– В жизни не так все просто. Вы это сами говорили. Вам нравится чувствовать свою свободу, нравится путешествовать, писать… – Она помолчала. – Потом наступает время выбора и принятия решений. Но это не значит, что у нас не остается заветных желаний…Майкл понимал, что она говорит и о себе. В ее голосе и взгляде сквозила та же печаль, которую он заметил, когда впервые увидел ее у моря.– А у вас они есть? – спросил он.– Что?– Заветные желания.– Я такая же, как все: иногда мне тоже кажется, что все плохо. И все же у меня есть то, чего нет у многих других людей.Но ему куда больше хотелось расспросить Данику о ее заветных желаниях.В этот момент подошла официантка и принесла их заказ. Чтобы увести Данику от грустных мыслей, Майкл завел разговор о Кеннебанкпорте. Однако позже, уже в супермаркете, он снова вернулся к прерванному разговору.– Ну так как же, Даника, – начал он, – чем вы можете похвастаться?– Вот я взяла несколько пачек чая, пару десятков яиц, четыре апельсина…– Нет, я не о том, – прервал он. – Что в тележке, я и сам вижу.Они неторопливо продвигались между стеллажами с товарами. Майкл катил тележку, а Даника шла рядом.– Когда мы сидели в закусочной, – напомнил Майкл, – вы заговорили о том, что у вас есть то, чего нет у других людей. Расскажите. Это интересно.Даника взяла с полки рулон бумажных полотенец и положила в тележку.– Ничего особенного, – сказала она. – Все, как у всех, только немножко лучше.– Хороший дом? – спросил он. – Вы это имеете в виду?– Ну, хотя бы.– Нет, я не об этом, – проворчал он. – Расскажите мне о Бостоне.Она протяжно вздохнула и взялась за край тележки.– Мы живем на Бикон-хилл.– У вас свой особняк?– Да, трехэтажный. Перед домом чудесный сад, а за домом дворик, общий с соседями.– Я был в одном таком доме. Ничего себе домик. С кухней, гостиной…– Да-да, это на втором этаже. Спальни – на третьем, а общие комнаты внизу.Даника вдруг звонко рассмеялась. Судя по выражению его лица, такая планировка представлялась ему ужасной.– Именно так все у нас и устроено, – продолжала она. – В практическом отношении это наиболее рациональное расположение. Все помещения изолированы, никто никому не мешает.– Ясно, – кивнул он. – И все же, мне кажется, все это довольно неудобно…– Ничего подобного. Все дело в том, что вы, наверное, не жили в таких домах. Большую часть времени мы проводим на первом и втором этажах. Кстати, дом моего отца в Вашингтоне устроен так же. У вас есть собака? – вдруг спросила она.– Простите? – не понял он.– Собака есть у вас? – Даника кивнула на полку с консервами для собак, а потом задумчиво посмотрела на Майкла. – Я почему-то ясно представила, как вы бегаете по берегу с ирландским сеттером.– У меня действительно была собака, – сказал он, сразу помрачнев. – Она умерла в прошлом году.– Простите, мне очень жаль, – вздохнула Даника.– Иногда мне хочется завести нового пса, но я не могу забыть своего Хантера. Он у меня был такой красавец!– Сколько лет он у вас жил?– Девять лет. Я взял его, когда переехал сюда. Для собаки здесь раздолье.– Заведите себе собаку! Непременно заведите! – убежденно воскликнула Даника.– Мне кажется, что и вы не прочь заиметь пса, – заметил он.– Вы правы. Но с этим слишком много проблем…– Насколько мне известно, многие семьи в Бикон-хилл держат собак. Хотя бы для охраны.– Собак жалко, они сидят взаперти – ни побегать, ни полаять. Только чинные прогулки с хозяевами. Разве это жизнь для животного?!– Вы могли бы держать собаку здесь, – сказал Майкл.– Честно говоря, мой муж терпеть не может собак, – после некоторых колебаний ответила Даника.– Но собака была бы здесь, а он там…– Этот дом – для нас двоих, – с грустью улыбнулась она. – Если, конечно, он здесь когда-нибудь появится. Так или иначе собаку все равно пришлось бы потом забирать с собой в город. Мы же не можем здесь жить постоянно!Они подошли к кассе. Что касается Даники, то она была совсем не прочь поселиться в Мэне насовсем, а Майкл был бы только рад, если бы ее пес жил здесь, а муж в Бостоне.Потом они завезли покупки в дом Даники, а сами отправились прогуляться по берегу. Было ветрено, но тепло, не то что месяц назад. Они молча шли вдоль берега, старательно обходя заполненные водой впадины, обнажившиеся во время отлива.– Вы сейчас что-нибудь пишете? – нарушила Даника затянувшееся молчание.– Пишу ли я?.. Да, одну небольшую вещь о профессиональном спорте в Америке. Не слишком серьезную. Как раз под настроение.– Не слишком серьезную? – переспросила она.Для нее-то эта тема была достаточно серьезной. Интересно, знает ли он что-нибудь о ее спортивном прошлом? Лучше бы нет.– Вам, наверное, приходится просматривать кучу материалов? – предположила она.– Конечно, но это очень интересное занятие. Особенно, когда приходится брать интервью. Мне довелось беседовать со знаменитыми в прошлом спортсменами – хоккеистами, бейсболистами, боксерами. После прошлого года я решил передохнуть.– А что было в прошлом году? – поинтересовалась она.– Я писал книгу, в которой анализировал религиозные и расовые предрассудки в контексте экономических спадов и подъемов.– Серьезная проблема. Но очень любопытная… А книга уже вышла?– Выйдет в следующем месяце.– Заранее поздравляю. А в чем заключается ваша теория?– Предрассудки разного рода набирают особенную силу во время экономических кризисов. В течение многих лет люди и не подозревали об этом. История не терпит сослагательного наклонения. В периоды экономических депрессий люди начинают бояться друг друга. Свои собственные недостатки они приписывают ближним. Особенно, если этот ближний слабее и не может защититься. – Майкл готов был и дальше рассуждать на эту тему, но остановил себя. Вряд ли это так же увлекательно и для Даники. Но Майклу было очень приятно, когда Даника задала следующий вопрос.– Много книг вы написали?– Четыре.– И все они опубликованы?Он горделиво кивнул.– Вы, наверное, уже привыкли к тому, что в книжных магазинах на полках стоят ваши книги?– Вовсе нет! Я и теперь испытываю радость и гордость… И страх тоже.– Интересно, а как вы вообще начали писать? – задумчиво проговорила она. – Вы всегда знали, что станете писателем?– Сначала я вообще не думал об этом. Я сам из литературной семьи и хотел заняться чем-нибудь другим. Когда я учился в школе, то подрабатывал в архитектурной фирме, которая специализировалась по зеленым насаждениям. Садовник из меня получился никудышный, хотя я разработал для босса один неплохой проект. Потом я бросил школу и принялся колесить по стране на велосипеде. На пропитание я зарабатывал чем придется: мыл посуду, чинил компьютеры… Но настоящие деньги я заработал несколько месяцев спустя, когда отец опубликовал в журналах письма, которые я посылал домой… Потом я поступил в колледж – решил стать дипломатом. Позже в соавторстве с одним из моих преподавателей я написал работу, посвященную русской революции… Даже опыт службы во Вьетнаме пошел в дело. Мои репортажи оттуда шли у издателей нарасхват… В общем, все подталкивало меня к тому, чтобы избрать карьеру писателя, – заключил он. – Как я ни упирался…– Все-таки семья победила? – улыбнулась Даника.– Победила? – переспросил он. – Что ж, можно сказать и так. Впрочем, нет. Я несправедлив. Во всей этой истории настоящий диктатор – только мой отец, – усмехнулся он. – Остальные не виноваты.– У вас большая семья?– Два брата, сестра и отец с матушкой.– Четверо детей?.. – Даника изумленно распахнула глаза. – Вот вам было, наверное, весело в детстве!– Это точно. Спасибо нашей мамочке. Она по натуре беспечная душа. В отличие от отца, который у нас очень практичный человек. Она баловала нас, пока мы были маленькими, а когда мы подросли, нами занялся отец. Бедняжка мама, она так хотела, чтобы из нас вышло что-нибудь путное, а кончилось тем, что все мы так или иначе связали свою судьбу с писательством…– Неужели?– Ну да. Старший брат Брайс работает вместе с отцом в Нью-Йорке. Младший Кори – редактор собственного журнала, а Чилла пишет для газет футуристические статьи…– Чилла?– Да, Присцилла. Моя сестра.– Она старше вас или младше?– Старше на шесть минут, – улыбнулся Майкл.– Так вы близнецы! Подумать только! Оказывается, существует человек, как две капли воды похожий на вас?– Вообще-то мы не близнецы, – рассмеялся Майкл, – а что называется, двойняшки. И похожи друг на друга не больше, чем обычные брат и сестра. Чилла совсем другая. Она у нас очень энергичная, даже агрессивная. И обожает репортерскую работу. По сравнению с ней я – просто ангел.– Что ж, каждому свое, – рассудила Даника. – Главное, что вы хорошо делаете свое дело.– Ну, об этом вы еще не можете судить, – усмехнулся Майкл.– Я думаю, что это так, – настаивала Даника, полагаясь на свое женское чутье. – Я восхищаюсь вами: вы занимаетесь тем, что вам нравится. И добились успеха… Семья Бьюкенен может вами гордиться!Сам Майкл не был так уверен в этом. Кроме того, он понял, что Даника уже обо всем догадалась. Сейчас она свяжет фамилию Бьюкененов с газетным бизнесом, и тогда…– Майкл! Вы так и не сказали, чем именно занимается ваш отец? – заинтересованно спросила она.– А разве вы еще не поняли?Она в раздумье прикрыла глаза и опустила голову. Потом вдруг встряхнулась и расхохоталась.– Не могу в это поверить! – воскликнула она изумленно, поворачиваясь к Майклу. – Не может быть! Вы себе не представляете, как мой отец ненавидит вашего!Но она уже не хмурилась. Она решила, что не будет принимать в схватке ничью сторону.– Почему же, – улыбнулся Майкл, – прекрасно представляю. Не думаю, что они когда-нибудь встречались, но если это произойдет, я бы предпочел оказаться в этот момент где-нибудь подальше. Вот уже много лет наши газеты костят вашего отца на чем свет стоит.– Значит, вы из корпорации Бьюкененов… Просто в голове не укладывается! Ну и попали мы с вами в ситуацию! Господи, и надо же было такому случиться – дети заклятых противников становятся добрыми соседями! Вы можете в это поверить? Так вы, что – обо всем знали с самого начала? – вдруг с подозрением спросила она его.Майкл догадывался, как она воспримет это открытие, и успел подготовиться к обороне.– Когда я впервые вас увидел, я понятия об этом не имел. До тех пор, пока не переговорил с Джуди и не узнал, что ваш отец – сенатор. И, честно говоря, в тот момент мне захотелось поменять родителей… – Он взглянул ей в глаза. – Вы можете ненавидеть меня за то, что наши газеты писали о вашем отце, но вы должны знать, что я не прикладывал к этому руку. Я никогда не входил в нашу семейную корпорацию. То, что я рассказывал вам тогда на берегу о своем писательстве, было вызвано не боязнью открыть вам истину. У меня никогда не поднимется рука сделать что-то, что может причинить вам боль. Вы должны знать об этом, Даника! Вы мне верите?Она пристально смотрела на него. Он был все тот же – симпатичный человек с добрыми карими глазами и светлой копной непослушных волос. Он излучал доброту и силу… И еще в его глазах читалась затаенная печаль. Даника не могла не верить ему, она хотела ему верить!На следующий день Даника отправилась обратно в Бостон. Она чувствовала себя отдохнувшей и посвежевшей. От злости и раздражения, мучивших ее накануне, не осталось и следа. Вечером вернется Блейк, и она расскажет ему обо всем: о доме и о том, как она спала на одеялах прямо на полу.Но вот о Майкле она ему рассказывать не будет. По крайней мере, не сейчас. Майкл – ее личный друг. Это не имеет никакого отношения к бизнесу и политике. Возможно, в ней заговорил инстинкт самозащиты. К тому же Блейк не поехал, потому что решил заняться своими делами, а значит, не имеет права знать о ее делах. Глава 4 В следующий раз Даника отправилась в Мэн уже вместе с Блейком.– Все еще не могу поверить, что ты поехал со мной, – подразнивала она мужа, надеясь хоть немного его расшевелить.Она чувствовала, что у него были совсем другие планы, и он согласился поехать только ради того, чтобы не спорить с ней. Ну что ж, пусть хотя бы так. Она твердо решила, что вдали от городской суеты они с Блейком сумеют освежить свои супружеские отношения.– Мне, пожалуй, не следовало ехать, – констатировал он в своей обычной невозмутимой манере. – Когда я вернусь, мой письменный стол будет ломиться от неразобранных деловых бумаг. Я не имею права позволить себе роскошь безделья.– Мы вырвались всего на три дня, – возразила она. – Ты заслужил небольшой отдых, ведь ты и так слишком много работаешь. Я уж и не помню, когда ты в последний раз отдыхал.– Мне хватило бы и двух дней выходных, чтобы восстановить силы.– Но двух дней слишком мало для такой дальней поездки, Блейк! К тому же теперь до самого июня у нас не будет свободного времени: начнутся приемы, ужины… Не говоря уж о твоей работе в предвыборной кампании…– А тебе это по-прежнему безразлично? – поинтересовался он.– Нет, что ты… – нарочито оживленно воскликнула Даника.Она честно старалась убедить себя в том, что Блейк должен участвовать в предвыборной кампании Джексона Клейвлинга. Тут и спорить было не о чем. Впрочем, они с Блейком вообще никогда не спорили и не ссорились. Они «дискутировали», и если Блейку требовалось ее в чем-либо убедить, то это не составляло для него особого труда. Что касается обиды, то она постепенно забывалась. Так было всегда. В конце концов, Даника всей душой хотела быть для Блейка хорошей женой…– Если для тебя это важно, то это важно и для меня, – сказала она. – Только удивляюсь, с каких это пор тебя стала привлекать подобная деятельность – эти бесконечные похлопывания по плечу, рукопожатия…– Это бизнес. – Он бросил на нее быстрый взгляд. – Пора тебе это понять. Интересно, что бы ответил тебе на это твой отец?!– Я никогда не говорю с ним о таких вещах. Кроме того, для него это всегда было главным делом жизни. Сколько я себя помню, он занимался политикой, и мать всегда с этим мирилась. Но, пойми, я совсем не мечтала о том, чтобы ты тоже занимался политикой.– Когда мы познакомились, я уже занимался политикой. Надеюсь, ты не забыла?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47