И как только он себе ничего не припалил! Во как дыхнул — что хороший огнемет.
— Тихо, — говорю я, пытаясь успокоить его. Откуда-то из подсознания выплыло правило поведения при встрече с диким животным. Нужно избегать резких движений — они этого не любят, зато негромкая, размеренная человеческая речь действует успокаивающе.
Змей приближается, сопя как паровоз и гремя цепью. Я делаю еще один шаг назад и оказываюсь по щиколотку в воде.
Правая голова змея подныривает под среднюю и говорит на ухо левой:
— Надоело жареное. Хочу сырого.
— А я хочу пить.
— И я, — присоединяется к беседе средняя голова. — А мясо сырое есть вредно.
— Ничего и не вредно, — возражает правая голова. Левая ничего не говорит. Но лучше бы она болтала без умолку, поскольку в таком случае ее пасть была бы занята более безопасным, с моей точки зрения, делом, чем упражнение в дыхании огнем.
Струя проходит совсем близко, обдав меня жаром.
Поспешно отступаю. Шаг, второй — и все: спина упирается в камень. Дальше отступать некуда — позади стена.
Но и Змей Горыныч остановился. Цепь натянулась и не пускает его дальше.
Съесть он меня не съест, а зажарит запросто.
В шахматах такое положение называется патовым. Но мне от этого почему-то не легче.
— Иди сюда, — зовет меня правая голова. — Кушать тебя буду.
— Мне и здесь неплохо, — отвечаю я, забравшись на выступающий из стены камень.
— И долго ты там сидеть собрался? — интересуется Горыныч.
— Не знаю.
Рептилия, обиженно сопя, гремит цепью и растягивается на полу, вытянув головы в моем направлении.
Левая голова с тоской смотрит на протекающий в десятке метров ручеек и жалобно вздыхает:
— Пить хочется.
— Ну так попей, — советую я.
— Нечего.
— А хозяин что, не поит?
— Почему же, поит, — отвечает средняя голова.
— Иногда, — добавляет левая.
И дружный вздох в три огнедышащих жерла. Отчего мое тело покрывается противным липким потом.
Понаблюдав некоторое время за танталовыми муками Змея Горыныча, я спрашиваю:
— И когда придет… хозяин?
— Не знаю.
— А как тебя поят?
— Водой.
— Я имею в виду, из какой-то посудины или спускают с цепи?
— Да кто ж меня с цепи-то спустит? Почитай годочков триста уж так сижу.
— А где корыто?
— Из которого поят, что ли?
— Оно самое.
— Там. — Левая голова лениво качнулась в сторону темного ответвления.
— Ладно. — Я добродушно махнул рукой. — Неси.
— Зачем?
— Напою.
— Ты?! — в один голос взревели все три головы.
— Я, — скромно отвечаю я. Рассчитывая выскочить из пещеры, пока дракон будет отсутствовать.
Бросившись за корытом, Змей Горыныч проходит поворот заносом, проехав часть пути на пятой точке и хлестанув хвостом по стене, отчего последняя брызнула фонтаном каменных осколков, и исчезает в боковом отроге пещеры.
Оттуда доносится топот лап, громыхание цепи и скрежет металла о камень.
Я не успеваю сделать и шага.
Выскочив из темноты с зажатым в зубах корытом, Змей Горыныч приближается ко мне, насколько позволяет цепь, и кладет драгоценную ношу на пол.
— Подтолкни ко мне, — прошу я.
Говорящая ящерица-переросток, словно послушный щенок, исполняет мое требование.
Корыто со страшным визгом скользит по камням и плюхается в воду, обдав меня водой.
Сделанное из тонкого металла, местами помятого мощными зубами, корыто имело весьма существенные габариты: три метра в длину и по полметра в ширину и высоту. А весит оно тоже немало, особенно полное.
Но негоже отступать волхву. Хотя и самозваному. Профессиональная честь не позволяет.
Притопив один угол корыта, я подождал, пока оно наполнилось почти на треть, затем принялся выталкивать из ручья. Ноги скользят по мокрым камням, руки цепенеют от прикосновения к холодному металлу, но корыто понемногу поддается моим усилиям.
С криком «ГРИНПИС нас не забудет!» я выпихнул, частично расплескав содержимое, змееву поилку из воды. Теперь по почти ровной поверхности толкать стало легче.
В паре метров от Змея Горыныча я опомнился.
— Отойди вон туда. — Я указал на светящийся круг выхода.
— Зачем? — спросила левая голова. Средняя промолчала, а правая пояснила:
— Боится он, чего тут непонятного?
Чешуйчатый парадокс послушно удалился к выходу и замер в нетерпеливом ожидании.
Я уперся в край корыта руками и приналег. Нехотя, с натужным визгом, металл заскользил по камню. Шаг, второй, третий…
И тут Змей Горыныч, расправив крылья, как пытающаяся взлететь курица, ринулся на меня.
С перепугу я неудачно дернулся и завалился на спину. Рванулся, пытаясь отползти за безопасную черту, но нога застряла между небольшим каменным выступом и корытом.
Несущийся со скоростью экспресса Горыныч — это зрелище не для слабонервных.
Забившись, словно заяц в капкане, я с ужасом следил за приближением огромного чешуйчатого монстра. Все произошло в мгновение ока, хотя мне и показалось, что раскручивается замедленное кино.
Взревев, Змей Горыныч разом опустил свои головы.
Раздалось довольное фырканье, и в мгновение ока корыто опустело. Лишь пар клубился.
Наступило мое время. На десерт, так сказать.
Одна из голов — какая конкретно не разберешь, уж очень они переплелись шеями, — приблизилась ко мне и раскрыла пасть.
Мое сердце испуганно дернулось в пятке и замерло. Решил съесть сырым…
Из пасти Змея, усеянной ужасными зубами, высунулся язык и провел по моей щеке.
«Обхватит языком и утянет целиком в глотку, — мелькнула оптимистическая мысль. — Может, даже жевать не станет. Как анаконда».
Но вместо этого язык провел по щеке еще раз, и голова отодвинулась.
— Спасибо, — пророкотал Змей Горыныч, обдав меня волной жара.
— П-п-пожал-луйста, — ответил я, стараясь не откусить язык сильно клацающими зубами.
Нога освободилась, хотелось бы верить, что от толчков Змея, а не от моей дрожи.
— Можно еще? — заискивающе попросила левая голова Горыныча, улыбнувшись во все зубы.
Еще тот видок. Жуть да и только. Отойдя в сторону, я сказал:
— Толкни.
Говорящая трехглавая рептилия осторожно подтолкнула корыто, придав ему ускорение не хуже чем у гоночного болида.
И снова я в роли тягловой лошадки.
После третьей выпитой бадьи Змей Горыныч, довольно фыркнув, констатировал:
— Все. Напился.
Я заблаговременно удалился в свой угол, куда рептилия при всем желании не достанет — цепь не пустит. Утолив жажду, Змей может вспомнить о второй насущной проблеме — голоде. А он, как известно, не тетка.
Змей Горыныч, гремя цепью, заполз в свою нору и принялся сам с собой шушукаться.
Я же положил гудящие руки на колени и принялся раздумывать над своим положением.
С минуты на минуту может появиться хозяин этого чешуйчатого цербера-переростка, и тогда мою вылазку в обитель врага можно считать досрочно оконченной в связи с провалом разведчика, то есть меня. Не очень радостная картина: вместо того чтобы помочь Аленке, освободив ее из плена Кощея, сам попал в ловушку, еще и друзей подвел. Мне не верится, что, если я не появлюсь в условленное время, волкодлаки так просто уйдут. Они наверняка попытаются пройти по моим следам, которые ведут прямиком в лапы Змея Горыныча.
От жалости к себе захотелось завыть на луну. Но она еще не взошла, и поэтому я ограничился покусыванием костяшек сжатой в кулак руки.
Змей Горыныч заворочался и окликнул меня:
— Эй, ты!
— Я, что ли?
— Ты, ты… Больше некому.
— Ну…
— Мы здесь подумали и решили… в общем, мы не свиньи неблагодарные… совестью обладаем… ты нам помог…
— И… — Я попытался подтолкнуть рептилию к сути вопроса.
— Ты можешь идти.
— Как?
— Ногами. Рожденным топать, летать не дано.
— Правда?
— Угу. Вот только…
— Что?
— Слово дай, что выполнишь одно наше поручение.
— Какое?
— Пообещай, что освободишь нас.
— А как?
— Если бы мы знали, — вздохнули головы Горыныча, — так неужели не освободились бы сами?
— Ладно. — Я встал на ноги и торжественно произнес: — Я, волхв Аркадий, клянусь освободить Змея Горыныча из-под Кощеева ига. Клятва может быть отменена только со смертью одного из участников договора.
— Спасибо, — прослезился Горыныч. — Я этого не забуду.
— Я могу идти?
— Конечно.
Змей отодвинулся поглубже в свою нору, освобождая мне проход.
Собравшись с духом, я направился к выходу, ожидая струи огня в спину и броска сминающей все на своем пути туши наперехват.
Но я вышел из пещеры, а Змей Горыныч не попытался перехватить меня. Он только бросил в спину:
— Помни, ты поклялся.
— Я вернусь, — успокоил я его.
Волоча ноги по пустынной дороге, я подумал, как хорошо, что я владею современным бюрократическим языком. Пусть и не в совершенстве, но все равно, самым изощренным местным крючкотворам до меня далеко.
Я пообещал Змею освободить его от ига Кощея, для чего достаточно опровергнуть аксиому о бессмертии некоего сказочного персонажа. Но я в любом случае собирался этим заняться. И если даже мне удастся освободить Аленушку из плена без смертоубийства, то для успокоения совести у меня остается второй пункт клятвы. Об освобождении от обязанностей по причине смерти одного из нас. Нет, я не собираюсь убивать Змея Горыныча, но и сам не собираюсь жить вечно. Не потому что не хочется, а потому, что все равно это невозможно. Сроки освобождения не оговорены… а там… может, и освобожу… все-таки он меня отпустил.
Глава 19
ДОЛГО ВЗБИРАТЬСЯ — БЫСТРО ПАДАТЬ
Рожденный ползать — летать не может.
Бабочка — гусенице
Проникнуть в крепость оказалось делом несложным, но долговременным и мучительным. Причем мучительным не только физически, но и морально.
Два с половиной часа в сточной канаве — это вам не мелочь по карманам тырить. Нечистотами я надышался на десять лет вперед, а уж о внешнем виде и говорить не приходится.
Но тем не менее я уже в замке.
Облегченно перевожу дух.
И тут понимаю, что поторопился с празднованием удачного завершения первого этапа операции — проникновения в логово Кощея Бессмертного. Оказывается, в центре крепости возвышается замок поменьше, но от этого проникнуть в него будет отнюдь не легче. Он в дополнение к неприступным стенам окружен глубоким рвом.
— Н-да, — глубокомысленно произнес я, нырнув в канаву, чтобы там, под прикрытием огромных лопухов и устойчивого смрада, переждать, пока мимо промарширует патруль замковой стражи.
Решив, что вымазаться сильнее уже не смогу, я, увязая в склизкой «бяке», двинулся по направлению к центральному замку. Мимо казарм, мимо трактира с пристроенным к нему веселым заведением, откуда доносятся пьяный ор и женский визг. Кто-то опрокинул мне на голову чан вонючей мыльной воды. Ругнувшись мысленно, я двинулся дальше, мимо конюшен, прямиком ко рву.
Сточная канава закончилась, превратившись в небольшое, но довольно топкое болотце.
Осмотревшись, я установил три неприятные для себя вещи.
Во-первых, чтобы добраться до рва, нужно преодолеть метров десять совершенно открытого пространства.
Во-вторых, ров не наполнен водой, а просто усеян по дну и стенам острыми шипами, способными не только поранить или проткнуть тело, но и, судя по ржавым пятнам, наградить неосторожного заражением крови.
В-третьих, в замок можно проникнуть только через ворота, подъемный мост перед которыми поднят по стойке смирно, или через стену, имеется в виду поверху, а не сквозь. Ни одной лазейки для непрошеной мыши вроде меня.
«Приплыли», — решил я.
А небо тем временем начало заметно сереть, подул прохладный ветерок, и мой неокрепший после недавней болезни организм начал давать предупредительные сигналы. Мне срочно нужно перебираться в более теплые места…
Выбираюсь из канавы и заползаю за конюшни. Лошади фыркают, шуршат сеном и беспокойно переступают с ноги на ногу, постукивая подкованными копытами об утоптанную землю.
— Ага. Это то, что нужно.
Не раздеваясь, поспешно ныряю в огромную деревянную бадью, полную воды до краев. Извините, лошадки.
Вода за день не то чтобы очень, но все же нагрелась, поэтому я некоторое время полежал, давая грязи откиснуть. Затем тщательно вымылся и прополоскал вещи.
Теперь нужно обсохнуть и собраться с мыслями.
Не вылезая из воды, надел на себя одежду, снятую в процессе купания, нацепил пояс и мечи и выбрался из бадьи. Благо никого поблизости не видно. Какое-то неестественное запустение…
При помощи Троих-из-Тени забрался на крышу конюшни. Дальше, под прикрытием куч свежего сена, перебрался в открытое чердачное окно пристроенного к трактиру заведения.
— Уютно.
Гора грязного белья, куча развороченной мебели и много, много паутины.
Значит, эти места не очень часто посещаются.
То, что нужно.
Раздевшись, отжал и развесил одежду сохнуть, а сам забрался в кучу дурно пахнущего тряпья и тотчас отключился.
Не помню, что мне снилось и снилось ли что-либо. Но проснулся я к тому времени, когда на небе во всю силу распустились далекие цветки звезд под присмотром строгой луны.
Одежда не высохла, но по крайней мере с нее уже не текло в три ручья.
Одевшись, я выбрался на крышу конюшни, оттуда спрыгнул на землю, поддерживаемый под руки Троими-из-Тени.
Ночь укутала замок непроглядным покрывалом с зияющими кое-где прорехами, местоположение которых определяют патрули, несущие службу в ночное время.
Я замер у самого края рва, глядя на матово сияющие в лунном свете острия, и поинтересовался у Троих-из-Тени:
— Осилите? — Все-таки тридцать метров — это не шутка.
— Должны, — ответил Пусик.
— Попытаемся, — обнадежил Гнусик.
— Значит, сделаем так: я разбегаюсь и прыгаю, вы подхватываете и переносите через ров. Все понятно?
— Все. Начинай.
Я отступил на несколько шагов, вдохнул в себя побольше воздуха и рванул вперед. Преодолев все расстояние тремя прыжками, что было силы оттолкнулся… и полетел. Смертоносные острия пик промелькнули у моих ног. Трое-из-Тени рванули мое тело к заветному уступчику, сравнявшись мощью с реактивным ускорителем. Стена бросилась мне навстречу. Бомс! Я приложился к ней лбом, отчего окружающая меня темень сменилась цветным фейерверком, по сравнению с которым все великолепие новогодних празднеств кажется серым и будничным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46