https://wodolei.ru/catalog/unitazy/Gustavsberg/
Т.е. у человека есть жажда, по отношению к социуму, отомстить за унижение, пережитое в молодости, в детстве, унижение, когда мной бесконечно командовали, когда я не имел собственной воли: что скажут родители, что скажут учителя, что скажут взрослые, что скажет государство, которое лишает меня до восемнадцати лет всех гражданских прав, и так далее. Государство решает, взрослый я или нет. А почему в восемнадцать? Один и в двадцать лет инфантильный, а другой в четырнадцать уже самостоятельный человек. За это унижение, которое испытывает индивидуальность, личность, самость, хочется быстро-быстро отомстить. Ну, я беру крайние слова из фрейдистского репертуара, или не отомстить, скажем, а компенсировать. И поэтому очень легко ловятся в эту ловушку, когда слышат: "Ну, все! Поздравляем тебя, ты уже взрослый! Вот тебе аттестат, не успешной учебы, а зрелости. Вот тебе диплом – это профессия на всю жизнь".
Аркадий: "Созрел? Падай!"
Игорь: Да. "Созрел? Падай!" Правильно, как в том анекдоте про психов. И тогда начинается обвальное падение, т.е. я – взрослый, и поэтому могу уже брать у социума: "Дайте мне то, что я заработал! Дайте мне то, что мне положено! Какое рождение, какая самость, какое самосознание? Дайте, дайте, дайте… Этого у меня еще нет и этого нет, того нет и другого. .." И все. А потом – пых… Вот я был на семинаре, приезжали канадские христиане-миллионеры нас духовно просветить и заманивали на том, что, вот, они миллионеры, но хорошие, можно бизнес совместный, если душа зовет. И один рассказывал о том, что он до пятидесяти лет никого не видел. В детстве у него была идея не быть бедным, и он этого добился. Но когда он добился и оглянулся вокруг, то выяснилось, что дети выросли без него – это совершенно чужие люди, которых он не понимает и они его не понимают, жена – это кто? – надо знакомиться заново, в душе пустота, никакого смысла. Он достиг цели, а ради чего? Как тот йог, который решил подняться повыше в горы, чтобы сделать медитацию поближе к Богу. И он лез-лез на эту гору и так надорвался, что когда залез, то не мог вспомнить, зачем он лез. Так и эти миллионеры. Зачем? И тогда они хватаются за эти дела, христианство у них очень простое, как вы знаете, оно умещается в четыре основных правила и в восемь дополнительных на четырех маленьких листочках. Приняли они Христа и проповедуют по всему миру. Отпуск свой портят, едут в Африку, студентам проповедуют, т.е. начинают набирать духовную территорию, потому что социальная у них уже есть, они члены какого-то совета директоров в Канаде. Убожество полное: выходит на трибуну миллионер, член совета директоров, грамотный бизнесмен, елки-палки, казалось бы, взрослый человек, выходит и вдруг превращается в шести-восьмилетнего ребенка и начинает нам говорить: "Я принял Христа в свое сердце… Четыре правила помогли мне…" Понимаете? Законченные люди. Один молодой малоспособный артист, только что закончивший театральный институт, мне сказал: "Я – законченный человек и законченный артист, что вы тут мне "учиться и учиться", я уже выучился!" Вы смеетесь, но в один прекрасный день, в тот самый день, когда духовный искатель исчезает в глубинах утробы, он говорит сам себе: "Все, я уже взрослый, я уже выучился, я добился, я достиг, я готов, я – готовое блюдо". И все. Все. "Первый срок отсидел я в утробе – ничего там хорошего нет…" Не повезло парню, с одной стороны, а, с другой стороны, ему хочется вылезти оттуда. И задача традиции, помощь традиции в том, что для тех, кто хочет и слышит, помочь захотеть и совершить это – вылезти из утробы. Но для этого нужно сказать себе: "Я совершенно еще не готов, я – младенец". Все это детские игры. Все то, что мы привычно называем словом "жизнь", все это детская игра с очень простыми правилами, если вы уже вылезли из утробы. Тогда вы все это видите и понимаете, что все это просто. Ну, как в утробе: захотел и получил. Но в социальной утробе между "захотел" и "получил" есть: "сделай то, что мы хотим, и ты получишь то, что хочешь ты", и поехали. Все.
Аркадий: В этом плане интересна игра, которую играют знаменитости, скажем, артисты или художники. Для того чтобы стать знаменитостью, ты должен войти в компанию знаменитостей, т.е. ты должен стать их…
Игорь: Лечь под них, если по-простому. Тут простая штука, социальный гипноз, что нужно обязательно быть кому-то нужным. Что за ахинея? Совершенно бредовая идея, что я буду нормально себя чувствовать, когда кому-то нужен. Это как под гипнозом у Кашпировского: "Ты будешь хорошо чувствовать себя тогда, когда почувствуешь, что нужен людям!" В качестве пищи, наверное, ты будешь себя хорошо чувствовать, когда тебя будут кушать, потому что ты будешь очень нужен людям. Это же бредовая идея, что человек прежде всего должен быть нужен. Кому нужен? Ведь проблема у человека в том, чтобы он был нужен сам себе, и другой-то проблемы нет. Ну, элементарная психология: если человек не любит сам себя, то не может любить другого. Дети Штирлицев, на минутку встаньте. Я сам дитя Штирлица, я собираюсь организовать союз детей Штирлицев, потому что все они одинаковы. Они лишены безусловной материнской любви, потому что мать-Штирлиц, во-первых, все время ставит своим родным детям условия, при которых она будет их любить, и она обязательно одновременно и папа. Я говорю в данном случае о Штирлицах как об образе, они наиболее ярко выделяются. Во-вторых, они все время выживаются из дому, т.е. дети Штирлицев, как правило, социально активны. И третье – они не умеют любить, но зато умеют быть нужными. Кнопки, случайности рождения. И очень многие люди не умеют любить, а умеют быть нужными. Вот, они ходят и себя предлагают: "Кому я нужен? Люди, ау, кому я нужен?" А себе-то ты нужен? И художник такой же. Ему говорят: "Твое творчество должно быть кому-то нужно, хотя бы твоим коллегам, чтобы вы друг друга между собой делили". Как это было в Советском Союзе, когда подпольные миллионеры продавали друг другу бриллианты. Они продавали друг другу один и тот же бриллиант, а что же еще с ним делать? Надеть нельзя, выставить, похвастаться – нельзя. Между собой у них это происходило. Поэтому, если у тебя нет своего мира, ты рано или поздно станешь социальной проституткой.
Аркадий: Приспособленцем.
Игорь: Нет, проституткой. Потому что ты продашь себя. За то, что тебе даст социум, те люди, которым ты станешь нужным. Как в том анекдоте: "Главное, милочка, не суетиться под клиентом". А мы очень суетимся под социумом. Мы под ним, во-первых, потому что мы невежественные люди, мы его боимся, потому что не знаем, хотя это примитивная штука. Здесь же не надо особых мозгов, главное, разучить основные правила этой игры и понять, как эта штука действует. Вон, самаритяне сидят, они прекрасно это знают. Я на них смотрю и просто любуюсь. Особенно вот этот, белобрысый. Смотришь на него и думаешь: " Ну что это для него сложности, что ли? Тьфу ему это все!" Молодец. У него же свободное время появляется для духовных страданий. Глядишь, из этого что-нибудь вырастет. А вдруг он захочет себя найти? Потому что у него нет уже позиции "дайте", он уже все взял. Он знает, что ничего не дадут. Не обязательно же быть нужным, можно просто самому все взять. Грамотно. Можно на этой машине, как говорил Гурджиев, ехать куда надо. Машина-то прекрасная, зачем ее ломать? Сел и едь, куда тебе надо. На духовные беседы над озером. Так и социум. Если вы понимаете, что это утроба, что это временное место, где вы просто вырасти должны и вылезти дальше, родиться, то вы чувствуете себя весело.
Аркадий: Игорь, извини, но мне кажется, что ты куда-то уже улетел.
Игорь: Я улетел, но я знаю, куда я улетел. Сейчас, подожди минутку, потом перебьешь. Еще раз повторяю, заостряю, уточняю. Если ты уже понял, что то, что в социуме называется жизнью, это временное место, где я должен вырасти и родиться, то уже будешь эффективным только от осознания этого, потому что ты будешь на это смотреть другими глазами. А если вы здесь влипли: "Это место моей жизни, это моя судьба, это карма, и по гороскопу, по национальности, гражданству и…", то тогда, ребята, все. Все, вы приехали, давайте будем развлекаться у костра, рассказывая друг дружке о Плероме. Извини, Аркадий, я просто за нее зацепился.
Аркадий: Это все понятно, но я знаю, что из здесь сидящих, может быть, половина людей слушает тебя и думает, что есть еще третья ситуация. Одна ситуация – это молодой человек, который умеет играть в шахматы, другая – человек, который еще думает о родине, национальности, о том, что "я здесь родился – здесь и умру", а есть третья ситуация.
Игорь: Какая? Здесь я не родился. Здесь я умру.
Аркадий: А что бы ты сказал тем из здесь сидящих, кто сослался бы на заставленность своими обстоятельствами… Тем, кто считает, что во всем виноваты обстоятельства.
Игорь: Неправда. Категорически не согласен.
Аркадий: Если у человека больная мать, сестренка на руках, ночная работа…
Игорь: Извини, извини, Аркадий, но я тебя сразу перебиваю. У меня брат – пожизненный инвалид, в психушке живет, у меня мать – инвалид, я получал сто двадцать рублей, были ситуации, когда я продавал свою коллекцию марок, чтобы мы могли просто жить, и это все мне не помешало. Это – неправда! Потому что такой подход еще больше нагнетает и создает безвыходность. Да, я могу привести множество примеров моих друзей, у которых были жуткие ситуации. А, что вы думаете, это не жутко? У меня один сын русский, а другой – литовец, живет, вообще, за границей. Брат мой в психушке. Ну и что? Это ничего не означает. Что вот этот белобрысый имеет поэтому передо мной преимущество, если у него идеальная ситуация? В чем я очень сомневаюсь, что у него ситуация идеальная. Никто ни перед кем не имеет в этом месте преимущества. Одному в утробе поудобнее, а другому менее комфортно, и еще неизвестно, что лучше, может быть тому, кому в утробе неудобно, больше шансов захотеть и родиться, потому что это неудобно. Еще не засосало, т.е. Кали еще не прилетела и не накрыла тебя, как говорят наши друзья индусы. По-простому, но очень космично. Это они про людей, которые уже все, сдались. Все уже консервы, гниют до дня своей смерти. Они говорят: "Кали прилетела, накрыла человека, и нет его". Эта ситуация не зависит от успешности или неуспешности. Если я понимаю, что пока живу в утробе, что я хочу вырасти и родиться, то…
Аркадий: Так, этот вопрос решен, более или менее. Я тут играю роль твоего оппонента, подергиваю тебя то с этой стороны, то с другой. Может быть, кто-то другой возьмет мою роль? Вот, сейчас возникает тема о том, кто начинает прорываться, кто начинает прорастать. Что у него за ситуация?
Игорь: Это я сейчас объясню. Можно на своем примере. На простом примере. Когда произошла беда, когда убили человека во имя каких-то якобы духовных целей, самое интересное, что он сам этого хотел, вот, это был для меня последний толчок – и я вылетел из этой утробы. И тогда, во-первых, кайф наступил не сразу. Поначалу, как это хорошо описано у Гурджиева, ты вышел, а отойти от этой теплицы, из которой вышел, страшно. Ходишь вокруг, через стекла заглядываешь, как там другие зреют, огурчики. Ты уже вышел, а все еще тянет туда. Страшно. Страшно, прежде всего, от одиночества. От того самого одиночества, которого как бы и хотел. Но вот жизнь без "мы" – это поначалу очень тяжело. Если бы это не было так тяжело, то вряд ли бы так мало людей на это решались. Эта жизнь без "мы", как я в книжке написал – это быть рыбой, которая должна сама выкопать пруд для себя, напустить в пруд воду и потом только уже плавать. И тогда я начал копать свой пруд. И этот пруд, который мы называем "социально-психологическим миром Школы", и есть тот самый пруд, в котором я плаваю. И поэтому я всегда честно говорил, что я делаю здесь свои дела, кто хочет – присоединяйтесь. Мне не нужно было говорить о спасении человечества, не нужно было вешать благородную или неблагородную лапшу на уши людям, обманывать их, обещать им просветление или еще чего-нибудь. Я просто занимаюсь своими делами. И тогда начали вдруг получаться вещи, которые у меня никогда не получались, социально. Хотя ситуация была безнадежной: я был с "волчьим билетом", меня в Вильнюсе не взяли на работу даже сторожем вневедомственной охраны. Я работал "добровольцем-кроликом" в полувоенных лабораториях, демонстрировал там всякие сиддхи, в меру, конечно. Потом меня взяли на работу спортсмены, и я работал массажистом. Разминал ноги большим спортсменам-прыгунам в высоту, экс-рекордмсмену мира Рудольфу Поварницину, который первым в мире взял два сорок. Потом я уже был не только массажистом и мануальщиком, вправляющим позвонки, но и тренером-психологом. В сорок я поступил в физкультурный институт на тренерский факультет. На вступительном экзамене стометровку сдал на "пять", остальное – на "тройки". Но так, потихоньку-помаленьку, при постоянном присмотре со стороны большого помощника…
Аркадий: То есть, ты вылетел из своего мира, так? Из театра?
Игорь: Да, а КГБ меня из театра просто вышибло, за что отдельное большое спасибо.
Аркадий: И дальше ты начал делать какие-то странные вещи: какие-то "кролики", тренинги, стометровки. И это уже был ты без "мы"?
Игорь: Да, это уже был я. Я чувствовал, что я родился, и как всякий новорожденный был не очень уверен и устойчив, но у меня всегда была постоянная помощь – у меня замечательный папа. Я имею в виду традицию. И это мне давало веру, опору. И потихоньку пошло-поехало, и я начал делать все по-другому. Я не стал собирать группу последователей, верных учеников, потому что я знаю, что нет верных учеников, это все сказки. Не в том смысле, что их вообще нет, а в том, что ставить такую задачу нельзя. Я просто начал собирать людей вокруг их желания что-то сделать со своей жизнью. Желания сделать жизнь более эффективной, более независимой. Я стал делать для людей другое "мы", которое было построено по другим законам, чем те "мы", в которых они жили. И в этом "мы" им было интереснее, радостнее, приятнее, свободнее. И некоторые из этих людей потом захотели родиться, а большая часть нет, но они живут в этом, нами построенном, мире.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Аркадий: "Созрел? Падай!"
Игорь: Да. "Созрел? Падай!" Правильно, как в том анекдоте про психов. И тогда начинается обвальное падение, т.е. я – взрослый, и поэтому могу уже брать у социума: "Дайте мне то, что я заработал! Дайте мне то, что мне положено! Какое рождение, какая самость, какое самосознание? Дайте, дайте, дайте… Этого у меня еще нет и этого нет, того нет и другого. .." И все. А потом – пых… Вот я был на семинаре, приезжали канадские христиане-миллионеры нас духовно просветить и заманивали на том, что, вот, они миллионеры, но хорошие, можно бизнес совместный, если душа зовет. И один рассказывал о том, что он до пятидесяти лет никого не видел. В детстве у него была идея не быть бедным, и он этого добился. Но когда он добился и оглянулся вокруг, то выяснилось, что дети выросли без него – это совершенно чужие люди, которых он не понимает и они его не понимают, жена – это кто? – надо знакомиться заново, в душе пустота, никакого смысла. Он достиг цели, а ради чего? Как тот йог, который решил подняться повыше в горы, чтобы сделать медитацию поближе к Богу. И он лез-лез на эту гору и так надорвался, что когда залез, то не мог вспомнить, зачем он лез. Так и эти миллионеры. Зачем? И тогда они хватаются за эти дела, христианство у них очень простое, как вы знаете, оно умещается в четыре основных правила и в восемь дополнительных на четырех маленьких листочках. Приняли они Христа и проповедуют по всему миру. Отпуск свой портят, едут в Африку, студентам проповедуют, т.е. начинают набирать духовную территорию, потому что социальная у них уже есть, они члены какого-то совета директоров в Канаде. Убожество полное: выходит на трибуну миллионер, член совета директоров, грамотный бизнесмен, елки-палки, казалось бы, взрослый человек, выходит и вдруг превращается в шести-восьмилетнего ребенка и начинает нам говорить: "Я принял Христа в свое сердце… Четыре правила помогли мне…" Понимаете? Законченные люди. Один молодой малоспособный артист, только что закончивший театральный институт, мне сказал: "Я – законченный человек и законченный артист, что вы тут мне "учиться и учиться", я уже выучился!" Вы смеетесь, но в один прекрасный день, в тот самый день, когда духовный искатель исчезает в глубинах утробы, он говорит сам себе: "Все, я уже взрослый, я уже выучился, я добился, я достиг, я готов, я – готовое блюдо". И все. Все. "Первый срок отсидел я в утробе – ничего там хорошего нет…" Не повезло парню, с одной стороны, а, с другой стороны, ему хочется вылезти оттуда. И задача традиции, помощь традиции в том, что для тех, кто хочет и слышит, помочь захотеть и совершить это – вылезти из утробы. Но для этого нужно сказать себе: "Я совершенно еще не готов, я – младенец". Все это детские игры. Все то, что мы привычно называем словом "жизнь", все это детская игра с очень простыми правилами, если вы уже вылезли из утробы. Тогда вы все это видите и понимаете, что все это просто. Ну, как в утробе: захотел и получил. Но в социальной утробе между "захотел" и "получил" есть: "сделай то, что мы хотим, и ты получишь то, что хочешь ты", и поехали. Все.
Аркадий: В этом плане интересна игра, которую играют знаменитости, скажем, артисты или художники. Для того чтобы стать знаменитостью, ты должен войти в компанию знаменитостей, т.е. ты должен стать их…
Игорь: Лечь под них, если по-простому. Тут простая штука, социальный гипноз, что нужно обязательно быть кому-то нужным. Что за ахинея? Совершенно бредовая идея, что я буду нормально себя чувствовать, когда кому-то нужен. Это как под гипнозом у Кашпировского: "Ты будешь хорошо чувствовать себя тогда, когда почувствуешь, что нужен людям!" В качестве пищи, наверное, ты будешь себя хорошо чувствовать, когда тебя будут кушать, потому что ты будешь очень нужен людям. Это же бредовая идея, что человек прежде всего должен быть нужен. Кому нужен? Ведь проблема у человека в том, чтобы он был нужен сам себе, и другой-то проблемы нет. Ну, элементарная психология: если человек не любит сам себя, то не может любить другого. Дети Штирлицев, на минутку встаньте. Я сам дитя Штирлица, я собираюсь организовать союз детей Штирлицев, потому что все они одинаковы. Они лишены безусловной материнской любви, потому что мать-Штирлиц, во-первых, все время ставит своим родным детям условия, при которых она будет их любить, и она обязательно одновременно и папа. Я говорю в данном случае о Штирлицах как об образе, они наиболее ярко выделяются. Во-вторых, они все время выживаются из дому, т.е. дети Штирлицев, как правило, социально активны. И третье – они не умеют любить, но зато умеют быть нужными. Кнопки, случайности рождения. И очень многие люди не умеют любить, а умеют быть нужными. Вот, они ходят и себя предлагают: "Кому я нужен? Люди, ау, кому я нужен?" А себе-то ты нужен? И художник такой же. Ему говорят: "Твое творчество должно быть кому-то нужно, хотя бы твоим коллегам, чтобы вы друг друга между собой делили". Как это было в Советском Союзе, когда подпольные миллионеры продавали друг другу бриллианты. Они продавали друг другу один и тот же бриллиант, а что же еще с ним делать? Надеть нельзя, выставить, похвастаться – нельзя. Между собой у них это происходило. Поэтому, если у тебя нет своего мира, ты рано или поздно станешь социальной проституткой.
Аркадий: Приспособленцем.
Игорь: Нет, проституткой. Потому что ты продашь себя. За то, что тебе даст социум, те люди, которым ты станешь нужным. Как в том анекдоте: "Главное, милочка, не суетиться под клиентом". А мы очень суетимся под социумом. Мы под ним, во-первых, потому что мы невежественные люди, мы его боимся, потому что не знаем, хотя это примитивная штука. Здесь же не надо особых мозгов, главное, разучить основные правила этой игры и понять, как эта штука действует. Вон, самаритяне сидят, они прекрасно это знают. Я на них смотрю и просто любуюсь. Особенно вот этот, белобрысый. Смотришь на него и думаешь: " Ну что это для него сложности, что ли? Тьфу ему это все!" Молодец. У него же свободное время появляется для духовных страданий. Глядишь, из этого что-нибудь вырастет. А вдруг он захочет себя найти? Потому что у него нет уже позиции "дайте", он уже все взял. Он знает, что ничего не дадут. Не обязательно же быть нужным, можно просто самому все взять. Грамотно. Можно на этой машине, как говорил Гурджиев, ехать куда надо. Машина-то прекрасная, зачем ее ломать? Сел и едь, куда тебе надо. На духовные беседы над озером. Так и социум. Если вы понимаете, что это утроба, что это временное место, где вы просто вырасти должны и вылезти дальше, родиться, то вы чувствуете себя весело.
Аркадий: Игорь, извини, но мне кажется, что ты куда-то уже улетел.
Игорь: Я улетел, но я знаю, куда я улетел. Сейчас, подожди минутку, потом перебьешь. Еще раз повторяю, заостряю, уточняю. Если ты уже понял, что то, что в социуме называется жизнью, это временное место, где я должен вырасти и родиться, то уже будешь эффективным только от осознания этого, потому что ты будешь на это смотреть другими глазами. А если вы здесь влипли: "Это место моей жизни, это моя судьба, это карма, и по гороскопу, по национальности, гражданству и…", то тогда, ребята, все. Все, вы приехали, давайте будем развлекаться у костра, рассказывая друг дружке о Плероме. Извини, Аркадий, я просто за нее зацепился.
Аркадий: Это все понятно, но я знаю, что из здесь сидящих, может быть, половина людей слушает тебя и думает, что есть еще третья ситуация. Одна ситуация – это молодой человек, который умеет играть в шахматы, другая – человек, который еще думает о родине, национальности, о том, что "я здесь родился – здесь и умру", а есть третья ситуация.
Игорь: Какая? Здесь я не родился. Здесь я умру.
Аркадий: А что бы ты сказал тем из здесь сидящих, кто сослался бы на заставленность своими обстоятельствами… Тем, кто считает, что во всем виноваты обстоятельства.
Игорь: Неправда. Категорически не согласен.
Аркадий: Если у человека больная мать, сестренка на руках, ночная работа…
Игорь: Извини, извини, Аркадий, но я тебя сразу перебиваю. У меня брат – пожизненный инвалид, в психушке живет, у меня мать – инвалид, я получал сто двадцать рублей, были ситуации, когда я продавал свою коллекцию марок, чтобы мы могли просто жить, и это все мне не помешало. Это – неправда! Потому что такой подход еще больше нагнетает и создает безвыходность. Да, я могу привести множество примеров моих друзей, у которых были жуткие ситуации. А, что вы думаете, это не жутко? У меня один сын русский, а другой – литовец, живет, вообще, за границей. Брат мой в психушке. Ну и что? Это ничего не означает. Что вот этот белобрысый имеет поэтому передо мной преимущество, если у него идеальная ситуация? В чем я очень сомневаюсь, что у него ситуация идеальная. Никто ни перед кем не имеет в этом месте преимущества. Одному в утробе поудобнее, а другому менее комфортно, и еще неизвестно, что лучше, может быть тому, кому в утробе неудобно, больше шансов захотеть и родиться, потому что это неудобно. Еще не засосало, т.е. Кали еще не прилетела и не накрыла тебя, как говорят наши друзья индусы. По-простому, но очень космично. Это они про людей, которые уже все, сдались. Все уже консервы, гниют до дня своей смерти. Они говорят: "Кали прилетела, накрыла человека, и нет его". Эта ситуация не зависит от успешности или неуспешности. Если я понимаю, что пока живу в утробе, что я хочу вырасти и родиться, то…
Аркадий: Так, этот вопрос решен, более или менее. Я тут играю роль твоего оппонента, подергиваю тебя то с этой стороны, то с другой. Может быть, кто-то другой возьмет мою роль? Вот, сейчас возникает тема о том, кто начинает прорываться, кто начинает прорастать. Что у него за ситуация?
Игорь: Это я сейчас объясню. Можно на своем примере. На простом примере. Когда произошла беда, когда убили человека во имя каких-то якобы духовных целей, самое интересное, что он сам этого хотел, вот, это был для меня последний толчок – и я вылетел из этой утробы. И тогда, во-первых, кайф наступил не сразу. Поначалу, как это хорошо описано у Гурджиева, ты вышел, а отойти от этой теплицы, из которой вышел, страшно. Ходишь вокруг, через стекла заглядываешь, как там другие зреют, огурчики. Ты уже вышел, а все еще тянет туда. Страшно. Страшно, прежде всего, от одиночества. От того самого одиночества, которого как бы и хотел. Но вот жизнь без "мы" – это поначалу очень тяжело. Если бы это не было так тяжело, то вряд ли бы так мало людей на это решались. Эта жизнь без "мы", как я в книжке написал – это быть рыбой, которая должна сама выкопать пруд для себя, напустить в пруд воду и потом только уже плавать. И тогда я начал копать свой пруд. И этот пруд, который мы называем "социально-психологическим миром Школы", и есть тот самый пруд, в котором я плаваю. И поэтому я всегда честно говорил, что я делаю здесь свои дела, кто хочет – присоединяйтесь. Мне не нужно было говорить о спасении человечества, не нужно было вешать благородную или неблагородную лапшу на уши людям, обманывать их, обещать им просветление или еще чего-нибудь. Я просто занимаюсь своими делами. И тогда начали вдруг получаться вещи, которые у меня никогда не получались, социально. Хотя ситуация была безнадежной: я был с "волчьим билетом", меня в Вильнюсе не взяли на работу даже сторожем вневедомственной охраны. Я работал "добровольцем-кроликом" в полувоенных лабораториях, демонстрировал там всякие сиддхи, в меру, конечно. Потом меня взяли на работу спортсмены, и я работал массажистом. Разминал ноги большим спортсменам-прыгунам в высоту, экс-рекордмсмену мира Рудольфу Поварницину, который первым в мире взял два сорок. Потом я уже был не только массажистом и мануальщиком, вправляющим позвонки, но и тренером-психологом. В сорок я поступил в физкультурный институт на тренерский факультет. На вступительном экзамене стометровку сдал на "пять", остальное – на "тройки". Но так, потихоньку-помаленьку, при постоянном присмотре со стороны большого помощника…
Аркадий: То есть, ты вылетел из своего мира, так? Из театра?
Игорь: Да, а КГБ меня из театра просто вышибло, за что отдельное большое спасибо.
Аркадий: И дальше ты начал делать какие-то странные вещи: какие-то "кролики", тренинги, стометровки. И это уже был ты без "мы"?
Игорь: Да, это уже был я. Я чувствовал, что я родился, и как всякий новорожденный был не очень уверен и устойчив, но у меня всегда была постоянная помощь – у меня замечательный папа. Я имею в виду традицию. И это мне давало веру, опору. И потихоньку пошло-поехало, и я начал делать все по-другому. Я не стал собирать группу последователей, верных учеников, потому что я знаю, что нет верных учеников, это все сказки. Не в том смысле, что их вообще нет, а в том, что ставить такую задачу нельзя. Я просто начал собирать людей вокруг их желания что-то сделать со своей жизнью. Желания сделать жизнь более эффективной, более независимой. Я стал делать для людей другое "мы", которое было построено по другим законам, чем те "мы", в которых они жили. И в этом "мы" им было интереснее, радостнее, приятнее, свободнее. И некоторые из этих людей потом захотели родиться, а большая часть нет, но они живут в этом, нами построенном, мире.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39