Рядом с ним неразлучной тенью маячил сухонький старикашка.
– Вот кто видел происшествие, – представил старичка капитан Савов.
– Да ну… никто его не видел, товарищ капитан.
– Не видели, так хотя бы слышали, правда?
– А как же, слышали. Сидим мы как раз, стало быть, в кухне, в картишки перекидываемся, а тут что-то как заскрежещет. Загромыхало, значит, потом удар… и еще разок ударило.
– Когда это произошло?
– Да как вам сказать, товарищ капитан, не догадались мы на часы-то поглядеть. Однако времени достаточно прошло после вечерней поверки. За одиннадцать наверняка перевалило…
– А вы, доктор, не взглянули на часы, когда вас вызвали? – спросил Ковачев.
– Взглянул. Было двадцать три часа семь минут, когда мне позвонили.
– Благодарю. А теперь надо вытащить из машины тело. Прежде чем отвезут в морг, хотелось бы его осмотреть.
«Плимут», перевернувшись по откосу несколько раз, снова оказался на колесах. Но почти все стекла были разбиты, крылья разодраны, дверцы раздавлены. Лишь ломом удалось вскрыть шоферскую дверцу. Наконец вытащили Маклоренса. Даже побитое и окровавленное, лицо его сохраняло холодноватую англосаксонскую красоту. Должно быть, смертоносный удар пришелся от руля в грудную клетку, в сердце.
Из правого кармана Ковачев достал паспорт. Между страничками пестрели банкноты. Он пересчитал их: в одном месте девять купюр по сто долларов, в другом – сто двадцать левов пятерками и десятками. С первой страницы в свете фонаря ему улыбался Дэвид Маклоренс. Слева под мышкой у него обнаружился в элегантной кобуре увесистый блестящий пистолет. Ковачев стал его разглядывать. То была неизвестная американская модель, вероятно тридцать восьмого калибра или побольше. Он сунул пистолет обратно в кобуру.
После внимательного осмотра трупа Ковачев распорядился доставить его в морг на вскрытие. А сам полез в «плимут», чтобы окинуть взглядом все изнутри, порыться в карманчиках дверок и в ящике на панели.
– А вот и еще один!
– Что вы нашли? – спросил его доктор Миладинов, склоняясь за его спиной. После находки пистолета его интерес к происходящему значительно возрос.
– Это, доктор, не по вашей части, – ответил Ковачев, вылезая из машины. В руке он держал второй пистолет, на этот раз с гораздо более длинным и тонким дулом и с глушителем на конце.
Тело положили на носилки. Предстояло тащить его наверх, но уже не между камней. Бай Драган взялся показать им окольный путь по тропинке.
– Откройте багажник и вообще осмотрите машину. Самым внимательным образом, – распорядился Ковачев. – Мы с капитаном Савовым отправляемся к шоссе, поможем, если понадобится, нести…
Когда мертвого положили в санитарную машину, Ковачев взял у Савова фонарь и принялся внимательно разглядывать что-то на шоссе. Что он мог найти?
Оперативник ему рассказал, что в 19.30 Маклоренс и Эдлайн Мелвилл поехали в сторону Балчика. Двигались не торопясь, как на прогулке, нигде не останавливались, ни с кем не встречались. В Балчике заняли столик на террасе ресторана. Неподалеку расположился наблюдатель, потягивая пиво и закусывая.
Через полчаса, когда Маклоренс (к великому ужасу наблюдателя, тоже шофера-любителя) сумел справиться с двумя стограммовыми стопками водки без всякой закуски, к ним за столик подсела еще одна пара: мужчина лет пятидесяти пяти – шестидесяти, низенький, с лысиной, обрамленной седыми кудряшками, и большим крючковатым носом, сопровождал даму лет тридцати – непомерно загримированную броскую брюнетку в цветастых розово-синих хлопчатобумажных брюках. Подсела эта парочка как старые знакомые, заказали себе ужин, и все сразу начали оживленно переговариваться.
Этот спокойный момент и избрал оперативник, чтобы позвонить из кабинета директора ресторана и попросить подкрепления ввиду прибытия неизвестной пары. Но он так и не успел ничего о ней выяснить, поскольку его сослуживцы вскоре появились в ресторане.
К половине одиннадцатого Эдлайн Мелвилл заплатила по счету. Однако лысый и обе дамы направились не к «плимуту», а к другой иностранной машине, брюнетка села за руль, и они укатили. А Маклоренс допил водку (возможно, они на него за что-то рассердились) и уехал через четверть часа. Характерно, что если те трое пили лишь белое вино, то Дэвид успел влить в себя еще два стакана водки, что не помешало ему завести свою машину. Правда, сказалось опьянение: без всякой нужды он начал форсировать двигатель, будто любовался его мощностью, зажигать и гасить дальний свет, пока наконец не рванул с места на полной скорости.
Как и положено при транспортном происшествии, капитан Савов начал измерять на шоссе тормозной путь «плимута». Нет, не беззаботным ангелом вознесся Маклоренс на небеса. Надо отдать ему должное: хотя и сильно пьяный, он сделал все возможное, чтобы спастись.
Освещая фонарем дорогу и помогая Савову в замерах, Ковачев никак не мог отвязаться от навязчивого вопроса: катастрофа ли это пьяного водителя или нечто другое? Вроде бы все говорило в пользу обычного варианта – и водка, и ненужная перегазовка, и бешеная скорость даже на поворотах, у одного из которых он и нашел свою смерть. Но приходили на ум и другие доводы. Почему Мелвилл пересела в другую машину, оставив его одного? Почему катастрофа случилась в самом опасном месте на всем отрезке пути между Варной и Балчиком – на самом крутом повороте, у самой глубокой пропасти? Вторая случайность? Да, именно в этом месте его бешеная гонка, вероятней всего, могла закончиться смертью. Но почему именно здесь он потерял вдруг управление?
Когда они дошли до начала тормозного пути, Савов принялся записывать измерения в блокнот, а Ковачев продолжал освещать самым внимательным образом буквально каждую пядь предполагаемого последнего пути «плимута». В одном месте он остановился и долго вглядывался в световой круг.
– Товарищ капитан, взгляните-ка сюда.
Савов тоже навел свой фонарь, вгляделся и покачал удивленно головой.
– Надо аккуратно снять асфальтовое покрытие и отдать на экспертизу, – сказал Ковачев.
19 июля, суббота
В эту ночь полковник Ковачев смог лечь спать лишь на рассвете. И хотя славился тем, что засыпал, едва лишь коснется подушки, на этот раз он долго не смыкал глаз. Мучили его вопросы, порожденные этой катастрофой, да и процедура вскрытия, на которой он присутствовал, не давала успокоиться. И когда в предрассветных сумерках сон все-таки сморил его, выспаться всласть он так и не смог. Его разбудили, вызвав в окружное управление. Там уже был высокий гость. Узнав о катастрофе («все-таки труп есть труп!»), генерал Марков первым же самолетом прибыл в Варну и теперь хлопал Ковачева своею медвежьей лапой по плечу.
– Вот и я решил воспользоваться субботой и воскресеньем. И вас, думаю, повидаю, и воздухом морским надышусь. Эх, какая вокруг красота! Ну, рассказывай, чем порадуешь?
– После такого убийства радости мало…
– Значит, все-таки убийство!
– Да, это не случайная катастрофа. Слишком уж место для нее подходящее.
– Мне сообщили по телефону, что сломался привод рулевого управления.
– Да, сломан. Весь вопрос в том, почему он переломился в ситуации экстремальной, на самом опасном повороте. Допустим, реакция Маклоренса, хотя и пьяного, но опытного шофера, составляет полсекунды. Мы тщательно просмотрели тормозной след от его начала по всей пятнадцатиметровой длине.
– И что же?
– К приводу была прилеплена магнитная радиоуправляемая мина.
Генерал Марков даже присвистнул от удивления.
– Осколки мины торчали в асфальте между четырнадцатым и пятнадцатым метром. Примерно посередине. Обнаружены подобные осколки и в нижней части двигателя. То, что мина была магнитной, подтверждается и отсутствием следов ее крепления, и точностью взрыва перед катастрофой.
– Значит, тот, кто ее поставил и взорвал, находился где-нибудь вблизи, наблюдая за движением на дороге из автомобиля.
– Несомненно.
– Так, так… – Генерал почесал кончик носа. – Радиомина – бесспорное доказательство, что убийство задумано и даже предрешено там… где продают такие игрушки.
– Если их не берут с собою просто так, на всякий случай, а вдруг понадобятся. Достаточно вспомнить два пистолета Маклоренса.
– В таком случае компания их должна быть экипирована прилично.
– Нашли мы и передатчик, – продолжал Ковачев. – За обыкновенным приемником, в арматурном табло. Он настроен на ту же волну. Одна клавиша задействует его, другая включает частоту приема. Теперь частота известна. И постоянно прослушивается.
– Смею надеяться, прослушивается не только частота передатчика, но и приемника.
– Неужели у вас есть сомнения, что это тот самый, уже засеченный передатчик?
– Раз вы так уверены, могу ли я сомневаться. Но позвольте грешному вашему начальнику продолжить свои расспросы. С чего бы этому австралийскому красавцу приспичило мчаться аж в Болгарию, чтобы здесь отдать богу душу? Кто обделал это дельце – и зачем, зачем?
– Да, именно так. Экспертиза установила, что паспорт у него подложный, фото приклеено вместо другого. Приклеено ловко, но все же не без огреха. Паспорт действительно австралийский, визы показывают весь путь из Австралии. Но, поскольку, повторяю, документ оказался поддельным, вновь появились основания считать убитого болгарином.
– Теперь и вы туда же. И это после вашего же убедительного доказательства, что открытка куплена в прошлом году?
– Одно не исключает другого. Открытка может быть и прошлогодней, как условный знак с пейзажем, а надписана по приезде Маклоренсом. Кстати, и шофер его знает именно как Гошо.
– Нет… изучил я нашего брата. А этот… – Марков полистал дело, которое захватил с собой в управлении, и нашел снимок Маклоренса. – Этот с такой жеребячьей мордой – не болгарин, не наша кровь. Нисколько не похож.
– Или полуболгарин, если мать англосаксонка.
– Все может быть, какой смысл гадать. И без того столько загадок. Прежде всего – два пистолета.
– Есть и еще кое-что. Вы знаете, у него при себе было девятьсот долларов и сто двадцать левов. Это в паспорте. А в другом кармане были еще и чеки. Тогда зачем доллары в банкнотах? Спекулировать? Или для других целей?.. Допустим, долларов была тысяча, затем сотня из нее превратилась в левы.
– Да-а, ничего себе этот… Маман. Неплохо подзапасся. Хотя тот, кто снабдил его радиоминой, все-таки лучше предвидел финал… Не вызывает ли каких-либо ассоциаций этот его псевдоним?
– Маман – значит мать, товарищ генерал, а он никак не похож на чью-либо матушку.
– Допустим. А как насчет тех, кто похож? К примеру, мадам Мелвилл.
– Никакой реакции. До сих пор убитым она не поинтересовалась, будто вообще ничего не знает…
– Или именно потому, что знает!
– Вроде бы она его любовница, а…
– Или он ее любовник.
– Разве это не одно и то же?
– Пора уж разбираться в таких тонкостях, Ковачев. Когда ей за сорок, а он намного ее моложе, есть кой-какая разница.
– Разница, возможно, и есть, но стоит ли начинать по этому поводу дискуссию? Выделим главное. Во время катастрофы она была уже в своем номере. А знаете ли, с кем Мелвилл прибыла вчера вечером в гостиницу?
– Петев в управлении доложил: с каким-то пожилым господином. За рулем была его дочь. Они вместе ужинали в Балчике, – сказал Марков.
– Именно так. Сей господин – торговый представитель какой-то американской фирмы в Константинополе. А знаете ли, как зовется это милое семейство?
– Откуда я могу знать, если вы крутитесь вокруг да около, вместо того чтобы мне доложить. Надеюсь, не Рокфеллер и не Морган?
– Конечно, нет. Он всего-навсего Еремей Ноумен, а дочь его Мишель Ноумен.
– И что же из того?
– А то, что фамилия Ноумен в буквальном переводе с английского означает… никто!
– Да-а… Значит, это и есть господин Никто?
– Очевидно. Старый Никто с Коко, как значится в одной из шифрограмм. А наши простодушно перевели фамилию, вот и все.
– Браво, вот это переводчики!
– Существенно, что старый Никто и Коко, я имею в виду Еремея и его дочурку, прибыли к нам именно в понедельник, 14 июля, когда выпорхнуло в эфир второе послание.
– И они, разумеется, тоже имеют алиби?
– Вы проявляете удивительную догадливость! Ковачев позволял себе иногда подобные вольности, он знал о душевной слабости генерала по отношению к своим любимцам и хотя и редко, но пользовался этим.
– Во время катастрофы они как раз входили в свой номер, после того как распрощались с Мелвилл, – сказал полковник.
– А Ларри О'Коннор?
– Сидел в ночном баре гостиницы «Интернациональ» и потягивал коньяк «Поморие».
– Тогда остается парочка Халлиган…
– Должен вас разочаровать, товарищ генерал. После девяти вечера эта замечательная пара уснула сном праведников. Во сне мистер Халлиган отыскивал оригинальные окурки, а супруга ему помогала.
Генерал хмуро взглянул на Ковачева.
– У меня подозрение, что вы недоговариваете. Что вместо положенного доклада испытываете своего начальника на сообразительность. Да ладно, уж так и быть. Если все оказались в ауте, остается шофер Пешо. Не находилась ли мина в черном чемодане?
– В каком из двух? – Ковачев выждал небольшую паузу и, поскольку генерал ею не воспользовался, продолжал: – Версия, что Маклоренс собственными руками передал шоферу мину, которая и доставила его на тот свет, мне представляется, мягко говоря, несостоятельной. Но загвоздка в том, что у Пешо обеспечено алиби. С половины девятого он был со своею женой в гостях у одного дружка и домой возвратился, порядком нагрузившись, притом далеко за полночь.
– Гм… Значит, у всех алиби на момент катастрофы. В конце концов получится, что только я не запасся! Кто-то ведь должен оказаться без алиби! Какой же вывод должны мы сделать?.. Может, это вовсе и не убийство? Может, Маклоренс прилепил магнитную мину к тяге рулевого управления всего-навсего для украшения? И она случайно взорвалась в самом подходящем месте? Не так ли?
– Выходит, так. Если, разумеется, не предположить, что есть еще какая-то фигура, о которой мы даже не подозреваем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18