И поэтому следует идти не через рекламу, а через друзей, через какие-то живые каналы. Я просто предостерегаю вас от дипломированных учителей. Я знаю лично дюжину таких учителей в Америке и в России, и я знаю, что это очень некачественный товар. Сегодня особая ситуация, сегодня в искусстве, к примеру, на поверхности находятся "звезды", но это не значит, что они талантливые артисты, это значит, что "звезда" "раскручена": вложены миллионы в ее "имидж", в репутацию, рекламу. Все знают, что кока-кола, а особенно, пепси-кола и вообще soft drinks – это канцерогенные напитки, очень вредные для человека, что хамбургеры и хот-доги – самое последнее дерьмо, но толпы ходят в "Макдоналдс", и так далее. Все знают про рекламируемые куриные ножки, которые вырастают за один день, что они нашпигованы гормонами и еще бог знает чем, и все же покупают и едят их. Мы живем в массовом обществе и на перенаселенной Земле, где считается, что для сохранения продуктов их нужно набить консервантами.
Томас: Наверное, надо тащить чистые продукты с собой, как в "Горе Аналог", либо приспосабливаться к имеющимся.
Аркадий: Надо есть как можно меньше таких продуктов. Но попробуй разберись, что есть что. На Западе существует целая сеть магазинов "Health Food Store", в которых как будто бы продаются продукты безо всяких консервантов. Однако не исключено, что их изготовляют в другом цехе той же фирмы, только стоят они дороже. За хорошее яблоко платишь один доллар, а за гнилое заплатишь три доллара, потому что червяки в гнилом понимают, куда лезут, в консерванты они не полезут, и значит, это хорошо, его можно есть.
Валерий: Я по поводу учителей. Мне нравится от всех учений что-то брать. Я хочу посмотреть, как конкретный человек, учитель передает что-то, и это можно попробовать, примерить на себя, просто ощутить… и как-то хочу начать…
Аркадий: А где находитесь Вы, дегустатор различных блюд? В какой области оказывается Ваша собственная фокусировка, Ваша собственная сверхзадача. Вы хотите сказать, что это неважно, и Вы хотите все пробовать. Смотрите, как бы у Вас не было расстройства желудка. Не дайте этому случиться, попробуйте сфокусировать и облагородить свою позицию.
Андрей: Я стараюсь, чтобы говорила не моя личность, а стараюсь слышать голос сущности, того, что действительно надо. Когда я работал в магазине эзотерической литературы, я интересовался всеми книгами подряд, в Евангелии я что-то для себя нахожу, а буддизм мне не понравился, культурами не сошлись, наверное. Я это к тому, Валера, что все, особенно великие, учения имеют какой-то смысл, но до определенной степени и для определенного человека. Мне не очень нравится система Игоря, потому что это путь именно Игоря, а всем остальным это поможет лишь до определенной степени куда-то продвинуться.
Аркадий: Ну и слава Богу, что до какой-то степени поможет, с этого я и начал…
Валерий: С Андреем я согласен. Просто фраза о вредности учений мне показалась очень категоричной.
Андрей: Учения вредны, когда ты на первом этапе. Если изучать русский язык, то одновременное изучение латинского языка будет поначалу мешать, а если еще параллельно заниматься и английским, то это просто будет с толку сбивать.
Аркадий: Друзья, все-таки, наверное, духовные традиции и иностранные языки – это разные вещи.
Одиннадцатая беседа 21 июля
с Игорем К.
Аркадий: Вот вам гость, прошу любить и жаловать. Академик, художник. В основном художник. В разных искусствах. И артист.
Игорь: Мы артисты. А чай здесь вкусный. И что дальше?
Аркадий: А дальше вслушайся в атмосферу, лес, костер. Вчера ты был еще городской, а сегодня тебя окружила наша хвоя, тебя умиротворило озеро, половил рыбку, поел наших хозяйских запеканок. Оставайся с нами, мы тебя подкормим немного, трудно небось живешь?
Игорь: Нет, с жизнью все в порядке. Пока я ее живу, все в порядке. Главное, чтобы она меня не жила.
Аркадий: Хорошая у тебя была мысль о том, чтобы здесь, в этом месте создать перманентную ситуацию. Люди здесь – что надо. По-моему, нигде не найти такое хорошее, ухоженное человеческое пространство, тобою же, кстати, инициированное.
Игорь: Знаешь, я сейчас вспомнил, как мы приехали в гости в Педжекент. Это на границе Узбекистана и Таджикистана. Мы были в гостях в доме сельского учителя, там очень интересные люди, мюриды. Они мне говорят: "Эх, жалко, сейчас осенью дорог нет, а то бы мы вас в кишлак свозили, тут недалеко, километров тридцать, там у нас литовец муллой работает". Ну, словом, как положено мулле, он знает наизусть Коран, принял веру, сан. За такое знание Корана ему без выкупа таджичку в жены дали. Для меня тогда это было очень интересное событие.
Аркадий: Захотелось самому, что ли?
Игорь: Нет. В другом месте был момент, когда захотелось. Что меня толкнуло в этой ситуации? Вы представьте себе: литовец в горах Таджикистана живет в кишлаке и работает муллой. И это навело меня на такую мысль, что иногда мы сидим на одном месте в своем центропупии и думаем, что мы шибко духовные искатели, некоторые из нас жертвуют ради духовности социальной карьерой, ну, мы с тобой так никогда не думали, а в это время люди перемешиваются со страшной силой. В молодости я читал "На краю Ойкумены" Ефремова. Там в те древние времена три разных человека из разных народов странствовали по земле, покрывали огромные расстояния, учились разговаривать на чужих языках. Это казалось все сказкой древних времен. А вот вам один из случаев с этим литовцем, который в горах муллой работает, показывает, что и в наше время то же самое и что если человек хочет, то добьется своего…
Аркадий: Если человек хочет, то получит то, чего хочет, но если он хочет две вещи сразу, то ему труднее их получить, а захочет три вещи – то уж вряд ли что получится.
Игорь: Есть в Литве еще один человек, раньше он жил в Молетай, тут недалеко. Сам он по профессии врач, и у него была лучшая в Литве коллекция кактусов. Он специальную теплицу для них построил. И еще он был народный скульптор, причем рубил он свои скульптуры из гранита. Не из чего-нибудь, а из гранита. Кроме того, он был лекарь, знахарь, экстрасенс и духовный искатель. Вот, он рассказал мне тоже замечательную историю про одно место. В отпуск он обычно пристраивался к какой-нибудь экспедиции и таким образом ездил по миру. С геологами он был на Тянь-Шане и познакомился там в горах с шаманом. Это был настоящий шаман. По традиции он жил между могилой отца и могилой деда. Так у них положено. Стоит его хижина, сложенная из камней, по одну руку могила отца, по другую могила деда. Ну, они общались, и он, я думаю, шаману очень понравился. Шаман говорит: "Хочешь стать шаманом, выучиться на шамана?" Он спрашивает: "А как это?" Шаман ему отвечает: "Я тебя вышлю в горы и там тебя будут учить. А если будешь хорошо учиться, мы тебя в Китай отправим. В высшую шаманскую школу". А он такой наивный, законопослушный, то и се, говорит: "А как же через границу?" А шаман ему в ответ: "У людей свои пути, а у Бога свои пути". Но он отказался. Он хотел много вещей сразу. Не знаю, где он сейчас, но очень интересный был человек. И еще у нас был интересный человек, который сейчас живет в Израиле. Он был официально главным экстрасенсом республики. Его даже очень серьезно органы проверяли. Он диагностировал и лечил. Ему привезли на дом раковую больную и не сказали, что она раковая. Через знакомых подкатились, ну, мол, полечи. Он ее продиагностировал и говорит: "Рак. Ее надо срочно в больницу, я этим не занимаюсь, не в моих силах". Потом что-то его толкнуло, когда она вышла с этим мужчиной, который ее привез, и он подошел к окну на кухне. Смотрит, а ее прямо в "скорую помощь" садят – ведь прямо из больницы и привезли. И такое было. А вообще все началось с того, что меня нашли Валентас, Вирга и вся эта большая компания тогдашних друзей.
Аркадий: Игорь, расскажи немного об этом, очень интересно.
Игорь: Это была замечательная группа молодых людей, молодых ученых разных специальностей и их подруг. Они читали стопками духовную эзотерическую литературу, благо, они ее где-то тогда доставали.
Аркадий: Самиздат?
Игорь: Да. И твои переводы там, по-моему, были. И они серьезно готовились попасть в Гималаи. Они продумали все варианты, фиктивные браки, бегство из турпоездки и т.д. Ну, в общем, очень серьезно и основательно готовились.
Аркадий: А предводителем кто был?
Игорь: Предводителем был Валентас.
Аркадий: Да? А сейчас он немножко куда-то ушел.
Игорь: Ну, это другая тема, кто куда ушел. Ну, вот, а я в это время приехал из Минска и работал режиссером в Русском театре, здесь в Вильнюсе. И работал я над спектаклем "Наедине со всеми". Тогда меня и звездануло первый раз выступить со своими мировоззренческими взглядами: одна или две лекции в Центральном лектории на тему "Наедине с миром". Я прочел эти лекции, а они, эта группа, меня нашли и предложили с ними позаниматься. Сняли они для этого помещение, и это была первая в моей жизни группа, которая хотела заниматься, ну, не считая Даугавпилса, где у нас была своя театральная. Ну, вот, я с ними общаюсь, общаюсь, общаюсь и не могу понять, что происходит. Ну, нет контакта, мы друг друга не понимаем. Тут меня осенило, и я говорю: "Ребята, вы принесите основное из той литературы, которую вы прочли, чтобы был контекст". Они принесли основное – пачку килограмм в двадцать. Я эти двадцать килограмм переварил, и тогда мы стали легко понимать друг друга, и через три месяца они уже не хотели ни в какие Гималаи, потому что выяснилось, что и в Литве замечательная природа, что и в Литве можно спокойно найти все эти Шамбалы и мандалы.
Аркадий: Да, конечно, природа здесь замечательная, но здесь еще нет такого, чтобы люди из Гималаев сюда рвались.
Игорь: А зачем?
Аркадий: Хорошо бы им помочь, гималайцам.
Игорь: Мирзабай так говорил: "Игорь, ты знаешь, сколько Москва бездельник?" Он бездельниками духовных искателей называл, суфий же… Я говорю: "Тысяч сто, сто пятьдесят бездельник есть". Он говорит: "Ты представляешь, да, все бездельник Москва, Питер, Вильнюс, все колхоз Ленина шестой бригада приедут – места не хватит!" Так и здесь: если все рванутся сюда, то все вытопчут, негде будет погулять. Каждый появляется там, где появляется, и находит себя там, где находит. Вот. Замечательно мы жили в Литве, ГБ нами занималось пристально, помогало.
Аркадий: Тоже изучало литературу?
Игорь: Да, литературу изучало о нас, записывало из кустов наши беседы у костра. И я всегда, когда мы начинали беседовать, говорил: "Ребята, включайте, уже можно, буду говорить". А потом мы это лежбище нашли в кустах. Хорошее место, сено там у них было, чтобы удобнее лежать. На лодке мимо нас плавали, изображая рыбаков, с дубинками в руках. Дубинка, веревочка – значит, удочка. Помогали очень, а сейчас нет таких добровольных помощников, которые бы не давали заснуть и все время бы напоминали, ловили каждое твое слабое место. Это была находка. Мощная государственная организация, которая бюджетно работала на нас в поте лица. Так они и развалили Союз, нами занимаясь. Шутка, конечно. Вот тогда и были наши первые забавы на природе, под названием stovykla. По-литовски все-таки нормально – stovykla, а по-русски сразу – лагерь. Как-то надо мягче – база отдыха у замечательных литовских озер. А потом появился Мирзабай. Точнее, сначала появился Абай. Опять же он вышел на Валентаса. Они где-то там познакомились, и Валентас услышал о Мирзабае. Целый наш отряд ходил по Средней Азии, и они нашли Мирзабая, за что им большое спасибо. А сначала у наших в Литве, у Валентаса появился Абай. Потом Валентас туда съездил, вернулся, рассказывал всякие хорошие, добрые чудеса. Потом я съездил, вернулся и сказал: "Все, ребята. Я вам не учитель, не наставник, я сам ухожу в ученики к Мирзабаю. Кто хочет – пожалуйста. Кто не хочет – тот не хочет. Кто как хочет". Сложил я свои полномочия большого мастера в Вильнюсе, так сказать. И началась кровавая баня. Почему? Потому что Мирзабай – представитель старой корневой традиции и очень жесткой. Строго говоря, чтобы его адекватно воспринимать, надо было предварительно хотя бы соответствующую литературу прочитать. В его традиции все наоборот: если тебя хвалят – это значит ты что-то сделал не так, если тебя ругают – ты молодец. Такая общая схема. Вообще, там жесткая традиция, жестко все кнопки отжимаются. А народ-то туда ездил разный, человек двести с лишним побывало. И потом здесь уже, в основном в Москве и Литве, Абай провозгласил, что все это вчерашний день, что он знает короткий путь к просветлению. Большинство к нему и перекинулось с ходу, потому что с ним было легко: он говорил хорошо по-русски, читал те же самые книжки, знал наизусть те же самые слова про путь, не ругался как Мирзабай и т.д. и т.п. Ну, чем все это кончилось, вы знаете – смертью Талгата, который был самым ближним учеником. Талгат объяснял мне на полном серьезе, что я ничего не понимаю, что Абай – это бодхисаттва, что я слеп и ничего не вижу, потому что я застрял на Мирзабае.
Аркадий: И каков был характер, контекст смерти?
Игорь: Контекст был такой: у них давно бродила бредовая идея, что надо отдать жизнь, чтобы сильно духовно продвинуться во имя борьбы с материализмом.
Аркадий: Отдать чью жизнь? Свою?
Игорь: Свою. Очень хотел Талгат этого, и еще у них была пара человек, заведенных на этой теме. Руку предлагали отнять, членовредительство, значит. Я думаю, что-то у них с пренатальным периодом не все в порядке было.
Аркадий: Ну, есть же традиция. Второй буддийский патриарх, который учился у Бодхидхармы, себя всячески калечил, чтобы Бодхидхарма дал ему просветление. Стоя на снегу босой, он отрезал себе руку и второй рукой протянул ее Бодхидхарме, и в этот момент получил просветление.
Игорь: Я же говорю, что древние традиции были очень суровые. Там говорилось: "Если из тысячи вставших на путь девятьсот девяносто девять погибнет, а один достигнет, то жизнь остальных девятисот девяносто девяти оправдана". Но это, естественно, никого не устраивало, потому что хотелось чего-то культурного, цивильного, приемлемого, знакомого, немного экстрасенсорики, немного магии, немного мистики, чтобы все было привычно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39