Чистое. Ветреное. Шумящее травой. И небо…
— Представь себе, Санди и его ребята победили-таки во втором туре и вышли в финал, — разрумянившаяся после ванны Карита, расправляя аккуратно складочки длинного теплого халата, расшитого видами Великого небесного водопада Аха-хоа с четырехсот пяти позиций, при различном освещении, погоде, настроении, времени года и суток, осторожно коснулась губами ложбинки между лопатками бреющегося перед зеркалом рыцаря Энтра.
Костя, в тот момент выстраивающий в голове своей философскую концепцию своего отношения к обнаруженным в момент разглядывания себя за утренними процедурами, завязывающемуся на талии жирку и пробивающейся на голове лысинке, послал воздушный чмок отражению принцессы, и порадовавшись тому, что не порезался-таки (хотя поцелуйчик Кариты и взволновал его изрядно), посетовал:
— Очень, очень, просто несказанно жаль, что я не смог присутствовать на концерте. Непременно надо побывать вместе с тобой на финале. Однако, замечу, меня победа этой команды не удивила. Как ты сама знаешь, некие силы были в ней заинтересованы. По крайней мере, сама знаешь, кто приложил руку к появлению в этом мире их лидера. Гораздо больше меня удивляет твое неравнодушие к этому твоему Сандонато. Строго говоря, самый обыкновенный герой, каких во Вселенной немало…
— Тебе не кажется, что, ревнуя, ты становишься немного нудным? — кокетливо наклонила к плечику головку Карита.
— А тебе хотелось бы африканских страстей? — театрально прорычал рыцарь Энтра, прищурившись: — Молилась ли ты на ночь, Дездемона? — и торопливо, но не без аккуратности отерев с подбородка остатки пены для бритья, прыгнул на кровать, увлекая за собой принцессу. Жирок на талии слегка при том качнулся. И Костя подумал: так все же — пиво или красота? Красота, как говорится, требует жертв. Опять же говорится, что хорошего человека должно быть много. И вообще: пейте пиво — оно вкусно и на цвет красиво…
— И самое главное, представляешь, ведь солист-то в группе — не мужчина, а девчонка, а в финал их все равно пропустили! — радостно посверкивая черными глазами продолжила сообщать мужу светские новости мироздания Карита.
— Что? — недоумевающе приподнял голову от подушки рыцарь. — С чего ты это взяла?
— Да, все знают. Тем более, что я ей массаж делала, собственноручно.
— Так. — Костя с кисло-решительной физиономией сел на кровати и потянулся за брюками. Уик-энд в кругу семьи откладывался. «Дела.»— как в рекламе апельсинового сока. Наша служба и опасна и трудна.

Часть вторая.
ГЛАВА 1
Просто он хотел видеть Беатриче. Сидел, опустив на руки голову, за столом харчевни и думал о том, как же все-таки это происходит — переходы из мира в мир?
Как назло, с того момента как Беата исчезла, стоял полный штиль, и летучие корабли не показывались в небе над Шансонтильей.
В голове и душе Рэна стояла сплошной стеной чернота.
Грешным делом попытался он в этой стене нащупать дверь, а за дверью выстроить коридор. Мозги заскрипели натужно.
Главное, отчетливо, в подробностях представить себе тот мир или Беатриче. Тогда, открыв глаза, можно там очутиться. Как бы не так. Рэн почувствовал, как мозги сворачиваются в трубочку.
«Где Вы, прекрасная моя госпожа Беатриче, ангел моего сердца? Да, Бэт, представляешь, я уже могу называть тебя так! Дама сердца. В принципе меня посвятили в рыцари. Осталась пустая формальность — чуть больше трех месяцев. Нет, мне предложили даже отступить от шансонтильских законов и быть посвященным до восемнадцати лет. Но во мне почему-то взыграл патриотизм. Так что формально я еще оруженосец. Но с мечом. Оруженосец с мечом и гитарой. Зато без хозяина. Опять же формально моим сэром считается Санди, но он страшно бесится, если я что-нибудь там такое говорю, типа „Не соблаговолит ли достопочтенный…“. Так что „достопочтенный“у нас, по-прежнему, один Друпикус. Санди все подумывает насчет и мне найти арагонца.
Кстати, к вопросу о хозяевах. Не так давно встретил своего бывшего, сэра Фрогга. Не знаю, помнишь ли ты его: они еще вместе с бароном меня тогда обстреляли. Представь себе: он прямо-таки обрадовался встрече. Несколько, правда, свысока. Похлопал меня по плечу, посетовал, мол, каков подлец оказался Кру, и поделом ему… Бэт, какие странные люди, правда? Того, что сделал мне ОН сам, Фрогг не помнит, как отрезало. То есть абсолютно. Ни в одном глазу. Поболтал так со мной, благо я сейчас в какой-то степени в фаворе, и болтать со мной не зазорно, и пошел дальше, весь в приятных воспоминаниях. Санди потом трясся от ярости: «Почему ты не сказал, что это он?!»А я подумал: слава Богу, что есть и такие, как Санди, как ты. Ты или Вы? Я даже не знаю, как тебя называть, радость моя. Прости, я слишком много себе позволяю, но ты действительно моя радость. Тебя нет — и в моей жизни погасло солнце. Хотя радоваться, казалось бы есть чему.
Мы ведь победили в турнире. И в самом Белом городе нас поздравляли Старейшины Света. Никогда не забуду того ощущения. Представь себе огромные белые врата, почти полностью прикрытые и… Не знаю, как тебе это описать… Теплое, ослепительное, но и не ослепляющее пятно света появляется между створок и растет. Оно как… колыбельная из детства. Оно само как любовь и покой. Само — главная награда.
Как я мог спутать тогда? Помнишь, когда на меня напали «липовые»вампиры. Это все равно, что спутать яйцо с цыпленком внутри и старую пожелтевшую скорлупу. Неудивительно, что крест у меня на шее светился, как должно быть при встрече с нечистью. Я-то, глупец, думал, что это из-за вурдалаков, а он из-за поддельного города. Еще бы: столько черной магии.
Кстати, Санди умчался спасать сестренку Флая. Хороший паренек, этот Флай, только такое чувство, будто у него украли улыбку. Признаться, у меня у самого на этого его отца-колдуна (который, между прочим, и помог Амбру устроить поддельный Замок) кулаки чесались. Только руки коротки — провалялся после всех этих дел в постели недели две, как труп. Санди прислал весточку. Оказалось, портрет у Флая в комнате — хронофото. На самом деле, девчонке не восемнадцать, и даже не шестнадцать, а всего девять лет. Разочарован. И, кажется, обижается на меня по твоему поводу. Так что (тут я тяжело вздыхаю), если тебе больше нравится Санди…
Ой, Бэт, а единорожек-то! Это ведь он меня в рыцари. Так что после рождества на моем щите законно будет красоваться его портрет. Сейчас он в Белом городе. У него, оказывается, каникулы были. Ну, как у тебя, в твоем мире бывают: летние, от учебы. А сейчас он опять учится, где-то там, на Изумрудных холмах. Без него грустно. Без него, без тебя…
Все так глупо получилось, да?
Не знаю, Бэт, может мы это и заслужили, но жестоко… Дня не проходит, чтоб я не молился о тебе и не писал тебе таких вот мысленных писем. Луи говорит: Санди еще хочет подъехать насчет тебя к Косте Акунщикову и этой, своей, принцессе. Хотя, скорее всего, это безнадежно… (Тут не читай, в смысле не слушай, в смысле…)
В Белом замке можно было попросить об одном желании. Я попросил вернуть тебя. Но тогда Ланс, один из Старейшин, сказал: А хочет ли она? (То есть ты).
Тогда я попросил меня к тебе закинуть.
Это не в Наших силах, — ответил он.
Тогда я просто попросил тебе счастья. И все наши присоединились.
Ланс засмеялся и махнул рукой.
А мне вот все кажется, что он не случайно сделал ударение на слове «наших». Не в их, а в чьих?
Бэт, я порой думаю, может он имел в виду, что в моих силах? Или это я схожу с ума? Но, в конце концов, я же должен сказать тебе, что люблю тебя. Или уж точно сойду с ума.»
Ладно. Хватит сидеть. Как в детской считалке: раз-два-три-четыре-пять, я иду искать. Рэн решительно встал и вышел в дверь.
Вначале он задохнулся. Воздух был густой желтой отравой: схватил за горло, выбил из глаз слезы. Инстинктивно Рэн бросился назад, внутрь, но остолбенел на полдороги и, обессилев, привалился к двери спиной. Дверь была совсем другой. Железной, с круглой ручкой, неопрятно выкрашенной в зеленый цвет, со следами пинков.
А со всех сторон, издавая пронзительные вопли и рыча, выдыхая клубы вонючего дыма, носились огромные чудовища.
Рэн выхватил было меч, но руки ослабли, и весь он обмяк, только зубы громко стучали. Глазастые, с плотно сжатыми пастями монстры — самый маленький, не менее чем раза в четыре пять крупнее Рэна — кишели кишмя. А там, где проглядывал белый свет — виднелись мрачные безоконные замки и замершие скелеты огромных драконов. Гигантская птица рвала небо, оставляя за собою дымную дыру.
Не в силах пошевелиться, почти без сознания, Рэн вжался в дверь. Ящеры грохотали подкрылками и членистыми роговыми хвостами и пока, может из-за его неподвижности, не замечали Рэна.
Но тут дверь предательски распахнулась, отбросив парня далеко вперед. Вцепившись в меч, он приготовился принять последний бой. А из «Харчевни»вышло двое мужчин откровенно сивушного вида и, буркнув что-то в сторону Рэна, безоружные, совершенно бесстрашно направились во враждебную среду. Мало того, путь их лежал к одному из чудовищ, огромному, как замок и пока недвижимому. Рэн хотел было окликнуть безумцев. Очевидно, спьяну не понимающих, как рискуют. Но в этот момент в голове его, словно на промокательной бумаге начало проступать значение сказанных незнакомцами слов. Собственно, ничего такого они и не говорили. Все в том роде, что дверь подпирать ни к чему, когда почтенные господа хотят выйти через нее. Но форма! Форма!
Когда до Рэна дошло, что за слова употребили в его адрес, он был не то, что оскорблен, он был поражен до того, что волосы у него снова чуть не стали дыбом.
Мужчины тем временем преспокойно подошли к чудовищу с двух сторон от морды и, приподнявшись на лапы, открыли в его голове дверцы, как в карете и нырнули внутрь.
О! Блин! Это же и есть повозки! Видимо местные жители приручили каких-то очень быстрых животных и, заковав их в железо, разъезжали на них, управляя из прозрачных кабин. Рэн с шумом перевел дыхание. А карета-монстр зарычала, запыхала вонью и с громким лязгом и грохотом развернувшись, обдала горячим дыханием юношу и влилась в поток других, таких же. Рэна вырвало в траву.
«Ты не читала детские книжки,
И не ходила на теннисный корт,
Тебя совсем не любили парнишки,
Ты им не резала торт»…
Трава пахла все той же дрянью, пылью, но и, все-таки, травой. Прошуршало рядом тело «ящера», серебристого, сверкающего солнцем, округлого. Распахнулась дверца, и мужчина запел, зажаловался громче. Пара кроссовок и обширный, обтянутый голубым джинсом тыл затрясся в сторону забегаловки:
«Девочки бывают разные:
Белые, черные, грязные»…
Мужчина вошел внутрь, но музыка и пение продолжали изрыгаться монстром. Сквозь прозрачные окна видны были несколько мягких сидений, неизвестные приспособления, какие-то амулетики. Пушистый розовый зайчик свисал с потолка, но вряд ли пел он.
Рэн оглянулся. Над дверью, из которой он вышел висела обшарпанная табличка: «ЧП Хренова. Таверна».
Молодой человек подтянул ремни, поправил куртку и ножны. Ну что ж, он — в Битькином мире. Каким образом — Бог знает. Первое впечатление — не очень.
Теплый ветер потрепал челку Рэна. Ну, хотя бы ветер тут есть, и то неплохо. А мысль, что здесь можно будет услышать засушенные в маленьких коробочках настоящие голоса «Битлов», Элвиса Пресли, «Лед Цеппелин», елки-палки! И даже встретить живьем Шевчука или Бутусова! Пока, правда, из чрев проносящихся мимо чудовищ только дрянная попса, да неразборчивое: «БЦ! БЦ! БЦ!».
Серебристая с нелепым зайчиком завопила что-то совсем уж несусветное, будто все-таки была живым драконом-людоедом, который пытался с кряканьем, подвыванием и голодными выкриками «У-у-!»и «А-а-а!»подманить к себе девушек. Причем, обращался к ним столь неуважительно, что явно ничего хорошего их не ожидало: «Ну где же вы, девчонки! Девчонки! Девчонки! Короткие юбчонки! Юбчонки! Юбчонки!»…
Дверь таверны открылась, и Рэну стал слышен разговор аборигенов:
— …Нинка!
— Чче?
— Ты че седня вечером делаешь?
—А чче?..
—… Я в город, Петрович. Не ссы в карман, зайду я в банк, выясню, что за …— голос хозяина серебристого заглушил чей-то обмен любезностями, и сам он, покручивая на пальце связку ключей, появился на пороге. Удивительно тоненько для своей комплекции пискнул, чудовище-повозка ответила тем же. И Рэн отправился вслед поднятому машиной столбу пыли. В город.
Х х х
Во-первых, вокруг города не было крепостной стены. Впрочем, весь он опоясывался дорогой, по которой сплошным потоком неслись железные повозки. Совсем неплохая защита. Во всяком случае, Рэн еще не решался проскочить между ними на противоположную сторону. Скорость была несусветная. Разве что Друпикус мог сравниться с медлительнейшим из них. Впрочем, они не нападали.
Во-вторых, город был огромен. Прямоугольные разноцветные дома-замки протыкали небо и было их так много, что даже если в каждом из них жил только один дворянин со двором , и то здесь можно было расселить всю Шансонтилью. Дома сверкали огромными стеклянными окнами. С облегчением и радостью Рэн заметил купола нескольких храмов и перекрестился.
В-третьих, город шумел. Что-то в нем грохотало, гудело, звенело и ухало. Тысячи ртов одновременно открывались и вопили. О, боже!
Хотя своя прелесть в этом была. Прелесть неизвестного.
А в-четвертых…
В начале, Рэн подумал, что перегрелся, что ему померещилось. Но она шла. Шла впереди по дороге. Голая.
Ну, не совсем голая. В чем-то типа туники или рубашечки без рукавов, с открытыми плечами, длинной…
О! Нет! Рэн зажмурился. Хозяева тут совсем не соблюдают предела в своей скупости. Могли бы несчастной рабыне хоть немного подлиннее юбку сделать. Впрочем, все эти мысли были бессвязны и отрывочны. И только когда обездоленная сиротка скрылась из виду, Рэн осознал, что стоит на обочине уже несколько минут, а в глазах его только золотистые длинные ноги в немыслимой, похожей на копыта обуви. Бесовщина какая-то!
Х х х
Несмотря на угрожающий вид, город не был агрессивен. Скорее, равнодушен.
На Рэна обращали внимание:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60