Достойный сайт https://Wodolei.ru
Ты нарочно навела на нас этого шакала?
Никогда я еще не видел, чтобы из человека можно было так быстро вышибить слезу. Глаза Ники стремительно наполнились влагой.
– Что? – ослабевшим голосом спросила она, моргнула, и тяжелая слеза скатилась по щеке. – Ничего я нарочно не делала! Я хотела как лучше! Я для вас старалась!
– Плохо старалась, – смягчился я. – Говорила, что у тебя много знакомых матросов, а свела меня с самой последней сволочью.
– Я его не знала, – покачала головой девчонка, прикладывая худые руки к груди. – Он стоял в стороне и слушал, как я уговаривала своих знакомых плыть на Комайо. Потом отвел меня в сторону и сказал, чтобы я привела к нему клиента… Я хотела помочь!
Дик не выдержал первым, встал, подошел к ней и опустил руку ей на плечо.
– Хватит добавлять в океан соли! Пойди умой лицо и приготовь нам что-нибудь поесть. А мы подумаем, что с тобой делать.
Ника послушно кивнула и пошла в кают-компанию.
Мы с Диком переглянулись. Вакуэро своим взглядом дал мне понять, что отдает мне все бразды правления, признает во мне капитана яхты и ждет указаний. Я так и застыл с открытым ртом, не успев задать вопрос: «Что будем делать, дружище?»
Яхта тихо покачивалась на волнах и медленно дрейфовала в сторону собственной тени. Вокруг нас простиралась океанская пустыня. Горизонт, слегка смазанный легкой дымкой, был ровным, словно его прочертили синим карандашом по линейке. Большими кругами над мачтой кружилась пара чаек. Птицы склоняли головы набок, высматривая на палубе что-нибудь съестное. Говорят, что чайки – верный признак близости земли. Но близость эта была относительна. За ночь яхта успела выйти из устья Гуаяса и с попутным ветром пробороздила не меньше восьмидесяти миль по океану.
Я с досадой покачал головой и сплюнул за борт. Эта Ника теперь – как заноза в теле. Возвращаться из-за нее на берег значило потерять еще сутки. К тому же мы здорово рисковали нарваться на береговую охрану, которой пришлось бы объяснять причину отсутствия на яхте хозяина, что повлекло бы весьма неприятные последствия. Но тащить Нику с собой на Комайо было просто безумием.
– Плывем назад, – сказал я и, демонстрируя покорность перед этим неразумным решением, лег на палубу и натянул на лицо шкаторину паруса, сложенного под мачтой гармошкой.
– Между прочим, – произнес Дик, – мы обязаны Нике жизнью.
– И что прикажешь теперь делать? – пробурчал я из-под паруса.
– Определить, где мы находимся, – ответил Дик, закуривая сигару. – Затем проложить курс на Комайо и поднять паруса.
Знал бы он, какая гора свалилась с моих плеч!
Глава 34
Мне пришлось искать в завалах своей памяти знания по кораблевождению, разбираться в предназначении такелажа и системе управления парусами, в который раз убеждаясь в том, что в жизни надо знать понемногу обо всем. Больше всего меня пугало ориентирование, так как секстантом я никогда не пользовался и не знал, как к нему подступиться. К счастью, необходимость в этом отпала. Когда я зашел в кокпит, то увидел, что яхта была оснащена новейшим радиооборудованием, в том числе армейским прибором глобальной системы ориентации GSP, которым я научился пользоваться еще во время службы в спецназе. С его помощью можно было определить свое местонахождение с точностью до пятидесяти метров, что я и сделал в считанные минуты.
Хуже обстояло дело с навигацией. Я знал точные координаты Комайо, но проложить к нему курс с учетом поправок на ветер, течения и волнения не умел – вдоль крымских берегов, где я плавал на своей яхте, необходимости в детальной навигации не было. После нескольких попыток что-то изобразить на морской карте я закинул в угол линейку и карандаш и решил огород не городить, а плыть по компасу, два-три раза в сутки определяя свое местонахождение и делая поправки.
Зато с парусами у меня проблем не было, и я поднял все вооружение. Яхта, слегка накренившись, резво заскользила по воде, разрезая носом волны. Я скорректировал курс по компасу и закрепил румпель веревкой. С этой минуты расстояние между нами и островом Комайо стало сокращаться.
Очень скоро как-то сама по себе сложилась наша команда. Непутевое существо или неразумное дитя, как я мысленно называл Нику, занималось стряпней, хотя привередливому Дику страшно не нравилось, как она готовит. Зато он нашел чем убивать время и подолгу объяснял девушке, как надо готовить спагетти, чтобы они не слипались, или перечислял ингредиенты для чесночного соуса, которым следовало поливать баночные сосиски. В перерывах между уроками кулинарии он дотошно выяснял у Ники, где она родилась, кто ее родители и какому великому делу она намерена посвятить свою жизнь.
В этом воспитательном процессе я участия не принимал, решив, что одного опекуна для Ники вполне достаточно, но в часы вынужденного безделья с интересом слушал ответы Ники, сидя в шезлонге в тени парусов.
Девушка спала во второй каюте, и самым забавным было то, что Дик, уподобляясь строгому отцу пуританских нравов, каждый вечер, ровно в девять часов, провожал Нику до двери каюты и, помахивая пальцем, предупреждал:
– Чтоб через минуту уже спала! И никаких ночных прогулок по палубе!
После чего он прихватывал с собой бутылку, поднимался наверх и, устроившись на носу у самого бушприта, долго и безотрывно смотрел в ночное море.
С того момента, как мы с Владом вылетели из Внукова в Кито и началась вся дальнейшая свистопляска, не было прекраснее дней, проведенных на яхте. Измотанные нервы получили тайм-аут. У меня появились время и возможность отоспаться, остыть и на свежую голову осмыслить все то, что со мной случилось. Величественные океан и одиночество способствовали тому, что голова наполнялась философскими мыслями о жизни и смерти, добре и зле. Мне казалось, что нечто подобное испытывают и мои спутники. Дик вдруг стал интересоваться религией и часто задавал мне вопросы о боге, хотя я вовсе не был крупным специалистом в области теологии. А Нику океан вообще преобразил. Куда девалась ее неуклюжесть, которая делала ее похожей на подростка? В ее движениях появилась какая-то очаровательная грациозность и плавность, а в глазах – тайна и лукавство, и я иной раз ловил себя на том, что, вопреки своей воле, любуюсь ею.
С погодой нам везло. Только на третий день плавания на горизонте появились перистые облака и усилился ветер, который не позволял яхте идти самостоятельно, и мы с Диком, сменяя друг друга, ни на минуту не выпускали румпель из рук. Правда, к полудню небо опять расчистилось и ветер угомонился.
Мы не были озабочены проблемами, и мне порой казалось, что Дик соскучился по ним, создавая их искусственно.
– Сколько можно повторять, – ворчал он за обедом, из-под насупленных бровей глядя на Нику. – Капитану положено подавать тарелку первому! Придется после обеда заняться с тобой изучением морского этикета.
И в самом деле занялся. Где он понахватался этого – я затруднялся ответить. Из вечно растрепанного и взбалмошного вакуэро мой друг превратился в терпеливого учителя и не меньше двух часов растолковывал Нике, как надо сервировать стол, где должны лежать вилки, ножи, бокалы и салфетки.
Или вдруг ему взбрело в голову заняться генеральной уборкой яхты.
– Сегодня будем драить палубу, – объявил он Нике. – Неси ведро, швабру и мыло.
Девушка принесла ведро и швабру, но мыла не нашла, и Дик вместе с ней несколько часов кряду обыскивал яхту, начиная с трюма и заканчивая кокпитом.
Яхта, к слову, сверкала девственной чистотой и вовсе не нуждалась в том, чтобы ее намыливали, но я не вмешивался в причуды Дика, догадываясь, что в душе этого человека живет неосознанное желание воспитывать своего ребенка.
Мы пребывали в полной гармонии с океаном, и затишье было хоть и обманчивым и недолговременным, все же оно дало возможность мне и Дику перевести дух и подготовиться к встрече с островом.
На пятый день, как мы и планировали, на горизонте показался темно-синий контур земли. Мы убрали паруса, кинули за борт плавучий якорь и, встав на носу, долго всматривались в призрачный силуэт.
– К берегу пристанем ночью, – сказал я и вполголоса добавил: – Хотя не думаю, что это нам поможет.
В поведении Ники появилась какая-то странная нетерпеливость. Она расстроилась, что высадка на остров откладывается до ночи. Казалось, она приехала к себе домой – вот он, совсем рядом, в десяти километрах, но приходится ждать еще несколько утомительных часов.
– Ты торопишься на берег? – спросил я ее, когда Ника, затаив дыхание, смотрела на остров в бинокль.
– Нет, – не совсем искренне ответила она, отрывая окуляры от глаз. – Зачем мне туда торопиться?.. Просто интересно.
– А не страшно?
– Немного страшно.
– Зачем тогда забралась на яхту? – назидательным голосом вставил Дик. – Бродила бы сейчас по берегу с подругами или с китобойцами гонялась бы за дичью.
Быстро стемнело. Я погасил сигнальные огни. В сумерках не хотелось говорить громко, и мы, сидя на палубе, невольно перешли на шепот, а потом и вовсе замолчали. Все вокруг нас погрузилось в непроглядную темноту. Остров растворился в ночи и ничем не выдавал себя.
– Что-то сегодня не горят глаза белых червей, – зевнув, сказал Дик.
– Рано, – едва слышно отозвалась Ника.
– Ну да! – согласился Дик. – Черви живут строго по часам.
Я поднялся с шезлонга и ухватился за снасть. Яхта, распустив паруса, медленно и бесшумно двинулась к острову. Я определял направление движения по компасу. Золотистая стрелка с подсветкой покачивалась напротив буквы N. Вода тихо журчала вдоль бортов. Паруса лениво трепыхались на слабом ветру. Дик, стоя на носу, чиркнул зажигалкой, поднес пламя к сигаре, но вдруг ухватился за штаг и свесил туловище за борт.
– Стой! – крикнул он. – Долой паруса! Человек за бортом!
Глава 35
Пока я убирал стаксель и грот, яхта успела проплыть еще с десяток метров, и Дик с пробковым кругом в руках пробежал по палубе от носа до кормы, крикнул: «Держи!» – и швырнул круг в воду.
В океане даже ночью не бывает абсолютной темноты, и все же я не сразу разглядел человека за бортом, удивляясь необыкновенной остроте зрения вакуэро. Дик стащил с себя майку, прыгнул в воду, сделал несколько шумных гребков, и только тогда я увидел совершенно лысую голову человека, запрокинутую лицом вверх. Мне показалось, что это всплывший на поверхность утопленник, потому как он не пытался приблизиться к кругу, плавающему рядом. Но едва Дик подплыл к нему, как «утопленник» ожил и схватился за его шею.
– Эй, эй! Полегче! – крикнул Дик, едва не уйдя под воду с головой. – За круг хватайся!
Я намотал на руку конец веревки, привязанный к кругу, готовый тянуть на себя, но Дику никак не удавалось заставить «утопленника» схватиться или, на крайний случай, лечь грудью на круг.
– Это женщина, – прошептала стоящая рядом со мной Ника.
Сначала я подумал, что девушка ошиблась, но когда Дику все же удалось заарканить лысого кругом и я подтащил обоих к корме, то убедился, что Ника, как это ни странно, была права.
Не без труда мы с Диком втащили на корму молодую женщину со скуластым лицом, с бритой наголо головой, одетую в голубые просторные шорты и голубую мужскую рубаху из хлопка. Как она оказалась в океане и долго ли пробыла в воде, мы могли узнать только из ее слов, но женщина была настолько слаба, что ни передвигаться самостоятельно, ни отвечать на наши вопросы не могла.
– Найди сухую одежду и подогрей рома! – сказал я Нике.
Мы перенесли несчастную в кают-компанию и уложили на диван. Дик зажег свет. Из-за лысой головы и мертвенно-бледного лица женщина напоминала гипсовый манекен, который выставляют в витринах магазинов одежды. Я взял ее холодную и тонкую руку за запястье. Пульс едва прослушивался.
Ника принесла шерстяное одеяло и накрыла незнакомку. Я взял стакан горячего рома и осторожно влил несколько капель ей в рот. Я не стал произносить вслух свои прогнозы, но Ника и Дик все поняли по моим глазам.
– Вы меня слышите? – спросил я, склонившись над ее лицом.
– Мамочка… – едва слышно прошептала незнакомка.
– Что? – покрутил головой Дик. – Что она сказала?
– Я мамочка… – повторила женщина. – Я… не хочу, чтобы отобрали…
– Откуда вы? – громче спросил я, чувствуя, что начавшийся бред может стать последними словами несчастной. – Почему вы оказались в воде?
– Комайо… – одними губами произнесла женщина. – Не хочу, чтобы…
– Что значит «мамочка»? – спросил Дик, словно я или Ника могли дать исчерпывающий ответ. – Это что – имя?
– Раздень ее и разотри водкой, – сказал я Нике и повернулся к Дику. – Идем поставим паруса.
– Не нравится мне эта предвестница, – сказал Дик и поправил рукоятку револьвера, торчащую за поясом. – Как ты думаешь, она свалилась с какого-нибудь корабля или просто слишком далеко заплыла от острова?
– Не знаю, – ответил я, налегая на снасть и с тревогой поглядывая в темноту. Закружились такелажные блоки, пропуская вокруг себя веревку, с мелодичным звоном раксов взметнулся вверх парус.
– Что там? – спросил Дик, глядя туда же, куда смотрел я.
На этот раз его зрение проиграло моему. В темноте медленно двигался конусообразный луч, падающий отвесно на поверхность воды и высвечивающий круг. Источник света, ровно двигаясь на небольшой высоте, быстро приближался к нам.
– НЛО!! – вскричал Дик, зачем-то хватая меня за плечо, хотя я и без этого все достаточно хорошо видел.
– Вертолет, – поправил я, и тотчас до нас долетел рокот мотора.
– Эй, сюда! – негромко крикнула нам Ника, высунув голову из люка. – Она умерла!
Мы с Диком кинулись по лестнице вниз. Несчастная лежала под простыней, и на ее лице отпечатался след предсмертной агонии. Ника отвернула край простыни и молча показала на посиневшую язву под мышкой, как раз на уровне груди.
– Это пулевая рана, – произнес я.
Дик и Ника одновременно кинули на меня вопросительные взгляды.
– А ты не ошибаешься? – с сомнением спросил вакуэро.
– В чем-либо другом мог бы и ошибиться, – ответил я, выключая свет. – А сейчас быстро все наверх!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Никогда я еще не видел, чтобы из человека можно было так быстро вышибить слезу. Глаза Ники стремительно наполнились влагой.
– Что? – ослабевшим голосом спросила она, моргнула, и тяжелая слеза скатилась по щеке. – Ничего я нарочно не делала! Я хотела как лучше! Я для вас старалась!
– Плохо старалась, – смягчился я. – Говорила, что у тебя много знакомых матросов, а свела меня с самой последней сволочью.
– Я его не знала, – покачала головой девчонка, прикладывая худые руки к груди. – Он стоял в стороне и слушал, как я уговаривала своих знакомых плыть на Комайо. Потом отвел меня в сторону и сказал, чтобы я привела к нему клиента… Я хотела помочь!
Дик не выдержал первым, встал, подошел к ней и опустил руку ей на плечо.
– Хватит добавлять в океан соли! Пойди умой лицо и приготовь нам что-нибудь поесть. А мы подумаем, что с тобой делать.
Ника послушно кивнула и пошла в кают-компанию.
Мы с Диком переглянулись. Вакуэро своим взглядом дал мне понять, что отдает мне все бразды правления, признает во мне капитана яхты и ждет указаний. Я так и застыл с открытым ртом, не успев задать вопрос: «Что будем делать, дружище?»
Яхта тихо покачивалась на волнах и медленно дрейфовала в сторону собственной тени. Вокруг нас простиралась океанская пустыня. Горизонт, слегка смазанный легкой дымкой, был ровным, словно его прочертили синим карандашом по линейке. Большими кругами над мачтой кружилась пара чаек. Птицы склоняли головы набок, высматривая на палубе что-нибудь съестное. Говорят, что чайки – верный признак близости земли. Но близость эта была относительна. За ночь яхта успела выйти из устья Гуаяса и с попутным ветром пробороздила не меньше восьмидесяти миль по океану.
Я с досадой покачал головой и сплюнул за борт. Эта Ника теперь – как заноза в теле. Возвращаться из-за нее на берег значило потерять еще сутки. К тому же мы здорово рисковали нарваться на береговую охрану, которой пришлось бы объяснять причину отсутствия на яхте хозяина, что повлекло бы весьма неприятные последствия. Но тащить Нику с собой на Комайо было просто безумием.
– Плывем назад, – сказал я и, демонстрируя покорность перед этим неразумным решением, лег на палубу и натянул на лицо шкаторину паруса, сложенного под мачтой гармошкой.
– Между прочим, – произнес Дик, – мы обязаны Нике жизнью.
– И что прикажешь теперь делать? – пробурчал я из-под паруса.
– Определить, где мы находимся, – ответил Дик, закуривая сигару. – Затем проложить курс на Комайо и поднять паруса.
Знал бы он, какая гора свалилась с моих плеч!
Глава 34
Мне пришлось искать в завалах своей памяти знания по кораблевождению, разбираться в предназначении такелажа и системе управления парусами, в который раз убеждаясь в том, что в жизни надо знать понемногу обо всем. Больше всего меня пугало ориентирование, так как секстантом я никогда не пользовался и не знал, как к нему подступиться. К счастью, необходимость в этом отпала. Когда я зашел в кокпит, то увидел, что яхта была оснащена новейшим радиооборудованием, в том числе армейским прибором глобальной системы ориентации GSP, которым я научился пользоваться еще во время службы в спецназе. С его помощью можно было определить свое местонахождение с точностью до пятидесяти метров, что я и сделал в считанные минуты.
Хуже обстояло дело с навигацией. Я знал точные координаты Комайо, но проложить к нему курс с учетом поправок на ветер, течения и волнения не умел – вдоль крымских берегов, где я плавал на своей яхте, необходимости в детальной навигации не было. После нескольких попыток что-то изобразить на морской карте я закинул в угол линейку и карандаш и решил огород не городить, а плыть по компасу, два-три раза в сутки определяя свое местонахождение и делая поправки.
Зато с парусами у меня проблем не было, и я поднял все вооружение. Яхта, слегка накренившись, резво заскользила по воде, разрезая носом волны. Я скорректировал курс по компасу и закрепил румпель веревкой. С этой минуты расстояние между нами и островом Комайо стало сокращаться.
Очень скоро как-то сама по себе сложилась наша команда. Непутевое существо или неразумное дитя, как я мысленно называл Нику, занималось стряпней, хотя привередливому Дику страшно не нравилось, как она готовит. Зато он нашел чем убивать время и подолгу объяснял девушке, как надо готовить спагетти, чтобы они не слипались, или перечислял ингредиенты для чесночного соуса, которым следовало поливать баночные сосиски. В перерывах между уроками кулинарии он дотошно выяснял у Ники, где она родилась, кто ее родители и какому великому делу она намерена посвятить свою жизнь.
В этом воспитательном процессе я участия не принимал, решив, что одного опекуна для Ники вполне достаточно, но в часы вынужденного безделья с интересом слушал ответы Ники, сидя в шезлонге в тени парусов.
Девушка спала во второй каюте, и самым забавным было то, что Дик, уподобляясь строгому отцу пуританских нравов, каждый вечер, ровно в девять часов, провожал Нику до двери каюты и, помахивая пальцем, предупреждал:
– Чтоб через минуту уже спала! И никаких ночных прогулок по палубе!
После чего он прихватывал с собой бутылку, поднимался наверх и, устроившись на носу у самого бушприта, долго и безотрывно смотрел в ночное море.
С того момента, как мы с Владом вылетели из Внукова в Кито и началась вся дальнейшая свистопляска, не было прекраснее дней, проведенных на яхте. Измотанные нервы получили тайм-аут. У меня появились время и возможность отоспаться, остыть и на свежую голову осмыслить все то, что со мной случилось. Величественные океан и одиночество способствовали тому, что голова наполнялась философскими мыслями о жизни и смерти, добре и зле. Мне казалось, что нечто подобное испытывают и мои спутники. Дик вдруг стал интересоваться религией и часто задавал мне вопросы о боге, хотя я вовсе не был крупным специалистом в области теологии. А Нику океан вообще преобразил. Куда девалась ее неуклюжесть, которая делала ее похожей на подростка? В ее движениях появилась какая-то очаровательная грациозность и плавность, а в глазах – тайна и лукавство, и я иной раз ловил себя на том, что, вопреки своей воле, любуюсь ею.
С погодой нам везло. Только на третий день плавания на горизонте появились перистые облака и усилился ветер, который не позволял яхте идти самостоятельно, и мы с Диком, сменяя друг друга, ни на минуту не выпускали румпель из рук. Правда, к полудню небо опять расчистилось и ветер угомонился.
Мы не были озабочены проблемами, и мне порой казалось, что Дик соскучился по ним, создавая их искусственно.
– Сколько можно повторять, – ворчал он за обедом, из-под насупленных бровей глядя на Нику. – Капитану положено подавать тарелку первому! Придется после обеда заняться с тобой изучением морского этикета.
И в самом деле занялся. Где он понахватался этого – я затруднялся ответить. Из вечно растрепанного и взбалмошного вакуэро мой друг превратился в терпеливого учителя и не меньше двух часов растолковывал Нике, как надо сервировать стол, где должны лежать вилки, ножи, бокалы и салфетки.
Или вдруг ему взбрело в голову заняться генеральной уборкой яхты.
– Сегодня будем драить палубу, – объявил он Нике. – Неси ведро, швабру и мыло.
Девушка принесла ведро и швабру, но мыла не нашла, и Дик вместе с ней несколько часов кряду обыскивал яхту, начиная с трюма и заканчивая кокпитом.
Яхта, к слову, сверкала девственной чистотой и вовсе не нуждалась в том, чтобы ее намыливали, но я не вмешивался в причуды Дика, догадываясь, что в душе этого человека живет неосознанное желание воспитывать своего ребенка.
Мы пребывали в полной гармонии с океаном, и затишье было хоть и обманчивым и недолговременным, все же оно дало возможность мне и Дику перевести дух и подготовиться к встрече с островом.
На пятый день, как мы и планировали, на горизонте показался темно-синий контур земли. Мы убрали паруса, кинули за борт плавучий якорь и, встав на носу, долго всматривались в призрачный силуэт.
– К берегу пристанем ночью, – сказал я и вполголоса добавил: – Хотя не думаю, что это нам поможет.
В поведении Ники появилась какая-то странная нетерпеливость. Она расстроилась, что высадка на остров откладывается до ночи. Казалось, она приехала к себе домой – вот он, совсем рядом, в десяти километрах, но приходится ждать еще несколько утомительных часов.
– Ты торопишься на берег? – спросил я ее, когда Ника, затаив дыхание, смотрела на остров в бинокль.
– Нет, – не совсем искренне ответила она, отрывая окуляры от глаз. – Зачем мне туда торопиться?.. Просто интересно.
– А не страшно?
– Немного страшно.
– Зачем тогда забралась на яхту? – назидательным голосом вставил Дик. – Бродила бы сейчас по берегу с подругами или с китобойцами гонялась бы за дичью.
Быстро стемнело. Я погасил сигнальные огни. В сумерках не хотелось говорить громко, и мы, сидя на палубе, невольно перешли на шепот, а потом и вовсе замолчали. Все вокруг нас погрузилось в непроглядную темноту. Остров растворился в ночи и ничем не выдавал себя.
– Что-то сегодня не горят глаза белых червей, – зевнув, сказал Дик.
– Рано, – едва слышно отозвалась Ника.
– Ну да! – согласился Дик. – Черви живут строго по часам.
Я поднялся с шезлонга и ухватился за снасть. Яхта, распустив паруса, медленно и бесшумно двинулась к острову. Я определял направление движения по компасу. Золотистая стрелка с подсветкой покачивалась напротив буквы N. Вода тихо журчала вдоль бортов. Паруса лениво трепыхались на слабом ветру. Дик, стоя на носу, чиркнул зажигалкой, поднес пламя к сигаре, но вдруг ухватился за штаг и свесил туловище за борт.
– Стой! – крикнул он. – Долой паруса! Человек за бортом!
Глава 35
Пока я убирал стаксель и грот, яхта успела проплыть еще с десяток метров, и Дик с пробковым кругом в руках пробежал по палубе от носа до кормы, крикнул: «Держи!» – и швырнул круг в воду.
В океане даже ночью не бывает абсолютной темноты, и все же я не сразу разглядел человека за бортом, удивляясь необыкновенной остроте зрения вакуэро. Дик стащил с себя майку, прыгнул в воду, сделал несколько шумных гребков, и только тогда я увидел совершенно лысую голову человека, запрокинутую лицом вверх. Мне показалось, что это всплывший на поверхность утопленник, потому как он не пытался приблизиться к кругу, плавающему рядом. Но едва Дик подплыл к нему, как «утопленник» ожил и схватился за его шею.
– Эй, эй! Полегче! – крикнул Дик, едва не уйдя под воду с головой. – За круг хватайся!
Я намотал на руку конец веревки, привязанный к кругу, готовый тянуть на себя, но Дику никак не удавалось заставить «утопленника» схватиться или, на крайний случай, лечь грудью на круг.
– Это женщина, – прошептала стоящая рядом со мной Ника.
Сначала я подумал, что девушка ошиблась, но когда Дику все же удалось заарканить лысого кругом и я подтащил обоих к корме, то убедился, что Ника, как это ни странно, была права.
Не без труда мы с Диком втащили на корму молодую женщину со скуластым лицом, с бритой наголо головой, одетую в голубые просторные шорты и голубую мужскую рубаху из хлопка. Как она оказалась в океане и долго ли пробыла в воде, мы могли узнать только из ее слов, но женщина была настолько слаба, что ни передвигаться самостоятельно, ни отвечать на наши вопросы не могла.
– Найди сухую одежду и подогрей рома! – сказал я Нике.
Мы перенесли несчастную в кают-компанию и уложили на диван. Дик зажег свет. Из-за лысой головы и мертвенно-бледного лица женщина напоминала гипсовый манекен, который выставляют в витринах магазинов одежды. Я взял ее холодную и тонкую руку за запястье. Пульс едва прослушивался.
Ника принесла шерстяное одеяло и накрыла незнакомку. Я взял стакан горячего рома и осторожно влил несколько капель ей в рот. Я не стал произносить вслух свои прогнозы, но Ника и Дик все поняли по моим глазам.
– Вы меня слышите? – спросил я, склонившись над ее лицом.
– Мамочка… – едва слышно прошептала незнакомка.
– Что? – покрутил головой Дик. – Что она сказала?
– Я мамочка… – повторила женщина. – Я… не хочу, чтобы отобрали…
– Откуда вы? – громче спросил я, чувствуя, что начавшийся бред может стать последними словами несчастной. – Почему вы оказались в воде?
– Комайо… – одними губами произнесла женщина. – Не хочу, чтобы…
– Что значит «мамочка»? – спросил Дик, словно я или Ника могли дать исчерпывающий ответ. – Это что – имя?
– Раздень ее и разотри водкой, – сказал я Нике и повернулся к Дику. – Идем поставим паруса.
– Не нравится мне эта предвестница, – сказал Дик и поправил рукоятку револьвера, торчащую за поясом. – Как ты думаешь, она свалилась с какого-нибудь корабля или просто слишком далеко заплыла от острова?
– Не знаю, – ответил я, налегая на снасть и с тревогой поглядывая в темноту. Закружились такелажные блоки, пропуская вокруг себя веревку, с мелодичным звоном раксов взметнулся вверх парус.
– Что там? – спросил Дик, глядя туда же, куда смотрел я.
На этот раз его зрение проиграло моему. В темноте медленно двигался конусообразный луч, падающий отвесно на поверхность воды и высвечивающий круг. Источник света, ровно двигаясь на небольшой высоте, быстро приближался к нам.
– НЛО!! – вскричал Дик, зачем-то хватая меня за плечо, хотя я и без этого все достаточно хорошо видел.
– Вертолет, – поправил я, и тотчас до нас долетел рокот мотора.
– Эй, сюда! – негромко крикнула нам Ника, высунув голову из люка. – Она умерла!
Мы с Диком кинулись по лестнице вниз. Несчастная лежала под простыней, и на ее лице отпечатался след предсмертной агонии. Ника отвернула край простыни и молча показала на посиневшую язву под мышкой, как раз на уровне груди.
– Это пулевая рана, – произнес я.
Дик и Ника одновременно кинули на меня вопросительные взгляды.
– А ты не ошибаешься? – с сомнением спросил вакуэро.
– В чем-либо другом мог бы и ошибиться, – ответил я, выключая свет. – А сейчас быстро все наверх!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55