Акмеду стало не по себе от этой мысли, он сразу понял: у женщины, побывавшей в его спальне, было всего несколько минут, а потом ее обнаружили.— Если ты еще раз увидишь, что я собираюсь засунуть голову себе в задницу, ты должен мне помешать, — сказал он мрачно, вытаскивая из носка запасного ботинка крошечную булавку с пружиной. — Иначе у меня возникнут сомнения, уж не намерьен ли я.— Слушаюсь, ваше величество, — ответил Грунтор с демонстративным почтением. — У меня есть дубинка, чтобы выковыривать голову из задницы, правда, она, по-моему, коротковата.Акмед осторожно открыл дверь, ведущую в коридор, стараясь не коснуться покрытой ртутью тоненькой проволочки, прикрепленной к дверному косяку.— Принеси набор кронциркулей для стекла, — приказал он одному из стражников, стоявших на посту возле его комнаты. — Положи его за дверью так, чтобы я услышал, а потом уходи. Не притрагивайся к ручке.Болг кивнул и умчался по коридору.— Омет жив? — спросил Акмед у Грунтора, снова закрывая дверь.Сержант кивнул.— Она его отравила и оставила, думала, он умер. А Рур и Шейн нашли и отнесли в башню.Разноцветные глаза короля болгов потемнели, когда он понял, что имел в виду Грунтор.— Они поэтому сняли крышку с купола? Они пытались при помощи Светолова вылечить Омета?Грунтор кивнул, и на его лице появилось смущенное выражение.— И ты говоришь, Омет жив?— Угу.— Насколько жив? — рявкнул король. — Он полностью излечился или на пороге смерти?Грунтор выдохнул и осуждающе выставил вперед челюсть, так что стали видны клыки.— Как новенький, — сказал он наконец. — Будто ничего и не было.Акмед замер на месте и настолько глубоко погрузился в размышления, что, казалось, даже перестал дышать. Грунтор видел, как осознание произошедшего чуда медленно расцвело на лице его друга, а потом захлестнуло все тело, словно огромная яркая волна.— Сработал, — выдохнул Акмед. — Светолов сработал… по крайней мере, его целительские возможности мы восстановили — красный цвет.— Похоже, и оранжевый тоже, — пробормотал великан. — Начался пожар, а потом эта проклятая штука взорвалась.Из коридора послышался металлический звон, а затем топот удаляющихся шагов.— Сработал, — повторил Акмед. — Ты сейчас не понимаешь, как это важно, но, можешь не сомневаться, если нам удастся полностью его восстановить, мы получим самую надежную защиту для Илорка и Спящего Дитя, какая только бывает на свете.Он подошел к двери, не обращая внимания на сержанта, демонстративно закатившего глаза, и осторожно ее открыл. Затем он забрал инструменты и быстро захлопнул дверь.— Но прежде всего я хочу посмотреть на Дитя Земли, — сказал он.
Когда они шагали по вырубленному в толще скалы туннелю, который вел из спальни Акмеда в пещеру, где спала Дитя Земли, король все еще ощущал запах дыма, витавший здесь после сражения, развернувшегося четыре года назад, когда они ее спасли. Любой другой человек ничего бы не уловил, но кроме нервных окончаний и вен на коже природа наградила Акмеда исключительно чувствительной носоглоткой. Диковинное анатомическое строение, ставшее для него даром судьбы и одновременно проклятием, он получил в наследство от матери дракианки и отца болга. Благодаря этому он знал об опасностях, неведомых другим, и помнил вещи, которые все остальные давно забыли.Даже Грунтор. Акмед посмотрел на своего друга, пока они спускались вниз, и заметил в холодном свете фонаря, сделанного из сияющих кристаллов, найденных ими в самом чреве горы, что на лице у того застыло отсутствующее выражение. Грунтор внимательно прислушивался к голосу Земли, чье пение слышал только он. Он был невероятно сосредоточен и напряжен, но не испытывал того ужаса, который всякий раз охватывал Акмеда, когда он сюда спускался.Попадая в разрушенный Лориториум и часовню в самом сердце гор, где спала Дитя Земли, король болгов не мог отделаться от воспоминаний о сражении, которое здесь произошло. Ф'дор напоил своей злой кровью одного из Деревьев Мира, заставив его пробраться под землей, мимо сторожевых башен и защитных укреплений, в самое сердце горы и в тайную комнату, где Дитя спала вот уже много веков.Они ничего не знали о замыслах ф'дора, разве что заметили: Дитя Земли снятся кошмары.А она не умеет разговаривать и не могла предупредить их о приближающейся опасности.Акмед зашагал быстрее, а когда показался вход в ее убежище, бросился бежать и, затаив дыхание, быстро перебрался через построенную из огромных камней баррикаду — последнюю преграду перед Лориториумом.Он видел ее с того места, где стоял, — она спала. Акмед медленно выдохнул, а затем кивнул Грунтору, который спустился вслед за ним по скользким камням и подошел к алтарю из Живого Камня. Они посмотрели на Дитя Земли, пытаясь уловить какие-нибудь изменения, произошедшие с тех пор, как они приходили сюда в последний раз.И у обоих внутри все похолодело.— Она становится меньше, — прошептал Грунтор.Акмед кивнул, достал кронциркуль и начал осторожно измерять тело, которое когда-то было выше его собственного. Спящее Дитя потеряла часть плоти, прежде сияющей яркими красками земли: переплетение зеленого и коричневого, алого и пурпурного, казалось, потускнело и покрылось серебристым налетом. Какой части себя она лишилась, он не мог сказать наверняка, но теперь у них хотя бы появилась точка отсчета.Акмед неуверенно протянул руку и кончиками пальцев коснулся волос Спящего Дитя, ломких, точно солома в конце лета. Их корни были золотистыми, словно спелая пшеница, знак того, что земля, давшая ей жизнь, готовится отметить праздник урожая, перед тем как погрузиться в зимний сон. Однако под нежными, как трава, локонами Акмед разглядел напоминающие сорняки черные пряди, будто сожженные огнем или отравленные ядом.— Нет, — прошептал Акмед. — О боги, нет!— Ты думаешь, она больна? — с беспокойством оглядывая пустую усыпальницу, спросил Грунтор. — Подожди, дай-ка я гляну.Король болгов отошел в сторону, а сержант встал рядом с алтарем, на котором лежала Дитя Земли, и задумчиво на нее посмотрел. Великан был связан с Землей, как и сам король, но его связь имела несколько иной характер. Земля разговаривала с ним на языке крови. Иногда Грунтору удавалось уловить лишь мимолетный образ или ощущение, и он никогда не мог внятно объяснить Акмеду, что он почувствовал. Впрочем, в этом не было необходимости. По выражению его лица Акмед всегда мог оценить важность того, что услышал Грунтор.Он взволнованно продолжал наблюдать за своим другом. Грунтор протянул руку и осторожно положил ее на грудь Спящего Дитя, укрытую пуховым одеялом, которое принесла сюда Рапсодия несколько лет назад. Лицо Спящего Дитя оставалось таким же, как и всегда, гладким, серым и холодным, словно его высекли из камня, но у Акмеда закружилась голова, когда он увидел тоненькие струйки грязной воды, стекающие со лба.Казалось, ее лихорадит и лоб покрылся испариной.Дыхание Дитя Земли, прежде почти неразличимое, стало неровным, время от времени в нем слышались хрипы, и эти обстоятельства ясно указывали на то, что она больна, если у такого древнего существа, созданного из Живого Камня, бывает здоровье.«Пусть тот, кто спит во чреве Земли, покоится с миром; его пробуждение станет началом вечной ночи», — когда-то гласила надпись перед входом в ее усыпальницу, буквы в рост человека словно говорили о ее важности. Относилось ли предсказание к Дитя Земли или к другим, более страшным существам, спящим в глубинах Земли, Акмед не знал. Но он видел некоторых из них собственными глазами и твердо знал, что, оберегая покой Дитя Земли, защищает не только самого себя и своих подданных, но и весь мир.И вот сейчас она мечется во сне, словно вот-вот проснется.Акмед вспомнил тот день, когда увидел ее впервые, почти четыре года назад. Ему показала ее Праматерь, древняя дракианка, которая на протяжении многих веков жила рядом со Спящим Дитя, оставшись единственной представительницей своего народа, посвятившего себя спасению и охране Дитя Земли. Стоя рядом с дракианкой, он смотрел на удивительное существо, на ее одновременно грубые и необыкновенно трогательные черты лица, словно вырезанного из камня тупым инструментом, а затем гладко отполированного руками людей, отдавших ей жизнь. Его тогда поразили ее брови и ресницы, казалось сотканные из травы под цвет волос, похожих на колосья пшеницы.«Она Дитя Земли, рожденная из Живого Камня, — сказала Праматерь своим необычным голосом. — Дитя спит днем и ночью, год за годом, столетие за столетием. Она была здесь еще до моего рождения. Я дала клятву охранять ее до тех пор, пока за мной не придет Смерть. Так должны поступить и вы».Он очень серьезно отнесся к ее словам.— Ну? — наконец спросил он, не в силах скрыть беспокойство. — Что с ней происходит?Грунтор выдохнул, а затем отошел от алтаря, чтобы его не услышала Спящее Дитя.— Она истекает кровью, — сказал он.
Они долго стояли друг рядом с другом в темноте, окутанной дымом, задержавшимся здесь на долгие годы, смотрели на Дитя Земли и пытались увидеть хоть что-нибудь, что помогло бы им понять, почему она становится меньше.Грунтор, чья кровь тоже была связана с Землей, чье сердце билось в унисон с сердцем Спящего Дитя, пытался отыскать источник ее болезни, задавал ей безмолвные вопросы, но ему ничего не удалось обнаружить, он только чувствовал невыносимую боль потери. Наконец он печально покачал огромной головой.— Может, ты попробуешь, сэр, — предложил он Акмеду, который присел на корточки около катафалка, упираясь локтями в колени и положив подбородок на сомкнутые пальцы. — Ты не мог бы использовать свой дар крови?Король болгов покачал головой.— Мой дар давно уже не совершенен, — прошептал он, стараясь не потревожить Спящее Дитя. — Теперь он проявляется лишь иногда, очень редко. Да и распространяется он только на тех, кто родился на Серендаире. Я не могу ей помочь, но зато отлично слышу биение сердец всех намерьенов, а ты знаешь, как нежно я люблю этих идиотов. Какая ирония! Боги, наверное, животики от хохота надорвали.Грунтор сердито выдохнул.— Правда? Ну, пусть себе надрывают. Что будем делать, сэр?Акмед поднялся и накрыл рукой руку Спящего Дитя. Затем он наклонился, убрал с покрытого серым потом лба пряди волос и нежно коснулся его губами.— Не волнуйся, — прошептал он. — Мы тебя охраняем. Мы узнаем, кто делает это с тобой, и заставим его прекратить тебя мучить.Повернувшись, он зашагал в темноту, к выходу из туннеля. Как только они отошли достаточно далеко, чтобы Дитя Земли их не услышала, он произнес два слова, которые потом повторял про себя всю ночь:— Позови архонтов.
Драконица лежала, не двигаясь, до самого утра, принесшего свет, но только не тепло в замерзший мир, окружавший ее.По мере того как дни сменялись ночами снова и снова, ее спящее сознание начало медленно пробуждаться, она постепенно приходила в себя, хотя еще не понимала, почему стала драконицей и как оказалась погребенной среди дыма и пепла так далеко от этого места, где царит вечный холод, пронзительный и ясный.Когда она сюда прибыла, в этих местах стояла осень, сейчас уже наступила зима, а с ней прилетели свирепые ветры Хотя она еще не окончательно стала собой, инстинкт подсказал ей, что она должна как можно скорее найти тепло и убежище, иначе она непременно умрет.С огромным усилием драконица подняла голову, затем встала на передние лапы и поползла по покрытой льдом бесконечной равнине, пока не добралась до берега наполовину замерзшего озера. Издалека она видела, что над ним поднимается пар, но решила, что это, скорее всего, кристаллики льда, которые гоняет разыгравшийся на просторе ветер.Медленно, мучительно она пробралась сквозь заросли кустарника к самому берегу и осторожно протянула руку, чтобы коснуться поверхности льда и проверить, достаточно ли он крепок и сможет ли выдержать ее вес.Глядя в зеркальную поверхность скованной морозом воды, она увидела свое отражение и задохнулась от ужаса.Вместо руки ее глазам предстала шишковатая лапа золотисто-красного цвета, покрытая чешуей, с острыми, точно бритва, когтями. Часть из них была сломана, одного не хватало, сами же пальцы даже отдаленно не напоминали человеческие.Драконицу охватил ужас.Она отдернула руку, и огромная лапа исчезла.Ее еще затуманенное сознание отчаянно сражалось с очевидным выводом, но в глубине души она уже поняла, что произошло.Очень медленно она поползла вперед, собрала всю свою волю и взглянула на свое отражение.Она увидела обрамленное сухим тростником лицо, которое показалось ей знакомым, но не было ее лицом — точнее, не было таким, каким она его помнила.Она разломала тонкий лед, вырвала тростник и решительно посмотрела в воду.А в следующее мгновение издала вопль, исполненный ярости и отчаяния, такой оглушительный, что горы окутало белое покрывало снежных лавин.Когда ей удалось заставить себя еще раз взглянуть на свое лицо, ее глаза были затуманены от непролитых слез.Она лишилась своей гордой красоты. Она была очень привлекательной женщиной, высокой и стройной, с золотистой кожей, как у ее отца намерьена. Прекрасное лицо, которое на протяжении многих лет художники изображали на своих полотнах и которое украшало статуи и монеты, превратилось в уродливую морду животного, вирма; она стала похожа на свою презренную мать.Драконица продолжала смотреть в воду, не в силах справиться с ужасом и поверить в случившееся. Ее нос и рот превратились в змеиную морду, кожу покрывала сверкавшая в лучах зимнего солнца красная чешуя, испещренная черными и медными пятнами и украшенная острыми, с металлическим отливом колючками по краям. На спине она разглядела перепончатые крылья, одно из них было сильно повреждено. Только глаза остались прежними — горящие обжигающим огнем синие озера, которые могли заставить замереть на месте могучего мужчину. Одним своим взглядом она покоряла, очаровывала и подчиняла собственной воле любое живое существо, встретившееся с ней взором.Глядя на свое отражение в замерзающем озере, она увидела, как из этих глаз катятся горячие слезы боли, и камни, на которые они падали, начинали сиять золотым огнем в лучах зимнего солнца — и так будет теперь всегда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54