Кейт увидела глубокий разрез в коре дерева, когда варригал попытался убить Томаса, но промазал и вонзил клинок глубоко в ствол. Дерево сразу начало гнить, кора превратилась в вязкое месиво, которое вытекало из разреза и расползалось, как гангрена. Дерево кренилось, изгибалось, словно таяло из-за гнили, проникавшей в каждое волокно. Воздух наполнился ядовитым смрадом. Они прикрыли ладонями рты и поспешили поскорей миновать погибающий дуб.
– Это мог оказаться ты, – сказала Кейт Томасу.
– Должно быть, в лезвии меча что-то такое… – Томас смотрел на меч варригала, ему хотелось выбросить его. Он чувствовал, что носить это оружие нехорошо, нельзя, что в нем какая-то сила, к которой он никак не хочет быть причастен.
– Эта тварь – носитель зла, – сказал Рафа. – Повсюду, где есть жизнь, он приносит смерть, все, что растет, он губит, а вместо света приносит тьму. Таковы повеления Пиратеона. Подвластные ему твари могут делать лишь то, чего хочет он.
– А как с Демьюрелом? Он ведь считает, что может управлять ими, – сказал Томас.
– Он как бы арендует их. Он может использовать их, но они ему не принадлежат. Его обманули, внушив, что власть в его руках, хотя в действительности он тоже всего лишь марионетка. Люди, пользующиеся этими силами, в сущности, понятия не имеют о том, кто управляет ими на самом деле, – сказал Рафа. – Они считают себя властелинами, а в действительности очень скоро оказываются рабами. Пиратеон дает им все, чего они желают… пока не пожелает себе их самих.
– Но я думала, что Демьюрел служит Богу! – вмешалась Кейт. – Как же он может отбросить все это?
– Увы, все очень просто. Многие люди начинают свой путь праведно, но постепенно в их сердцах разгорается алчность или зависть. Скоро земное в них побеждает, и они оказываются далеко от того, с чего начинали. Власть всегда была для них желаннее, чем любовь, да только они забывают, что истинную власть дарует нам тот, кто приносит истинную любовь. Его-то мы и должны искать и быть привержены к нему всей душой.
Томас шел впереди и слушал Рафу. С дороги, что вела через лес, хорошо просматривался залив. Он понимал уже, что ему открывается новое будущее. Что он никогда не вернется к прежней своей жизни. Что бы ни случилось, он знал: его дальнейшая жизнь пройдет не в этих местах. Глядя через залив на Бейтаун, Томас видел, что город изменился. Он не мог бы сказать, что тому причиной: необычный свет, лившийся из облака, или что-то в нем самом открыло ему глаза – и оттого он видел теперь все по-иному. Он испытывал печаль и при этом волнение. Как будто он сам менялся, взрослел, становился мужчиной. Он сжимал меч, стараясь осознать все, что видел. При свете дня и под открытым небом мир тьмы отдалился в дальнюю даль, и все-таки он понимал, что даже за завесою света все еще таятся наделенные властью силы, жаждущие погубить их и лишь выжидающие удобного момента для удара.
Лесная дорога пошла под уклон и вывела их на небольшую поляну; искривленный дуб широко раскинул свои ветви, напоминая крышу огромного готического кафедрального собора.
Этого человека первой увидела Кейт. Казалось, он возник ниоткуда. Человек медленно шагал впереди них, низко опустив голову. В правой руке у него была длинная пастушья палка, за плечом висела котомка из козьей шкуры. Большая войлочная шляпа прикрывала пряди его черных волос, которые ниспадали длинными кольцами на спину, поверх грязного серого монашеского платья с желтой каймой, которое было слишком велико для него.
Кейт коснулась рукой плеча Томаса и указала на мужчину.
– Что будем делать? – спросила она.
Они остановились и придвинулись друг к другу. Заговорил Рафа:
– Пойдем как и шли. На вид он пастух. А ты, Томас, не выпускай меч из рук. Если это не человек, а нечто иное, порази его, и мы убежим. Кейт, держись все время впереди нас и не задерживайся.
Мужчина остановился и сел на ствол упавшего дерева, которое легло через канаву, что шла вдоль тропы. Он снял с плеча суму и положил ее себе на колени. У него было бронзовое, обветренное лицо. Правой рукой он отер пот со лба.
– Вы не стесняйтесь, – обратился он ко всем троим. – Мне не по душе, когда за мной кто-то следует. Во всяком случае, в этих лесах. Никогда не поймешь, кто там идет за тобой.
Томас попытался спрятать меч за спиной, ему не хотелось, чтобы путник увидел, что у него в руке.
– Однажды он может тебе пригодиться, парень, а от меня прятать его нечего, – громко сказал незнакомец. – Почему бы вам не подойти и не присоединиться ко мне? У меня есть свежий хлеб и соленая рыба, так что можете есть вволю.
Именно голод и заставил Томаса повернуться к друзьям и жестом предложить им следовать за ним. Они осторожно приблизились к мужчине, а Кейт сзади прислонилась спиной к дереву. Томас остановился в двух шагах от него и крепко сжал рукоятку меча.
– Сдается мне, что вы все трое голодны, – сказал мужчина. – Ну же, берите хлеб.
Он взял большой каравай обеими руками, большими и, как видно, очень сильными, разломил его на две половины, потом каждую еще надвое и дал каждому по куску, оставив один себе.
– Хотите рыбки? Она хорошо прокопчена и припахивает кожей, но мне говорили, что она полезна.
Он протянул им кусочки сухой коричневой рыбы в сморщенной коже, пропахшей дубовой стружкой. Томас взял целую пригоршню и с жадностью принялся жевать. Вместе с хлебом, пропитавшимся восхитительным ароматом костра, дрожжей и рыбьего жира, получилась на диво вкусная смесь, Томас с наслаждением поглощал ее.
– Кажется, вы очень голодны. Должно быть, путь ваш был долгим, – сказал незнакомец. И, поглядев на Рафу, добавил: – Судя по твоему обличью, ты прибыл издалека. Не ожидал я увидеть в этих краях таких, как ты. – Он замолчал, ожидая, что скажет Рафа.
В облике путника было что-то знакомое, и это беспокоило Томаса. Он знал, что уже видел его, но не мог вспомнить, где и когда.
– А вы-то сами из этих мест будете? – спросил Томас. – Не могу припомнить, чтобы я вас видел уже, и все-таки мне кажется, что вы мне знакомы.
– Я пастух, пришел отыскать моих овечек, которые потерялись где-то неподалеку. А ты и вправду видел меня. Ты Томас Баррик, отец твой был рыбаком; а ты, девочка, Кейт Коглан, дочка акцизного. Видите, я обоих вас знаю. И куда же вы направляетесь?
– К нашему другу, – ответил Томас, заметив, что путник на его вопрос не ответил.
– Единственный друг, которого я бы выбрал, это Рубен Боггл. Он мой хороший друг, человек, которому можно довериться. Я знаю Рубена с пеленок, – сказал путник.
Кейт смотрела ему в лицо: ему никак нельзя было дать больше тридцати. У него были молодые синие-синие глаза, ярко светившиеся на обветренном, темном от загара лице.
– Рубен вдвое вас старше – как же вы могли знать его с пеленок?
– Видишь ли, Кейт… – Пастух помолчал. – Когда твой братик умер, бабушка твоя сказала: человека делают богатым не долгие прожитые годы или королевское золото, а та любовь, какую мы обретаем на своем пути.
Казалось, на Кейт обрушился неожиданный ошеломляющий удар. Задохнувшись от изумления, она откинулась, чуть ли не упала на повалившееся дерево. Эти самые слова повторяла ей бабушка каждый вечер, когда Кейт отправлялась спать. Эти слова произнесла она последними перед своей кончиной. Эти слова она с любовью повторяла ей, когда они оставались вдвоем, эти слова прогоняли ночные страхи, эти слова Кейт твердила про себя постоянно, как молитву. Он никак не мог знать их. Ей показалось, что он украл их, украл у нее самые драгоценные мгновения ее жизни. И тем не менее они несли в себе необычайно пронзительное чувство любви и согрели ее сердце, как будто она услышала их впервые.
– Откуда вы узнали? – прошептала она.
Томас и Рафа смотрели на Кейт, не понимая, что происходит.
– Ну, так как же обстоят дела с вашим путешествием? Рубен собирается помочь вам? – спросил пастух.
– Откуда вы знаете Рубена? Вы не можете быть старше его! – сказал Томас.
– Я знаю очень много о том, что происходит в этих краях. Нужно только прислушаться к ветру или тихонько постоять в лесу, и тотчас станут слышны призывные голоса. Никаких тайн не существует, ничто не может быть сокрыто от меня.
Томас не отрывал глаз от его лица, зная, что он уже смотрел в эти глаза прежде.
– Ну, а что ты, Томас? Когда научишься плавать? Нельзя же все время надеяться только на сорочку, которую ты постоянно носишь с собой, или на этого паренька, который вытащит тебя всякий раз, как ты станешь тонуть в море?
Томас ошеломленно посмотрел на Рафу.
– В моей семье никто никогда не плавал. Рыбак должен быть уверен в своей лодке. Откуда вам известно, что Рафа вытащил меня из воды? Или это вы столкнули меня туда? – спросил он сердито.
– Ты похож на своего прапрадеда, у него был такой же горячий нрав, что и у тебя. Он узнал меня перед самой смертью. Воззвал ко мне, и я был с ним… Ты в самом деле пошел в род Барриков, – сказал непонятный путник.
– Как это он мог призвать тебя? Он был в пятнадцати километрах от берега, был шторм… Его так и не нашли, только бот его притащили назад. – Томас ужасно рассердился. Этот человек, словно в насмешку, выхватывает самые мучительные моменты твоей жизни.
Рафа смотрел на странного человека и молчал. Ему он тоже казался как будто знакомым, словно Рафа видел его когда-то прежде или уловил что-то уже слышанное в его интонациях. Его темная кожа, казалось, обгорела за долгие годы тяжкого труда под палящим солнцем. Мириады тоненьких морщинок вокруг глаз говорили о том, что человек этот много-много смеялся. Его открытое лицо все излучало улыбку, белые зубы сияли, как только он начинал говорить.
Мужчина отломил еще кусок хлеба и протянул его Рафе.
– Мне кажется, ты голоден и очень далеко от родного дома. Что бы ни привело тебя сюда, это должно быть очень для тебя важно, – сказал он.
– Это гораздо более важно, чем некоторые люди способны узнать или понять, – ответил Рафа.
Мужчина засмеялся.
– Ты хочешь служить своему владыке всем сердцем, не так ли? – Он смотрел на Рафу, который плотнее запахнул полы куртки, под которой был Керувим. – Что там у тебя? – спросил он.
– Ничего, – резко ответил Рафа и быстро отступил назад. – Ничего существенного. – Жемчужный глаз Керувима сверкнул в солнечном луче.
– Так это твоя награда? – спросил мужчина.
– Моя награда гораздо больше, чем это, – сказал Рафа и еще на шаг отодвинулся от мужчины.
– Боишься, что я мог бы выхватить это у тебя, отобрать, как обычный воришка? – спросил мужчина. – Мне принадлежат стада на тысяче холмов, даже Соломон во всей своей славе не имел тех богатств, какими владею я.
– Соломон? – Рафа посмотрел на мужчину так, словно не верил собственным ушам.
– Соломон, – быстро подтвердил мужчина. – Великий Король, тот, кто построил Храм, чтобы поставить там то, что несешь ты.
Рафа не скрывал своего удивления.
– О Соломоне ты знаешь, твое племя ведет свой род от него. Твой долг сберечь творение, которое ты так крепко сжимаешь, пряча от всего мира. Ты правильно поступил, ибо спас его от тех, кто употребил бы его во зло.
Рафа, Томас и Кейт смотрели на мужчину во все глаза. Как будто в этот миг всех их озарило сознание, что перед ними некто могущественный и всесильный, который тем не менее явился к ним в обносках бедного пастуха.
– Значит, вы… – с трудом выговорил Рафа.
– Я ТОТ, КТО Я ЕСМЬ. Это все, что вам следует знать. Вы должны быстро удалиться отсюда, но на мельницу не ходите. Ступайте на север, в морской порт. Там вы увидите храм, он стоит на вершине скалы. Идите прямо туда. Очень важно, чтобы вы оказались там до полуночи завтрашнего дня. В том городе вы найдете человека, который знает меня и посадит вас на корабль, отправляющийся во Францию. Не усомнитесь во мне, верьте. Я пошлю вам вслед серавимов, если потребуется.
Земля, на которой стоял пастух, вдруг стала светиться, менялась и одежда мужчины, весь его облик смягчился.
– Я буду с вами всегда, хоть до скончания времен, – проговорил он с улыбкой, и в этот момент все вокруг него закружилось золотым смерчем, испуская во все стороны миллионы тончайших лучей.
Неожиданно с моря задул ураганный ветер. Деревья в лесу с грохотом колотились друг о друга, словно бревна, сломанные ветки взлетали в воздух. Смерч поднял с земли опавшие листья и кружил их все быстрее, образуя некую непроглядную коричнево-красно-зеленую массу. Испачканные во влажной земле листья прилипали к их лицам; Томас сжался как только мог, приникнув к земле, а Рафа и Кейт спрятались в узком проеме между стволом упавшего дерева и жирной землей.
Воздух наполнился шумом, треском, скрипом ломавшихся веток. Эхо разбушевавшегося леса разносилось по поляне. Между верхушками деревьев перелетали голубые и красные языки пламени, ярко вспыхивая и сверкая, они перебрасывались с ветки на ветку. Весь этот шум, грохот, огни и ломающиеся ветки почти оглушали своим неистовством.
Томас поднял голову, его лицо облепила грязь и кусочки древесной коры. Он хотел посмотреть на того, кто стоял в центре смерча. Незнакомец совершенно изменился. Тряпье пастуха исчезло. Его одежда ярко светилась чистым серебром, лицо сияло, как само солнце. Томас прикрыл глаза рукой, спасаясь от ослепительного света. В какой-то момент незнакомец исчез, осталась после него лишь сума из козлиной шкуры, прислоненная к дереву. И воцарилась полная тишина, полный покой.
Рафа первым выбрался из своего убежища – из-под ствола упавшего дерева. Он проложил себе путь через завалившие его листья и ветки, оставленные смерчем. Выкарабкалась и Кейт, судорожно хватая ртом воздух. Томас лежал на земле лицом вниз, обеими руками закрывая голову, чтобы не слышать завывания ветра. Приподнявшись на колени, он посмотрел на Рафу и Кейт.
– Так это был… – спросил он, не в силах закончить фразу.
– Это был Риатама. Я знаю. Это был он, – дрожащим голосом ответил потрясенный Рафа.
– Как ты можешь быть уверен… А что, если он из тех гадких созданий, только в другом обличье? – сказала Кейт, выбирая сухие листья из волос. – Он мог убить нас этой бурей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38