Всем торговым кораблям к означенному сроку снаряженными быть.»
Карфангер только что закончил последнее совещание с Иоханном Шульте, капитаном частного конвойного фрегата «Пророк Даниил», отправлявшегося с несколькими «купцами» в Испанию и оттуда дальше в Италию, Яном Янсеном и Юргеном Таммом, чьи корабли вместе с фрегатом Иоханна Шульте составляли арьергард торговой флотилии, когда на палубе «Леопольда Первого» появились члены комиссии адмиралтейства, как всегда прибывшие для проверки готовности каравана к отплытию. Прежде чем приступить к выполнению положенных формальностей, секретарь адмиралтейства Рихард Шредер обратился к Карфангеру:
— Вы слышали последнюю новость с театра военных действий? Бранденбургский курфюрст присоединился к антифранцузской коалиции и вступил в должность главнокомандующего имперской армией.
— Вы уверены, что это именно так? — переспросил Карфангер, которому намерение курфюрста выступить за обще дело всех немцев казалось довольно сомнительным: слишком много лет прошло в напрасном ожидании этого.
— Абсолютно, — заверил его Рихард Шредер. — Доподлинно известно, что он с большими силами движется к Рейну.
— В таком случае мне остается со спокойной душой выйти в море, — сказал Карфангер и громко сообщил услышанную новость капитанам судов каравана, также собравшимся на «Леопольде Первом».
Когда матросы начали поднимать якоря и ставить паруса, когда корабли один за другим стали отваливать от мола, Карфангер еще раз обратился к господам из адмиралтейства:
— Что собирается предпринять Гамбург в этой войне против французов, стремящихся захватить чужие земли?
— Мы будем помогать общему делу деньгами, — заявил Дидерих Моллер, — в остальном же мы будем стремиться не ввязываться в военные действия.
— Вот как! — Карфангер нахмурился. — Не ввязываться в военные действия? Боюсь, что это будет не лучший способ сохранять нейтралитет, господин ратссекретариус. Я все-таки надеюсь, что совет еще раз хорошенько обдумает свои намерения, прежде чем ему придется в них раскаиваться.
— Господин адмирал, — отвечал Дидерих Моллер, — мы вносим пашу лепту в общее дело в виде денежных субсидий. Разве это не помощь? Незачем только заявлять об этом во всеуслышание, чтобы не пронюхали французы, которые могут изрядно повредить нашей торговле. Ну все, довольно об этом.
Прощаясь с членами комиссии адмиралтейства, Карфангер сказал:
— Счастливо оставаться, господа! Передайте мои наилучшие пожелания совету. И пусть он, подсчитывая гульдены, не забывает об империи.
— Вам бы только к чему-нибудь придраться, господин адмирал, — промолвил Дидерих Моллер со снисходительным упреком в голосе и откланялся.
Адмиралтейская яхта отвалила от борта фрегата; над устьем Эльбы прогремели залпы прощального салюта. «Леопольд Первый» направился в открытое море, увлекая за собой караван. Чем уже становилась полоска земли на горизонте за кормой, тем легче дышалось адмиралу Карфангеру.
Перед ними расстилались неподвижные, свинцовые воды Северного моря.
Теплый зюйд-ост лениво шевелил обвисшие паруса.
— Вроде бы и не в понедельник мы отчалили! — сказал такелажный мастер парусному.
— Это так, но может быть, ритцебюттельский пастор в прошлое воскресенье не с той ноги стал подниматься на кафедру? — высказал тот свое предположение.
— Не иначе, — согласился такелажный мастер и посоветовал своему собеседнику послать матроса на грот-брам-рей дуть в брамсель. По морскому поверью это было первейшее средство борьбы со штилем, уступавшее, может быть, только царапанию фок-мачты.
Но ни одно из проверенных средств не помогло, как не помогли и всевозможные заклинания. Слово длинная вереница огромных улиток полз караван по застывшему в штиле морю — день за днем и ночь за ночью. Но зато, когда они наконец обогнули Шотландию, задул такой могучий норд-вест, что казалось, будто бог морей решил вернуть гамбуржцам все долги. Теперь команды кораблей только успевали поворачиваться: работы хватало всем и на палубе, и на реях, и у помп в трюмах. Тяжело груженные корабли летели вперед, как на крыльях, и волны частенько перехлестывали через их борта.
Корабельный священник, преподобный Гайберман, ненароком подслушавший разговор парусного мастера с такелажником решил пока что повременить с задуманной им проповедью о языческих суевериях и дождаться более подходящей погоды. Но все духи морей и ветров, казалось, весьма благосклонно отнеслись к преступному поклонению закосневших в язычестве и ополчились против пастора Гайбермана: чем дальше на юг продвигался караван, тем сильнее становился ветер. Между Азорскими островами и Бискайским заливом гамбургские корабли попали в полосу жестокого шторма, который едва не разметал караван.
В Кадисе Карфангера встретили со всеми почестями, полагающимися гамбургскому адмиралу. Пушки береговых бастионов приветствовали его фрегат тринадцатью залпами салюта; под гром ответного салюта своих батарей «Леопольд Первый» бросил якорь в кадисской гавани. К нему уже летела яхта испанского губернатора, спешившего лично нанести визит знаменитому мореплавателю и адмиралу. Вслед за губернатором на борт «Леопольда Первого» явились представители самых богатых торговых домов во главе с алькальдом. Карфангер радушно принял их всех, хотя хлопотная должность адмирала торгового флота отнимала уйму времени. К тому же надо было поторапливаться с отплытием из Кадиса: они и без того уже слишком долго задержались в Северном море из-за штиля.
Однако поток посетителей не иссякал. Не успел Карфангер отдать приказ ставить паруса, как к «Леопольду Первому» подошла большая шлюпка, и из нее на борт фрегата поднялись двенадцать монахов, прибывших засвидетельствовать почтение адмиралу Карфангеру.
Это были картезианцы из монастыря, расположенного на полпути, между Хересом и Пуэрто-Реалем. Тамошние монахи издавна занимались виноделием и на этом поприще снискали себе славу. На ярмарке в Пуэрто-Реале они прослышали о прибытии в Кадис прославленного адмирала Карфангера и решили немедленно отправиться на его корабль, чтобы преподнести гамбуржцам скромный дар — бочонок монастырского вина — за мужество, с которым они обороняют от разбойников христианских мореплавателей.
Карфангер горячо поблагодарил монахов, пообещав и впредь самым решительным образом и с Божьей помощью не давать спуску турецким пиратам, а затем пригласил своих капитанов и офицеров вкусить от даров монастырских виноградников. Янтарно-золотистое вино брызнуло в подставленные бокалы, и вскоре выяснилось, что благочестивая братия по части выпивки может посостязаться с иными шкиперами.
Благородное вино огнем заструилось по жилам, лица повеселели, языки развязались. Если для моряков последнее было делом вполне привычным и естественным, то о монахах, связанных традиционным для их ордена обетом молчания, этого никак нельзя было сказать. До сих пор от имени всех говорил лишь старший инок, и то используя при этом самое необходимое для соблюдения приличий количество слов.
Все шло как нельзя лучше, пока Михелю Шредеру, не перестававшему расхваливать монастырское вино, не пришло в голову спросить старшего:
— А не приходилось ли вам, достопочтенный брат, попробовать рому — ямайского или кубинского?
— Нет, капитан, — отвечал монах.
— О! Достопочтенный брат, вы много потеряли. Позвольте, однако, спросить о причине?
— Разве наше вино — не ответ на ваш вопрос? — Монах поднял свой бокал так, что на него упал косой луч солнца, пробивавшийся сквозь иллюминатор, и вино заискрилось, заиграло на свету.
Михель Шредер тоже поднял бокал.
— Смотрите, возлюбленный брат, это — ром. Хотите — обменяемся бокалами? Отведайте-ка лучше рому.
Поколебавшись картезианец взял бокал Михеля Шредера, принюхался, затем пригубил его содержимое и — отхлебнул приличный глоток. В следующий момент у него перехватило дыхание, монах разинул рот и выпучил глаза, не в силах произнести ни слова. Немного придя в себя, он совершенно неподобающим егоану образом воскликнул: «Карамба! «, что, вероятно, следовало понимать как признание достоинств напитка.
Бокал с ромом тут же пошел по кругу. Молчаливые братья не заставили себя долго упрашивать и с большим удовольствием пробовали новый для них напиток. Последствия этого легкомыслия не замедлили сказаться: монахи стали один за другим нарушать обет молчания — сначала робко, потом все смелее и смелее и в конце концов принялись петь и плясать. Венцель фон Стурза взял в руки лютню — и тут уж пустилась в пляс вся компания, к вящему удовольствию столпившейся на шканцах команды.
Карфангер, поначалу смеявшийся вместе со всеми над выходками подгулявших чернецов, вскоре посерьезнел: надо было думать, как достойным образом отправить преподобную братию в обратный путь. Малейшая ошибка в выборе средств могла обернуться непредсказуемыми последствиями в этой стране, где церковь обладала поистине неограниченной властью. И дернул же черт этого Михеля Шредера подсунуть им ром!
Карфангер обернулся к Шредеру:
— Пора сниматься с якоря, лейтенант. Из-за вашего эксперимента с ромом мы можем влипнуть в неприятную историю. Как вы собираетесь отправлять их с корабля?
Михель Шредер не растерялся:
— Помнится, когда этот фрегат несколько лет назад спускали на воду, были сказаны такие слова: «Да спасут тебя в трудную муту Господь и твои грозные орудия! «. Прикажите дать прощальный салют, адмирал, держу пари, что достопочтенные иноки от грохота пушек сразу придут в себя.
— Хорошо, попробуйте. И пусть поднимают синий флаг — сигнал к отплытию.
— Слушаюсь, адмирал! — отчеканил Михель Шредер и поспешил выполнять приказ.
На главной орудийной палубе засуетились готлангеры, фейерверкеры и канониры, подгоняемые констеблем. Они заряжали восьмифунтовые пушки и выкатывали их. Вскоре из первого орудийного порта метнулось пламя, оглушительно грохнул выстрел, и монахи от неожиданности умолкли, однако быстро пришли в себя и загорланили пуще прежнего. И второй выстрел не дал желаемого эффекта, больше того: они пришли в совершенный восторг, ринулись к пушкам и принялись отнимать у канониров дымящиеся фитили и требовать, чтобы им тоже дали выстрелить. Карфангеру не оставалось ничего иного, как позволить им это. Тут монахи и вовсе обезумели от радости; пушки разряжались одна за другой. Когда дошла очередь до старшего, выяснилось, что прозвучали уже все тринадцать положенных залпов. Однако глава монашеской братии не собирался отказывать себе в редком удовольствии выстрелить из пушки и упросил-таки Карфангера разрешить произвести четырнадцатый выстрел, правда, с условием, что картезианцы после него сразу же покинут фрегат, в противном случае им придется плыть с гамбуржцами до Малаги.
На том и сошлись. Бухнул последний выстрел, монахи дружно потопали к фалрепу, старший еще раз сердечно простился с Карфангером и его офицерами, осенив всех напоследок крестным знамением и провозгласив»Да пребудет с вами пресвятая дева! «, затем спустился в шлюпку за остальными, напутствуемый грубоватыми шутками матросов.
Паруса «Леопольда Первого» уже начали наполняться ветром, когда загремели пушки береговых батарей. Гамбуржцы насчитали четырнадцать залпов: понятное дело, испанцы не хотели показаться невежливыми, хотя, наверное, терялись в догадках относительно причин, побудивших гамбуржцев почтить их лишним залпом салюта.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
В декабре 1674 года шведы напали на Бранденбург. К тому времени уже почти все европейские государства воевали между собой. Для пиратов на всех морях наступила благодатная пора.
В Вест-Индии и в Карибском море бесчинствовал знаменитый вожак флибустьеров Генри Морган, имя которого наводило ужас на всех жителей Центральной Америки. Морган больше не ограничивался нападениями на торговые корабли и суда, доставлявшие в Испанию серебро из колоний. Собрав флот из тридцати семи кораблей, имевших в общей сложности более двух тысяч человек команды, он решил взять штурмом город Панаму, хорошо укрепленный порт, который служил конечной целью плавания всего испанского флота на Тихом океане, привозившего сюда награбленное в Перу золото и серебро.
Здесь его грузили на мулов и отправляли в Портобело, где вновь перегружали — теперь уже в трюмы кораблей трансатлантического флота. В двухчасовом сражении на суше люди Моргана разбили испанцев, бросивших против них четыре эскадрона кавалерии и четыре полка пехоты, затем штурмом взяли Панаму, дочиста разграбили город и в конце концов сравняли его с землей.
Если вест-индские флибустьеры хозяйничали в Карибском море, то вся Восточная Атлантика находилась во власти алжирских и тунисских пиратов, встречавших у самых берегов Испании и Португалии тех, кому удалось невредимыми выбраться из Вест-Индии. Тунис, Алжир и Триполитания контролировали все морские торговые пути между Мальтой и Гибралтаром.
Из-за всех этих обстоятельств Карфангеру пришлось очень долго дожидаться в Малаге возвращения «итальянцев», охраняемых «Пророком Даниилом», и он уже начал сомневаться, удастся ли им вообще до наступления холодов добраться до Гамбурга. В конце октября тридцать три корабля наконецто отплыли из Малаги, взяв курс на запад, к Гибралтарскому проливу.
Остальные гамбургские «купцы» уже давно с нетерпением ожидали «Леопольда Первого» в Кадисе и Лиссабоне. Однако в открытом море флот Карфангера встретил крутой зюйд-вест, который к тому же все усиливался. Корабли с огромным трудом продвигались вперед, постоянно лавируя. Против ожидания, к вечеру ветер не стих; ночью он переменился на зюйд-ост, который к утру достиг чуть ли не ураганной силы. Теперь потребность в лавировании отпала, парусники шли в полный бейдевинд, но опасность заключалась в том, что буря гнала суда в сторону берега, где они могли сесть на мель. Кроме того, в такой шторм да еще и в темноте легко было потерять из виду один или даже несколько кораблей каравана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46