвездия. Тишина была такой, что они слышали звук собственного дыхания.
– Не знаю, – простонал Льюис. – Мне это неинтересно. Я спать хочу.
Он пошатываясь пересек узкую кабину и плюхнулся на койку. Коринф проводил его взглядом и вновь уставился на звезды.
«Как это замечательно, – подумал он. – Мы снова свободны. Наш разум обрел прежнюю силу…»
Его тело содрогнулось от внезапно пронзившей его боли. Жизнь не приспособлена к подобным изменениям: внезапный возврат к прежнему полусознательному существованию и через несколько недель столь же неожиданное обретение сознательности, когда нервная система работает в совершенно ином режиме… Так можно и умереть.
«Все уже позади, но корабль наш продолжает лететь вперед. С каждым мгновением мы удаляемся все дальше и дальше от Земли. Нужно срочно менять курс!»
Он сидел, вцепившись в подлокотники кресла, пытаясь справиться с подступившей внезапно тошнотой.
«Покойно и неспешно, – приказал он себе. – Сердце бьется спокойно и ровно, мышцы расслаблены. Пусть жизнь обретет свой прежний мерный ход. Спокойно. Покойно и неспешно…»
Он вспомнил о Шейле и тут же обрел внутреннюю опору, позволившую ему противостоять хаосу мыслей и чувств. Он попытался выправить ритм дыхания, и через какое-то время это ему удалось. Сердце стало биться реже, тошнота прекратилась, дрожь исчезла, видение прояснилось. Питер Коринф вновь чувствовал себя самим собой.
Он поднялся из кресла и, почувствовав запах рвоты, включил устройство, очищающее кабину от грязи любого рода. Он подошел поближе к иллюминатору и стал изучать картину звездного неба. Пока они оставались в пределах поля, корабль мог не единожды изменить и скорость, и направление движения; они могли находиться в любой части рукава Галактики, но…
Да, он вдруг ясно различил призрачное свечение Магеллановых облаков; темная область, судя по всему, была Угольным Мешком, за нею он увидел огромную туманность Андромеды… Солнце находилось где-то там. Для того чтобы добраться до его окрестностей, им нужно никак не меньше трех недель, при этом корабль должен двигаться с максимальной скоростью. На поиски этого ничем не примечательного желтого карлика у них могла уйти не одна неделя. Таким образом, домой они могли вернуться не раньше чем через месяц!
Как бы ему ни хотелось оказаться там пораньше, сделать с этим что-либо было просто невозможно. Эмоции, как психофизиологические состояния, следовало взять под контроль разума. Коринф мысленно изгнал из себя нетерпение и печаль, всячески желая исполниться покоя и твердости… Настроив себя должным образом, он направился к приборной доске и с ходу решил сложную навигационную задачу – разумеется, в пределах имеющихся данных. Несколькими уверенными движениями руки он остановил корабль, заставил его развернуться и, направив его в нужном направлении, включил маршевую скорость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
Льюис, шутливо поругиваясь, стоял возле клетки с крысами, которых в скором будущем ожидало еще одно, на сей раз последнее, космическое путешествие. Своими глазами-бусинками они смотрели на него так, что впору было разрыдаться.
– Вот бедолаги, – хмыкнул Льюис. – Когда на них смотрю, чувствую себя последней сволочью. – Он довольно хохотнул. – Впрочем, я чувствую это постоянно.
Коринф промолчал. Он смотрел на звезды.
– Главная твоя проблема, – сказал Льюис, плюхнувшись в соседнее кресло, – состоит в том, что ты слишком серьезно относишься к жизни. В этом смысле тебя не смог исправить даже этот самый сдвиг. Что до меня – естественно, по определению, я совершенен! – то я плакал и страдал не меньше твоего, но при этом всегда находились и такие вещи, которые дико меня смешили, понимаешь? Если Бог действительно существует, а в последнее время я все больше склоняюсь к этой мысли, то Честертон, скорее всего, прав, когда он включает чувство юмора в число Его атрибутов. – Льюис прищелкнул языком. – Бедный старый Честертон! Жаль, что он не дожил до эпохи перемен. Чего бы только он тогда не понаписал!
Его монолог прервал вой сигнальной сирены. Они замерли и тут же заметили, что красная сигнальная лампа начала часто мигать. Ими внезапно овладела странная сонливость. Коринф схватился за подлокотники своего кресла и затряс головой.
– Поле… Мы вошли в зону… – Льюис щелкнул каким-то тумблером панели управления. Голос его стал звучать неожиданно глухо. – Уноси нас отсюда, да поживее…
«Обратный ход!»
Увы, все было не так просто. Поле, в котором они вновь оказались, было реальным. Коринф вновь затряс головой, пытаясь справиться с приступом тошноты.
«Нужно включить это… Или то…»
Он беспомощно смотрел на приборную доску. Стрелка перешла через красную отметку, означавшую скорость света, и поползла дальше. Корабль ускорялся, хотя в намерения Коринфа это явно не входило.
«Что теперь делать?»
Льюис покачал головой. На его широком лице появились капельки пота.
– Хорошо бы срулить куда в сторону, – прохрипел он. – По касательной…
При работе с пси-энергией не существует ничего постоянного. Все изменчиво, все является функцией множества компонентов, зависящих как от градиентов ее потенциала, так и друг от друга. «Вперед» и «назад» являются здесь понятиями весьма и весьма условными. Помимо принципа неопределенности существуют такие вещи, как хаотическое движение электронов и многое подобное, степень сложности чего настолько высока, что благодаря ей стало возможным появление звезд, планет и людей, наделенных способностью мыслить. В мозгу Коринфа разом возникла целая цепочка уравнений.
Головокружение прекратилось. Коринф с ужасом посмотрел на Льюиса.
– Мы ошиблись, – пробормотал он. – Границы поля не настолько размыты, как нам это казалось.
– Но ведь Земля выходила из него несколько дней, при этом относительная скорость…
– Значит, мы оказались в другой части конуса… Возможно также, что интенсивность этого поля меняется со временем. При этом…
Коринф вдруг заметил, что Льюис смотрит на него, разинув рот.
– Что? – спросил он, еле ворочая языком.
– Я говорю… Минуточку…
Коринфу вдруг стало страшно. Он произнес всего несколько слов, дополнив их набором жестов, однако Льюис уже не смог понять их значения.
«Он и не мог этого сделать!» Оба они успели заметно поглупеть.
Коринф облизнул пересохшие губы и внятно, на обычном английском, повторил сказанное.
– Да, да, конечно, – только и смог выдавить из себя Льюис.
Коринф почувствовал, что с его головой творится что-то неладное, у него возникло такое ощущение, будто мысли слиплись в один жуткий ком. Он стремительно падал в бездну, из которой совсем недавно с таким трудом выбирался, он вновь превращался в получеловека-полуживотное.
Он был ошеломлен этим открытием. Они неожиданно для себя вернулись в поле, совсем недавно оставленное Землей, они становились такими же, какими были прежде. Корабль же погружался в него все глубже и глубже, напряженность поля с каждой минутой росла. Теперь они были лишены интеллекта, без помощи которого управлять их кораблем было попросту невозможно.
«При постройке следующего корабля нужно будет учесть и такую возможность, – подумал Коринф. – Иначе что прикажешь делать в ситуациях, подобных этой?»
Он посмотрел в иллюминатор.
«Мы не знаем ни конфигурации, ни протяженности этого поля. Если мы действительно движемся по касательной к полю, в скором времени мы покинем его. В противном случае мы можем провести здесь и сотню лет…»
Он уронил голову на грудь и вдруг заплакал, словно ребенок.
Тьма становилась все гуще.
Глава 15
Дом этот находился на Лонг-Айленде, он стоял на самом берегу. Некогда он был частью большой усадьбы и поэтому был окружен высокой стеной, за которой росли деревья.
Роджер Кирнс остановил машину под аркой. Стоило ему выйти из нее, как он мгновенно озяб. Не было ни ветерка. С серых низких небес крупными хлопьями шел мокрый снег, таявший на асфальте. Кирнс уже начинал терять надежду на то, что когда-нибудь в этом Богом забытом мире наступит весна.
Он тяжело вздохнул и позвонил в дверь. Его ждала неотложная работа – нужно было переговорить с пациенткой.
Ему открыла Шейла Коринф. Она была все такой же худенькой, с детского личика на него смотрели большие темные глаза. В последнее время она уже не только не дрожала, но даже следила за своими одеждой и прической.
– Привет, – сказал улыбаясь Кирнс. – Как сегодня вы себя чувствуете?
– Все хорошо… – Она старалась не смотреть ему в глаза. – Может быть, войдете?
Она повела его по коридору, который по указанию Кирнса был подреставрирован и перекрашен так, чтобы у его пациентки не было лишних поводов к печали. Шейла жила в этом доме совсем одна, при этом она в любую минуту могла воспользоваться услугами служанки – приятной пожилой женщины, которая в прошлом была идиоткой. Имея такого мужа, как Коринф, Шейла была вправе рассчитывать на подобное обхождение.
Они вошли в гостиную. В камине мирно потрескивали дрова, за окном шумело вечно беспокойное море.
– Присаживайтесь, – сказала Шейла тихо. Она опустилась в глубокое кресло и застыла, глядя в окно. Кирнс взглянул туда же. Каким грозным сегодня было море! Оно грозно ревело, сокрушая все, что попадалось ему на пути, подтачивая твердь мира хищными зубами времени. Серые могучие валы с белыми барашками пены неслись к берегу неистовыми обезумевшими скакунами.
Кирнс вздохнул и открыл свой портфель.
– Я принес для вас кое-какие книги, – сказал он. – Это работы по психологии. Вы, помнится, говорили, что вам это интересно.
– Верно. Спасибо вам большое.
Голос ее оставался таким же бесцветным.
– Разумеется, к настоящему времени они безнадежно устарели, – продолжал Кирнс. – И все-таки они помогут вам уяснить для себя основные принципы психологии. Вы можете попробовать приложить их к себе – в любом случае это будет интересно… Возможно, вы даже поймете, в чем состоит ваше заболевание.
– Возможно, – согласилась Шейла. – Мне теперь думается куда как лучше. Я стала понимать, как холоден мир и как жалки мы, люди… – Она испуганно застыла. – Уж лучше бы я ничего не понимала!
– Когда вы сможете управлять своими мыслями, вы будете рады тому, что к вам пришла эта сила, – сказал Кирнс вкрадчиво.
– Как бы я хотела вновь оказаться в прежнем мире!
– Он был жестоким. Уж лучше не вспоминать о нем. Она кивнула и еле слышно прошептала:
– Солдатик, в твоих глазах тьма, волосы смерзлись, тело застыло… Пусть будет темно – к чему теперь свет? – Не успел Кирнс обеспокоенно нахмуриться, как она уже совсем другим тоном громко продолжила:
– Это было время наших надежд и нашей любви. Тогда были такие маленькие-маленькие кафе, помните? Кафе… Люди смеются, музыка и танцы, пиво, сандвичи с сыром, парусные лодки, остатки пирога, разговоры о налогах, шутки… Тогда мы были вдвоем. Где Пит теперь?
– Он скоро вернется, – поспешил ответить Кирнс, памятуя о том, что звездолет задерживается уже на две недели, но не желая лишний раз дергать Шейлу. – С ним все в полном порядке. Мы должны думать о вас, а не о нем.
– Да. – Она нахмурила брови. – Они приходят ко мне до сих пор. Я об этих призраках… Слова, звучащие ниоткуда… Порой они почти осмысленны.
– Вы могли бы произнести их вслух?
– Я не знаю. Этот дом находится на Лонг-Айленде, длинном-предлинном, долгом-предолгом… Где же ты, Пит?
Кирнс вздохнул с облегчением. Эта ассоциация его не тревожила. А что она сказала в прошлый раз?.. «Черное время нависло глыбой мертвого света, под ней же…» Может быть, ей действительно лучше быть одной?
В этом он уверен не был. Мир за последнее время слишком изменился. Разум шизофреников проник в такие дали, какие психиатрам еще и не снились. И все же ему казалось, что Шейле стало получше.
– Я знаю, с ними лучше не играть, – сказала она вдруг. – Это опасно. Если вести их за собой, они слушаются, но им это не нравится.
– Я рад, что вы это понимаете, – сказал он. – Что вам следует делать, так это упражнять свой мозг. Считайте его таким же орудием, как мускулы, – послушное вашей воле, необходимое для жизни орудие, понимаете? Помимо прочего, вам придется выполнить все заданные мной упражнения – как логические, так и семантические.
– Я их уже выполнила, – усмехнулась Шейла. – Триумфальное открытие очевидного.
– Ну и ну, – рассмеялся Кирнс, – я смотрю, мы уже и шутить стали!
– Почему бы и нет… И все же – где Пит?
Он ушел от вопроса и стал проверять ее ассоциативные способности. Диагностическая ценность этого теста практически равнялась нулю – каждый раз слова получали различные коннотации. И все же через какое-то время он надеялся выявить подлежащий этим внешним проявлениям поведенческий тип. Новая n-мерная конформная техника выглядела многообещающе.
– Ну что ж, мне пора идти, – сказал он наконец и, погладив Шейлу по руке, поднялся из кресла. – Все будет хорошо. Не забывайте об одной важной вещи. Если вы почувствуете, что вам нужна помощь или… скажем, вы вдруг заскучаете, без всякого стеснения звоните мне…
Шейла так и продолжала сидеть в своем кресле. Проводив Кирнса взглядом, она облегченно вздохнула.
«Доктор Фелл, вы мне не нравитесь. Вы похожи на бульдога, который искусал меня несколько столетий назад. Но вас так легко обмануть!»
У нее в голове зазвучала старинная песня:
Ах, он умер, госпожа,
Он – холодный прах;
В головах зеленый дерн,
Камешек в ногах. Песенка Офелии из IV акта «Гамлета» В. Шекспира (в переводе М. Лозинского).
«Нет, – сказала она бесплотному голосу. – Уходи». Море шумело и ярилось, снег становился все гуще и гуще. Ей казалось, что мир сошелся над ней холодным свинцовым сводом.
– Пит, – прошептала она. – Пит, родной, я без тебя больше не могу! Пожалуйста, вернись, Пит! Вернись!
Глава 16
Корабль резко вышел из поля. Следующие несколько минут для них были ужасными.
– Где мы?
Из иллюминаторов на них смотрели незнакомые созвездия. Тишина была такой, что они слышали звук собственного дыхания.
– Не знаю, – простонал Льюис. – Мне это неинтересно. Я спать хочу.
Он пошатываясь пересек узкую кабину и плюхнулся на койку. Коринф проводил его взглядом и вновь уставился на звезды.
«Как это замечательно, – подумал он. – Мы снова свободны. Наш разум обрел прежнюю силу…»
Его тело содрогнулось от внезапно пронзившей его боли. Жизнь не приспособлена к подобным изменениям: внезапный возврат к прежнему полусознательному существованию и через несколько недель столь же неожиданное обретение сознательности, когда нервная система работает в совершенно ином режиме… Так можно и умереть.
«Все уже позади, но корабль наш продолжает лететь вперед. С каждым мгновением мы удаляемся все дальше и дальше от Земли. Нужно срочно менять курс!»
Он сидел, вцепившись в подлокотники кресла, пытаясь справиться с подступившей внезапно тошнотой.
«Покойно и неспешно, – приказал он себе. – Сердце бьется спокойно и ровно, мышцы расслаблены. Пусть жизнь обретет свой прежний мерный ход. Спокойно. Покойно и неспешно…»
Он вспомнил о Шейле и тут же обрел внутреннюю опору, позволившую ему противостоять хаосу мыслей и чувств. Он попытался выправить ритм дыхания, и через какое-то время это ему удалось. Сердце стало биться реже, тошнота прекратилась, дрожь исчезла, видение прояснилось. Питер Коринф вновь чувствовал себя самим собой.
Он поднялся из кресла и, почувствовав запах рвоты, включил устройство, очищающее кабину от грязи любого рода. Он подошел поближе к иллюминатору и стал изучать картину звездного неба. Пока они оставались в пределах поля, корабль мог не единожды изменить и скорость, и направление движения; они могли находиться в любой части рукава Галактики, но…
Да, он вдруг ясно различил призрачное свечение Магеллановых облаков; темная область, судя по всему, была Угольным Мешком, за нею он увидел огромную туманность Андромеды… Солнце находилось где-то там. Для того чтобы добраться до его окрестностей, им нужно никак не меньше трех недель, при этом корабль должен двигаться с максимальной скоростью. На поиски этого ничем не примечательного желтого карлика у них могла уйти не одна неделя. Таким образом, домой они могли вернуться не раньше чем через месяц!
Как бы ему ни хотелось оказаться там пораньше, сделать с этим что-либо было просто невозможно. Эмоции, как психофизиологические состояния, следовало взять под контроль разума. Коринф мысленно изгнал из себя нетерпение и печаль, всячески желая исполниться покоя и твердости… Настроив себя должным образом, он направился к приборной доске и с ходу решил сложную навигационную задачу – разумеется, в пределах имеющихся данных. Несколькими уверенными движениями руки он остановил корабль, заставил его развернуться и, направив его в нужном направлении, включил маршевую скорость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24