Дэн купил им обоим небольшой завтрак – сыр даниш и кофе для себя, простой лаваш и апельсиновый сок для нее, – и, подобрав оставленный кем-то журнал «Уолл-стрит» с соседнего сиденья, рассматривал заголовки, пока они ожидали начала посадки на свой рейс.
Отложив наконец газету, агент увидел, что Натали продолжала смотреть на лаваш и стакан сока так, будто у нее в руках была дохлая рыба.
– Ты в порядке?
Казалось, она его не услышала. Обеспокоенный, он было протянул к ней руку, однако в последний момент отшатнулся.
Ради Христа, преодолей это! – подумал Дэн и заставил себя прикоснуться к ее голому предплечью.
– Натали?
Ее кожа задрожала от подавляемого напряжения, и она затряслась так сильно, что расплескала сок на себя и на Дэна.
– Боже! Прости. – Он взял салфетку и промокнул мокрые пятна на их одежде. – Бог мой, ты дрожишь как осиновый лист.
Ее лицо приобрело каменное выражение.
– Я же сказала: я не люблю летать.
– Почему? Я думал, что путешествия по воздуху – самые безопасные.
За черными стеклами ее очков что-то промелькнуло.
– Может, и так. Но я работала с ФАА в расследованиях нескольких крушений. Знаешь, они вызывают пилотов, чтобы выяснить, что произошло...
– Бррр! Даже не продолжай. Страшно представить!
– Ты сам спросил, – пожала плечами Натали, предложив ему сок и лаваш. – Хочешь?
– Нет, спасибо. – Весь аппетит куда-то улетучился.
Натали прошлась до ближайшей урны и выкинула свой завтрак.
– Ты уверена, что готова к этому? – спросил Дэн, когда она села на место.
– Полет – это самый быстрый путь попасть туда и обратно, – пожала плечами она. – А чем больше времени у нас займет поездка, тем больше шансов, что умрут мои друзья.
Дэн сжал губы и кивнул.
* * *
Посадка на их рейс началась примерно на 10 минут позднее. Когда они присоединились к очереди пассажиров, поднимающихся по трапу, человек в темной ветровке и бейсбольной кепке с надписью «Нью-Йорк Янки» направил на них объектив фотоаппарата «никои».
Когда пара попала в фокус, Сид увидел, что блондинка, склонившись, прошептала что-то на ухо Этуотеру. На лице Джи-мэна мелькнуло обеспокоенное выражение. Затем, с дрожащей улыбкой, он подал ей руку, которую она крепко сжала, когда оба входили в самолет.
Чик-вжжж, чик-вжжж, чик.
Престон с ухмылкой опустил камеру. Оказывается, агент Этуотер – самый что ни на есть настоящий бабник.
Его источник из департамента полиции Лос-Анджелеса сумел раздобыть для него информацию о полете Этуотера, но билеты были зарезервированы на ложные имена, так что по ним нельзя было сказать, кем являлась прелестная спутница агента. Сиду придется самостоятельно выяснить это.
Когда пара скрылась из вида, он порылся в кармане брюк, достал жевачку «Базука Джо» и развернул ее. Положив розовую плитку в рот и разжевав ее до клейкой массы, Престон прочитал смешную надпись на обертке. Он порадовался своей удаче – такой у него еще не было.
Достав бумажник, Престон засунул маленький кусочек вощеной бумаги в кипу других оберток от «Базуки Джо», которыми, вместе с перемешанными бизнес-карточками и купонами фастфуда, был набит кошелек. После этого он сгреб с соседнего сиденья рюкзак, вытащил билет из заднего кармана и неторопливо направился к очереди пассажиров на самолет Этуотера.
Глава 9
Воспитанники возвращаются
Стены из серого гранита и узорчатая решетка ворот ни капли не изменились с тех пор, как Натали видела их в последний раз семь лет назад. Они не менялись и за сотню лет до того. Грязные и потускневшие от старости позолоченные буквы, венчавшие главный вход, гласили «Академия Контактеров Айрис Семпл». Однако ученикам, которым суждено было провести здесь детство, это место было известно просто как «Школа».
Натали столько раз рисовала в воображении эти ворота, что их вид в ветровом стекле арендованной машины показался ей дежавю. Она продолжала смотреть на название Школы все то время, пока Дэн парковал машину на покрытой гравием дорожке и выключал двигатель.
– Ты готова к этому? – спросил он.
Она взглянула на него, благодарная за отвлекший ее вопрос.
– В любом случае, это не хуже, чем полет на самолете.
Мужчина одарил ее усталой улыбкой, и они вышли из машины. Длинная тень Школы заключила Натали в прохладные объятья.
Дэн снял замок и цепь с двойных ворот и набрал код на буквенно-цифровом входном устройстве, водруженном на почтовый ящик слева. Дюжину раз, с тех пор как они покинули аэропорт в Манчестере, Натали украдкой изучала его лицо. Хотя сперва она приняла его за очередного зануду из правительства, ей приходилось признать, что теперь она оценила агента Этуотера и его маленькие проявления доброты. Когда они попали в воздушную яму над Мидвестом, он позволил ей держать его за руку почти целый час, поскольку каждый рывок и нырок 737-го заставлял ее сжиматься от ужаса.
Она также подозревала, что, несмотря на отчаянную веселость, Дэн знал столько же о жизни с мертвыми, сколько знала она. Это было видно по ранним морщинам, прорезавшим его мальчишеское лицо, и по седым прядям в его волнистых коричневых волосах. Она чувствовала это и в его прикосновении: кто-то стучался каждый раз, когда он дотрагивался до ее кожи. Возможно, умерший родственник? Это было не важно. Натали отметала душу прочь с помощью своей защитной мантры и наслаждалась теплом уютного пожатия руки Дэна.
Двойные ворота растворились с электрическим жужжанием. За ними возвышался величественный викторианский фасад самой Школы, вход в которую окружали вытесанные из гранита ионические колонны.
Мощеная дорожка провела их через ухоженную лужайку к полукруглым ступеням главного входа. Поднимаясь по ним, Натали снова ощутила себя пятилетним ребенком – именно в этом возрасте она впервые пришла в Школу. Охватившее ее сейчас чувство было явно неприятным. Казалось, что все было слишком маленьким – от колонн рядом с дверьми до кафедральных окон первого этажа, – как будто она откусила слишком большой кусок от пирожка Алисы «Съешь меня».
Дэн выбрал еще один помеченный ключ на кольце и отпер тяжелые дубовые двойные двери.
– Вообще, насколько большое это место?
– Не такое уж большое. Здесь никогда не бывало больше двадцати учеников одновременно. – Натали, одетая в пуловер, дрожала; после невыносимой жары Лос-Анджелеса она не была готова к резкому воздействию нью-хэмпширской осени.
Линдстром вошла в пустую общую комнату, скрипя подошвами своих «док мартинсов» о лакированный пол из твердого дерева. Обычно ученики приходили сюда в свободное время – те, что помладше, играли на полу с игрушками, те, что постарше, – читали или учились.
– Так куда они забрали детей?
– Понятия не имею. САКЗС сообщают людям только самый необходимый минимум.
– Ммм. Естественно.
Солнце в небе висело уже низко, и скудный свет проникал сквозь выходившие во двор окна. Голубой сумрак заволакивал все – массивный персидский ковер, потертые вельветовые стулья, деревянный камин, покрытый истертым орнаментом из завитков, – из-за чего комната казалась поблекшей, старой и грязной по сравнению с тем, какой помнила ее Натали. От этой мысли ей стало грустно: так ребенок жалеет строгого, даже жестокого родителя, чахнущего от рака в больнице.
– Можно я немного поброжу вокруг? – отстраненно спросила она. – Одна?
Дэн внимательно посмотрел на нее.
– Хорошо. Я буду в нескольких шагах позади тебя. Если обнаружишь что-нибудь, позови меня.
– Ладно.
Женщина зашагала по коридору направо, к классным комнатам, где она впервые узнала, кто она такая. Должно быть, отопительную систему отключили, когда закрыли Школу, потому что воздух здесь был даже холоднее, чем снаружи.
Со странным бесплотным ощущением, какое бывает, когда наблюдаешь сон от третьего лица, она вошла в первую из пустых комнат и представила, что видит пятилетнюю Натали, которая обвила руки вокруг сложенных ног и уткнулась подбородком в колени, спрятавшись среди пяти одноклассников с фиолетовыми глазами. Все они сидели на резиновых ковриках на полу и смотрели на Артура Маккорда, который руководил ими, похожий на Будду, сложив ноги в позе лотоса. В воспоминаниях Натали Артур был моложе и стройнее, его бритая голова блестела в свете флюоресцентных ламп комнаты.
– Смерть похожа на большую черную комнату, – рассказывал он сидящим перед ним детям, старшему из которых было девять. – Вы нащупываете путь в темноте, и не знаете, куда идти. Вещи, до которых вы дотрагивались в течение жизни, места, в которых вы бывали, люди, которых вы знали, – все это похоже на закрытые двери, ведущие из комнаты. Когда фиол прикасается к одной из таких вещей, он распахивает одну из этих дверей, и ваша душа стремится к свету...
Натали почувствовала, как покалывает кожу головы – так было и в тот день. Тогда у нее еще были волосы – длинные, песочные локоны, прижатые к вискам бледно-голубым беретом. Годы спустя она узнала научное объяснение всему, что сказал Артур в первый день ее пребывания в Школе: про квантовый состав души и теорему Белла, про то, как субатомные частицы, вступающие в контакт с энергией души, сохраняют связь с этой душой после того, как она покидает тело. Но даже сегодня, что бы Натали ни думала о смерти, она рисовала эту большую черную комнату, наполненную слепыми душами, ищущими выход.
Артур достал окаймленный кружевом платок из кармана рубашки и помахал им перед учениками, как будто собирался показать фокус. Уголок ткани был отмечен инициалами «РМ».
– Это принадлежало моей матери, и прямо сейчас я чувствую, как она пробивается в мое сознание, стараясь выбраться из этой черной комнаты, – сказал он. – Я вижу в голове проблески ее воспоминаний, я думаю отрывками ее мыслей. Но я использую собственные мысли, чтобы не пустить ее в свою голову.
Он попросил Кевина, которому было девять лет, подойти и сесть рядом с ним. Робкий чернокожий мальчик с легким дефектом прикуса, Кевин прополз вперед и устроился возле Артура.
– Вытяни руки.
Сиреневые глаза мальчика светились подозрением, но он сделал то, что было велено.
– Закрой глаза.
И снова Кевин подчинился, сморщив рот в беспокойстве.
Артур подвесил платок над обращенными кверху ладонями мальчика.
– Теперь, Кевин, я хочу, чтобы ты проговорил алфавит. Продолжай проговаривать его снова и снова, что бы ни произошло. Не думай ни о чем другом и не останавливайся, пока я не скажу.
Веки Кевина дрожали от старания сосредоточиться, а может, и от страха.
– А-Б-В-Г-Д-Е-Ж-3-И-К-Л-М-Н-О-П...
Артур подождал, пока он торопливо, на одном дыхании проговорил алфавит несколько раз. А потом опустил платок в руки мальчика.
Буква "К" застряла у Кевина в горле. Его пальцы сомкнулись на платке, и голова дернулась вверх.
– Давай, Кевин, где алфавит? – спросил Артур. – Что идет после "К"?
Челюсти мальчика боролись с парализованными губами.
– Ммм... ммм...
– Да! Именно! Скажи это, Кевин!
– Ммм... ммм... ЭМММ!
– Да! А что после этого?
– Ннн... ннн... ЭННН!
– Хорошо! Продолжай дальше.
– ...О... Пее-ПЭЭЭЭ! К-к-КА!
С каждой буквой его заикание уменьшалось, и скоро он уже выдавал алфавит так же быстро, как и раньше. На его лице появилась широкая улыбка.
Артур забрал платок из рук Кевина.
– Вот, класс, как вы можете удержать мертвых людей от управления вашей жизнью.
Натали и другие дети посмотрели друг на друга с благоговением и восхищением. Все они потеряли минуты, часы и даже дни своих молодых жизней из-за душ, которые вселялись в них. Теперь этот учитель пообещал им спасение, способ использования собственного сознания...
Но Артур лгал, подумала Натали, осматривая бледный пол и пыльные резиновые коврики, валявшиеся в дальнем углу комнаты. Не каждую душу можно было так легко отвадить, как душу матери Артура. И, так или иначе, жизнью фиола всегда будут управлять мертвые.
Она оставила комнату и пошла дальше по коридору, заглядывая сквозь стекло каждой двери, мимо которой проходила. Здание занимало достаточно большую площадь; эта часть предназначалась для младших учеников, и каждый класс воскрешал в памяти очередное событие: интенсивные тренировки по утрам, за которыми следовали уроки математики, чтения, науки и истории после обеда. За первые два года она перешла от алфавитной мантры к более сложным ментальным дисциплинам, которые позволяли ей оставаться сознательным наблюдателем, когда она делилась телом с другой душой. Это была древняя техника, которая веками передавалась от фиола к фиолу.
В дальнем углу здания, где коридор поворачивал налево, Натали наткнулась на лазарет. Она толкнула одну из вращающихся двойных дверей, но не стала заходить внутрь. Оттуда, где она стояла, ей был виден стол для осмотра, окруженный полками, которые были забиты средствами первой помощи. Здесь школьный доктор и сестры перевязывали поцарапанные колени, делали прививки и даже фиксировали случайно сломанную конечность.
Когда Натали заглянула в дверной проем, в поле зрения оказались одинаковые парикмахерские кресла в противоположном конце комнаты. Ветке возле первого кресла располагался набор гребней, ножниц и электрических бритв. Рядом со вторым креслом стоял небольшой столик со сканером души и массивом безупречно сияющих стальных игл для набивания татуировок.
На тот день было назначено пятеро: три девочки и два мальчика. Все они скоро должны были переселиться в другую часть Школы, где жили старшие ученики. Но сперва им предстоял визит в лазарет. Слоняясь вокруг, они поддразнивали друг друга, чтобы ослабить напряжение.
– Больше никаких секущихся кончиков, – сказала Сильвия, слабо улыбнувшись.
– Да, – постаралась улыбнуться в ответ Натали. – И сэкономим кучу денег на кондиционере.
Она теребила прядь льняных волос, которые теперь струились по плечам. Девочка была самой младшей из пяти – ей было всего лишь двенадцать, а остальным по тринадцать. Это казалось несправедливостью.
Двери лазарета с громким стуком распахнулись, и в коридор ввалилась Сондра.
– Ну, парни, что вы думаете? – Сондра подпоясалась лентой и позировала перед ними, заносчиво задрав бритую голову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33