– Мы запасаем его на прокорм лошадям и немного для телят, которых содержим рядом с домом, – объяснил он и поднял взгляд на потолок. – Дождь лупит вовсю.
– Здесь хороший запах. Вот он, запах сарая. – Она села на сноп сена и осмотрелась вокруг. Подросший котенок вынырнул откуда-то и потерся о ноги Эммы. – Привет, киска. – Она погладила зверька по спине и взглянула на Мэтта: – Как он сюда попал? Мэтт улыбнулся:
– В западном крыле сарая есть пологий подъем со ступеньками.
– А ты заставил меня карабкаться по приставной лестнице.
– Я подумал, тебе будет полезен такой опыт, – сказал он в свою защиту.
Эмма засмеялась. Смех спугнул котенка, который удрал вверх на гору из сена.
– Меня радует, что мне не нужно спускаться вниз по приставной лестнице. По мне, легче подниматься, чем спускаться.
– Тебе не нужно никуда уходить. – В его слонах прозвучал дополнительный смысл, который он не вкладывал в них сознательно, но который, однако, не сумел и скрыть.
– Я бы не могла оставить тебя с больным ребенком и Рут, которая неважно себя чувствует. Это было бы несправедливо.
– Люди совершают много несправедливого.
– Но не я, – сказала она, поднимая подбородок в характерной манере, которую он уже запомнил.
– Нет, – подтвердил он, – не ты. Впрочем, лучше тебе уйти. Во всяком случае, не следует оставаться здесь наедине.
– Не следует? – Она улыбнулась ему, припоминая, как вчера в их разговоре он подчеркивал эти слова.
– Это ошибка, – вымолвил он, приблизившись к ней на шаг и увидев, как расширились ее зеленые глаза. Он взял ее за руку и повел в ту сторону, где был пологий спуск.
– Да, – согласилась она. – Очень большая ошибка.
– Ошибки случаются, – прошептал он, притягивая ее к себе. И его руки как-то сами собою обняли Эмму, рот вкусил сладостную теплоту ее дыхания, и они оба повалились в душистое сено. Он не мог больше себя сдерживать, как не мог остановить барабанную дробь дождя по крыше над их головами, особенно когда она ласкала пальцами его лицо и вплетала их в его волосы, когда их губы были слиты в поцелуе, от которого они больше не могли удержаться.
Он целовал теплую кожу над ее ключицей, его рука скользнула по мягкой хлопчатой ткани ее тенниски и легла на ее грудь.
– Мэтт, – сказала она, задыхаясь, в то время как он ласкал большим пальцем ее набухший со сок. – Есть кое-что…
Он коснулся языком края ее нижней губы:
– Кто-нибудь говорил тебе, как нежен твой рот?
– Нет. Какое…
После еще одного долгого поцелуя он оторвался от ее рта.
– Эмма!
Она открыла глаза.
– Что?
– Скажи мне, что это не ошибка.
Эмма провела пальцем по его щеке и слегка коснулась его губ.
– По-моему, это не похоже на ошибку, но за последнее время я их совершала столько, что ни в чем не уверена.
– Я тоже, – пробормотал Мэтт, придавливая ее теплое тело своим. – Думаю, нам просто нельзя упустить этот шанс.
– Хорошо.
Она улыбнулась ему, и Мэтт почувствовал, как камень упал с его сердца: она хочет его, как хочет ее он, – вот подлинное чудо, дарованное им этой дождливой воскресной ночью.
– Поцелуй меня опять, – сказала Эмма. – Нет ничего слаще.
Он не смог сдержать улыбки.
– Леди, ты в двух шагах от непоправимого. Поцелуй – это только начало.
– Я слышала об этом. – Ее взгляд не дрогнул, когда он посмотрел ей прямо в глаза. – Тебе придется научить меня остальному.
Он не сразу уловил смысл ее слов, но растерянное выражение на лице Эммы наконец вразумило его.
– Ты хочешь сказать, что никогда…
– Нет. Никогда.
– А твой жених…
– Хотел подождать.
Этот жених, должно быть, был холоднее льда, подумал Мэтт, однако он ничего не желал знать о другом мужчине, которого любила когда-то Эмма. Все, что ему следовало знать, она уже сказала. Женщины – непредсказуемые создания и обладают порой странными понятиями.
– Хорошо, – все, что мог сказать на это Мэтт. – Я ни с кем не занимался любовью очень-очень давно, – признался он, лаская губами ее губы. – Нам придется обучаться вместе, пока у нас не получится все, как надо.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Кое-как они разделись; постелью в сене для них стали их куртки. Теперь Эмма трепетно и радостно отзывалась на его прикосновения своей разгоряченной, сверхчувствительной кожей. Мэтт ласкал ее кончиками пальцев, что вызывало во всем ее теле дрожь, и она отвечала ему столь же настойчивыми ласками.
Он больше не спрашивал ее, действительно ли она хочет его близости. В этом не было нужды, ибо ее тело жаждало ласк не меньше, чем его. Он опрокинулся на спину, не выпуская ее из объятий. Она взглянула в его темные глаза и поняла, что он из тех, кому можно верить.
– Неужели бывает еще лучше? – спросила она дразнящим голосом.
– Да. Самого лучшего мы еще не достигли.
– Вот как. – Она склонилась и поцеловала его в подбородок. – Итак, когда мы это сделаем?
– Я думал, ты никогда не спросишь. – Он перевернул ее на спину. Эмма не удержалась от улыбки: – Я не знала, что полагается спрашивай..
– Это помогает, – сказал он, медленно ее лаская.
Он задержал ладонь на ее животе, потом скользнул ниже. Вскоре она не могла больше выносить острого наслаждения, которое вызывали в ней его пальцы.
– Теперь, – сказала она, вытягиваясь под ним, чтобы ему было удобнее.
– Я постараюсь не причинять тебе боль, – нежно выдохнул он ей на ухо. – Ты не причинишь.
И он не причинил, во всяком случае, не более чем на мгновение. Кратчайшая боль, которая последовала за ощущением открытости. Ощущением наполненности. Ощущением вхождения чужой плоти. А когда эта плоть стала осторожно двигаться внутри нее, она положила руки на широкие плечи Мэтта и спросила себя, ощущает ли в полной мере все так, как надо.
Мэтт проникал в нее глубже и одновременно всматривался в ее лицо.
– Все в порядке?
– Да.
– Хорошо чувствовать тебя внутри. – Она качнула бедрами, чтобы он вошел еще глубже, и Мэтт вздрогнул.
– Не торопись, любимая, – простонал он. – Не так скоро. Я хотел бы, чтобы это длилось дольше.
– Научи меня, – прошептала она, чувствуя, как он проникает все глубже.
Его движения становились сильнее и чаще, и наслаждение наконец полностью вытеснило боль. Она достигла вершины внезапно, это был слабый взрыв внутри тела, вызванный убыстренными толчками Мэтта, его проникновениями в самую глубь. Он продолжал двигаться внутри нее, пока его дыхание не замедлилось, и он перевернулся, увлекая ее на себя. Долго еще он поглаживал ее спину и нежно касался губами виска.
– Мы сошли с ума, – вымолвил он наконец.
– Почему ты так говоришь? – Его прикосновения были мучительно-сладостны, и она закрыла глаза в истоме.
– Мы никак не предохранялись. А я не юноша, чтобы не понимать, какой это риск.
– Я принимаю таблетки, – сказала она, стараясь не обращать внимания на то, как больно ее кольнули слова «я не юноша, чтобы не понимать». – Помнишь, я ведь предполагала выйти замуж? А он не хотел детей. – Она надеялась, что он не спросит, как давно она разорвала помолвку. Мэтт вздохнул и поцеловал ее в плечо.
– Есть иные причины использовать презерватив, Эмма.
– Да, но я ведь девственница… была, а ты сказал, что сохранял воздержание. – Она открыла глаза и посмотрела на него. Он нахмурился. – Ты же не лгал мне, правда?
– Нет, конечно, нет, однако ты не можешь заниматься сексом без презерватива, Эмма. Некоторые мужчины лгут. И будут лгать. С этого дня ты…
– С этого дня? Ты думаешь, я собираюсь заниматься любовью… то есть, прости, ты сказал «заниматься сексом», не так ли?., с кем ни попадя? – Она резко опрокинулась на спину, почувствовав с сожалением, как сразу распалось слияние их тел, и потянулась за одеждой. – Это было что-то особое.
– Да, было, – сказал он хмуро, потом сел и смахнул соломинки со своих волос. – Весьма особое, и прежде всего для того, кто ни разу…
– Я занималась с тобой любовью не из любопытства, не потому, что я не делала этого раньше. – Она нашла тенниску и натянула ее на себя через голову, не потрудившись прежде надеть лифчик.
– Я говорил о себе, – признался он, скользнув в рукава своей рубашки из шотландки. – Я не был с женщиной с тех пор, как умерла Патти. Это все, что я собирался сказать. Это было нечто особое и для меня.
Она не знала, почему на глазах у нее выступили слезы, но она не хотела, чтобы Мэтт увидел, как она плачет. Она не хотела, чтобы он узнал, как много для нее значит то, что случилось. Для него это было облегчение. Для нее это была… любовь.
– Я лучше пойду, – сказала она, схватив джинсы и рывком надевая их.
Мэтт поднял белье Эммы и передал ей. Она не взглянула на него, только запихнула одежду в карман куртки, потом отыскала носки и сапоги и не без труда натянула их на ноги.
– Дождь все еще льет, – сказал он, будто она сама не слышала, как дождь барабанит по крыше.
– Немного воды мне не повредит.
– Будь осторожна, Эмма, – произнес он обеспокоенно. – Гроза разбушевалась. Я лучше провожу тебя до дома.
– Нет, – сказала она, наконец одевшись. – Не стоит. Я прочнее, чем кажусь.
– По крайней мере позволь довести тебя до лестницы. – Он провел ее по пологому спуску в заднем крыле и через весь сарай до самой входной двери, положил ладонь на ее руку и остановился. – Эмма, – сказал он, вынуждая ее посмотреть ему в глаза. – Прости меня.
– Ты тоже.
Она направилась сквозь ливень к дому. Свет, горевший в сарае, освещал большую часть двора, а на оставшуюся падали огни из окон кухни. Слезы, которые она тщетно сдерживала, потекли по щекам, мешаясь со струями сентябрьского дождя. Она влюбилась в него. Она занималась с ним любовью. И тем не менее то дивное и страстное, что случилось, было ошибкой.
Она должна уехать, как только появится возможность.
– Эйки Брейки Харт, – возвестила тетя Рут, кивая на телевизор. – Хотелось бы, чтобы они загадывали головоломки посложнее. Эта была пустяковая, доложу я вам. – Она подняла свое вязание и задвигала крючком взад и вперед. – Называйте «а», дурачье.
Марта села на пол и прислонилась к краю дивана.
– Я думаю, они больше не целуются.
– Кто?
– Папа и Эмма.
– О-о. Что ж, золотце, люди не все свое время тратят на поцелуи, знаешь ли.
Марта обернулась и легла щекой на диванную подушку. Она-то надеялась, что тетя Рут знает, что делать.
– Папа больше не улыбается. А Эмма подолгу смотрит в окно.
– Господи, Марта, неужто ты все вокруг высматриваешь?
– Разве ты не видишь? Эмма скоро уедет.
– Эмма не уедет. Она шьет балетные костюмы для вас к кануну Дня всех святых. Бедняжка ничего не умеет шить, кроме всяких пустяков, но она не сдается. Думаю, на праздник вы наденете еще те причудливые башмаки.
Марта не желала говорить о своих балетных туфельках. Она жаждала помощи.
– До праздника еще далеко. Возможно, она шьет костюмы теперь, чтобы поскорее уехать.
Тетя Рут опустила рукоделие на колени и издала один из своих глубоких, выразительных вздохов.
– Марта, у тебя глаза скоро состарятся.
– Что ты хочешь этим сказать?
– То, что твои глаза слишком много видят. Если Эмма захочет уехать, то мы ничего с этим не сможем поделать. А если твой папа хотел бы побольше времени целоваться и поменьше работать, что ж, он так бы и поступал.
– Они бы целовались, если б были наедине. Как это было в тот раз.
– Они не могут быть наедине, когда под ногами три ребенка и старая женщина. – Рут нахмурилась и уставилась в телевизор на «Колесо Фортуны». – Ого, черт возьми! Одна из тех новеньких головоломок.
– Мой учитель говорит, что если сейчас пойти по руслу реки, то можно наткнуться на кое-что занятное.
– Ну и при чем тут поцелуи?
Марта пожала плечами.
– Мы могли бы все вместе пойти на прогулку. Готова спорить, Эмма никогда в жизни не находила наконечников стрел или костей динозавра.
– И что?
– Папа тоже мог бы пойти.
А уж она найдет способ, как сделать, чтобы Мел и Макки не докучали им. Папа и Эмма будут наедине. Они поцелуются. И папа опять будет улыбаться, а глаза у Эммы перестанут быть опухшими и красными.
– Хорошо, – согласилась тетя Рут, притягивая к себе мешочек с пряжей. – У тебя уже, как я догадываюсь, есть план. Если ты не против, я останусь здесь на диване и продолжу вязать.
– Хорошая мысль, – одобрила Марта. – Пойду Скажу Эмме, что завтра мы устраиваем пикник.
– А где она?
– По-моему, купает в ванной Мел.
– Надеюсь, она не пропустит «Риск», – сказала тетя Руг. – Мы всегда вместе чаевничаем и соревнуемся, кто даст наиболее правильный ответ.
Марта сорвалась с дивана и кинулась наверх. Эмме понравятся поиски сокровищ.
– Держите Макки за руки, – предупредила Эмма старших девочек. – И не угодите в грязь.
Они понеслись вперед, их смех плыл в прохладном дневном воздухе. Мэтт не знал, как все это поручилось, однако он и в самом деле не был против того, чтобы провести субботний день, гуляя вдоль русла высохшей реки. Особенно когда рядом Эмма и с ней даже можно перекинуться словом. Если она угодит в яму, то ей придется звать на помощь. Нет, он вовсе не хотел, чтобы при падении она подвернула ногу или что-то вроде того, однако в этом случае, черт возьми, она вынуждена будет с ним заговорить. Она не сказала ему ни полслова почти за две недели, только спрашивала: «Хочешь еще кофе или мне выплеснуть его?» – или: «Передай, пожалуйста, помидоры».
Он пытался с ней поговорить, а она пыталась притвориться, будто его не существует. Он мучительно раздумывал, что ему предпринять, чтобы расшевелить ее.
– Мой отец часто здесь останавливался и искал наконечники стрел вдоль этой реки, – сказал Мэтт, надеясь, что Эмма скажет что-то в ответ. Хоть что-нибудь.
– Находил?
Начало положено. Мэтт сделал глубокий вдох и постарался ничего не напортить:
– Да. Кое-что. Сотни лет назад в этих местах селились люди. И некий профессор археологии просит разрешения на поиски костей динозавра.
– Именно об этом мне рассказывала Марта, – промолвила Эмма, – но я по-настоящему не знала, верить ей или нет.
– Она была в Моррилл-Холле и видела там в университете динозавров. Поиски ископаемых костей лучше проводить, однако, в начале ноября, пока не ударили заморозки.
Мэтт бросил палку псу, которого, по настоянию детей, они взяли с собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18