— Естественно. — Мааркен зашагал в палатку родителей, и Сьонед помахала рукой мужу и сыну, приглашая их в шатер. — В ванну, за стол, а потом в постель!
— Мама, но я совсем не устал!
— Значит, устанешь.
Немного позже, когда горячая ванна и завтрак остались позади, ее предположение полностью оправдалось: широко зевая, Поль отправился в отведенную ему огромную спальню, и Рохан со Сьонед улыбнулись ему вслед.
— Ты всегда права?
— Не всегда. Но не ошибаюсь я никогда. Он фыркнул.
— А если ошибаешься, то не признаешься.
— Ты тоже. — Она вновь наполнила чашки горячим тейзом, откинулась на спинку кресла и посмотрела на мужа, сидевшего напротив. — Конечно, Мааркен держал меня в курсе но я хочу обо всем услышать от тебя.
— Знаешь, слова Пандсалы — это не просто вежливость. По-моему, каждый, кто встречался с Полем, мечтал украсть его — улыбнулся Рохан.
— Этого я и ожидала. Расскажи мне про вассалов.
— Их там почти не осталось. Большинство Марки принадлежало Ролстре, а имениями управляли сенешали. Там всего четыре атри. Больше других мне пришелся по душе лорд Гарик из поместья Лосиная Ловушка. Этот старый хитрец обвел вокруг пальца самого Ролстру, припрятал большую часть своего богатства, в результате чего приданое двух его прелестных внучек не уступит приданому принцесс.
— Гм-м… Опять принцессы и их приданое… — Она пересказала ему свою беседу с Давви, не забыв упомянуть про данный брату совет.
— Мудро, любимая. Чейлу очень понадобится Гемма. Она сможет его утешить. — Рохан устало потер лоб. — Какие еще новости мне нужно знать?
Сьонед подробно изложила все, что знала, что подозревала и что слышала. Рохан терпеливо выслушал этот длинный монолог, а потом задумчиво кивнул.
— В день перед нашим отъездом произошло кое-что интересное. Пандсала еще весной велела прочесать всю Марку и собрать сведения об этом претенденте. В конце концов выяснилось, что вырос он в поместье Дасан и зовут его Масуль. Когда поступило сообщение, лорд Эмлис Дасанский уже уехал из замка Крэг вместе с остальными, и расспросить его не удалось. Осведомитель Пандсалы сказал, что в конце весны Масуль исчез, имея при себе немного денег, ту одежду, которая была на нем, меч и лучшего коня лорда Эмлиса. Конь был найден в Эйнаре. Но готов поспорить на что угодно, Масуль уже здесь, в Визе.
— И что о нем говорят? Возможно ли, чтобы он был сыном Ролстры?
Рохан устало потянулся; Сьонед подошла и стала разминать ему тугие, мускулистые плечи.
А-ах… замечательно… Говорят, что он высок ростом, что у него темные волосы и зеленые глаза. Жил со своими дедом и бабкой в Дасане. Дочери их служили в замке Крэг одна из них была нянькой у Киле и Ламии. А теперь ты говоришь, что Киле распространяет слух, будто Масуль действительно ее брат. Ты не находишь, что это интересно?
— Становится ясным приглашение, которое она послал Чиане. Знаешь, мы все лето не могли прийти в себя. Они век жизнь друг друга терпеть не могли, особенно с тех пор, как Чиана пыталась обольстить Лиелла. Киле хочет отплатить ей публичным унижением.
— Дочери Ролстры всегда были достойны восхищения, — пробормотал Рохан.
— Ну, мне нравилась Найдра, да и тебе тоже. Вчера вечером я разговаривала с ней, и она сказала очень странную вещь. Мы говорили о ее сестрах, и…
— Сьонед! Рохан! — В комнату заглянула Тобин. — Ваш сын заявляет, что умирает с голоду, и спрашивает, не пора ли поесть. Должна сказать, я с ним согласна. Уже полдень.
— Неужели мы так долго разговариваем? — удивился Рохан. — А когда это Поль успел улизнуть?
— Сейчас поедим, и ты ляжешь спать, — сказала ему Сьонед.
— Как, один? — Лицо Рохана уныло вытянулось.
— Сейчас у тебя нет сил, чтобы исполнить супружеский долг, — смеясь, сказала она. — Я приготовила тебе сюрприз. Спи пока можешь, потому что ночью тебе спать не придется.
— У тебя даже угрозы звучат приятно…
Поздно вечером они отправили обиженного, но послушного сына в кровать и ушли из шатра. Стражи, обученные Маэтой искусству охранять единственных наследников, исправно несли свою службу, так что Полю ничто не угрожало. Во время обеда Мааркен и Поль рассказали об обстоятельствах гибели Маэты, и вся семья выпила за упокой. Когда они вернутся в Пустыню, остаток ее пепла будет развеян по ветру, который вызовут принцесса-фарадим, которой она служила, и юный, необученный принц-фарадим, за которого она отдала жизнь. Следовало как можно раньше начать обучение Поля, чтобы он мог отдать последний долг своей родственнице. Сьонед обучит его: ей нет дела до того, что скажет по этому поводу Андраде…
— Куда ты ведешь меня? — спросил Рохан, когда они шли по берегу мимо моста.
— На двадцать лет назад, — ответила она, кладя голову ему на плечо. — Ты тогда совершил великий подвиг, вырвав меня из злобных когтей бесчестного соблазнителя…
— Подвиг, да? — засмеялся Рохан. — Это когда мы не сумели вытерпеть несколько дней, остававшихся до нашей свадьбы? — Он крепче прижал ее к себе. — Тогда я думал, что люблю тебя. Но это не идет ни в какое сравнение с тем, что я испытываю сейчас.
— Да, романтичности ты не утратил, — признала она и вызвала тонкий язычок пламени, загоревшийся в раскинувшейся перед ними влажной траве. Этот неяркий огонь осветил плакучую иву. Раздвинув ветви, она показала Рохану уютное гнездышко, которое сама устроила вчера днем и которое до самого вечера стерег недремлющий страж. Рохан скользнул внутрь; Сьонед погасила огонек и забралась следом.
— Тут намного приятнее, чем было в прошлый раз, — заявил Рохан, похлопывая по расстеленным на земле одеялам. — Помню, тогда мы спали на твоей юбке. — Он протянул руку и нащупал два стакана и бутылку, стоявшие у ствола ивы. — И ты еще обвиняешь меня в романтичности! — Слабый свет лун и звезд пробивался сквозь серебристо-зеленую листву, бросая на его лицо холодный, нежный отсвет. Сьонед взяла его руки, прижала к своим щекам, повернулась и поцеловала каждую ладонь.
— Я люблю тебя, — сказал Рохан.
Не размыкая губ, они опустились на одеяло и долго целовались. Сьонед забылась в его теплых руках, ощущая только вкус пахнущих вином губ. Блаженная слабость окутала ее, знакомая сладкая боль пронзила потерявшее вес тело, в мозгу промелькнуло воспоминание о застенчивом юноше, впервые любившем ее под этой ивой, и Сьонед улыбнулась, так и не сумев оторваться от его рта.
ГЛАВА 16
Принц Волог Кирстский приходился Сьонед двоюродным братом; об этом никто бы и не вспомнил, останься она никому не известным «Гонцом Солнца» из Крепости Богини. Но она вышла замуж за Рохана, ставшего верховным принцем; дальнейший ход событий привел к тому, что ее родной брат унаследовал титул принца Сирского. После этого Волог обнаружил, что связан кровными узами с очень важными людьми.
Он был достаточно умен — и достаточно горд — чтобы не заискивать перед ними и не злоупотреблять этой связью. Да в этом и не было нужды. Общественное и имущественное положение Волога было таким, что Рохан с удовольствием прибегал к его помощи, которая была выгодна им обоим. В свою очередь, и Волог считал Рохана сердечным другом и щедрым родственником, всегда готовым помочь. Волог не завидовал дару, который достался Сьонед в наследство от их общей бабушки, поскольку относился к тем редким людям, которые довольны тем, что у них есть, ценят жизнь за то, что она им дает, и не стремятся к тому, что выходит за известные им самим пределы.
Несомненно, он радовался перспективе превращения Кирста и Изеля в одно государство. Но делал он это в частном порядке, вовсе не желая трудностей, которые вполне способен был причинить ему Саумер Изельский до тех пор, пока на престол не взойдет их общий внук. При сильной поддержке Рохана удалось женить единственного сына Саумера на старшей дочери Волога. Позднее и наследник Волога женился на любимой дочери Саумера. От этого последнего союза родился сын, который и стал наследником обоих престолов, когда единственный сын Саумера умер бездетным.
До двенадцати лет этот мальчик рос то у одного, то у другого деда, пока Волог не предложил Саумеру отправить его на воспитание в Стронгхолд. Формально для этого согласия Саумера и не требовалось, но Волог был достаточно умен, чтобы понять, что такой тонкий вопрос, как обучение их общего наследника, требует взаимного согласия. Волог тайно радовался своему триумфу, а на людях клялся Саумеру в вечной дружбе. Каждому из них было удобно забыть о том, что их предки несколько столетий только тем и занимались, что отбивали друг у друга пограничные земли и угоняли стада.
У Волога была еще одна дочь, младшая и любимая. Аласен была обворожительной девушкой двадцати двух зим с отсвечивавшими золотом каштановыми волосами и глазами цвета морской волны у кирстского побережья. Тонкие приподнятые брови и нежный, серьезный ротик дополняли ее красоту; речи ее были такими же умными, как и ее лицо. Она была гордостью и радостью Волога.
Но когда Волог с ворчливой нежностью представлял дочь Сьонед в первое утро Риаллы, на Аласен не было лица. Щеки ее были мертвенно-бледными, глаза обведены темными кругами, а губы искажены страдальческой гримасой. Сьонед понимала, что все это вызвано отнюдь не трепетом перед верховной принцессой. Невозможно было не узнать признаки продолжительной морской болезни.
— Похоже, путешествие из Кирста не доставило тебе особой радости, — лукаво заметила она. — Волог, кажется, кровь нашей бабушки в твоем роду еще не перевелась!
— У меня нет дара фарадима, ваше высочество, — быстро сказала Аласен, и от этой прямоты у Сьонед взлетели вверх брови. — От морской болезни страдают не только «Гонцы Солнца».
Волог пожал плечами.
— Разберемся позже, Сьонед. Думаю, тебе в любом случае будет приятно с ней познакомиться.
Сьонед правильно поняла намек: она должна разобраться, в самом ли деле у Аласен есть дар. На губах у нее вертелся вопрос, почему в таком случае Волог давно не отправил девочку к Андраде, но полный любви взгляд, которым он смотрел на дочь, объяснил все без слов. Аласен не нуждалась в этом, а отец не мог заставить себя отправить девушку на испытание против ее воли. Следовательно, оставалось обратиться только к Сьонед.
— Конечно, я рада с ней познакомиться, — улыбаясь, сказала она. — Если ты уже сносно себя чувствуешь и у тебя нет никаких других дел, не составишь ли мне компанию? Сегодня я собиралась на ярмарку. Муж запрещает мне покупать подарки сыну, чтобы не разбаловать его, но я и не собираюсь его слушаться.
Волог гулко расхохотался.
— Права матери важнее приказаний мужа, и это правильно! Богине ведомо, что мы с женой бессовестно баловали Аласен!
— Отец Рохана однажды сказал ему, что отцы должны позволять дочерям все; приучать женщин к дисциплине — это долг мужей. — Сьонед тихонько рассмеялась, но от ее внимания не ускользнуло, что при упоминании о мужьях губы Аласен сжались. — Не могу сказать, что принц Зехава сам следовал своему совету, потому что он баловал и дочь, и жену до самой своей смерти. Может быть, поэтому Рохан и не поверил ему! — Она обернулась к девушке. — Ну как, Аласен, пойдешь со мной на ярмарку?
Поняв, что над ней подшучивают, девушка успокоилась и подарила Сьонед прелестную улыбку.
— Я с радостью присоединюсь к вам, ваше высочество. Сьонед взяла Аласен за руку.
— Если тебе еще трудно называть меня по имени, то говори просто «кузина». Слава Богине, в данном случае это святая правда, не в пример большинству других, к которым я вынуждена так обращаться по этикету. — Она сморщила нос, и Аласен снова улыбнулась.
— Я понимаю, что вы имеете в виду. Каждый раз, когда мне приходится называть так принца Кабара, я напоминаю себе: какое счастье, что это неправда. — Наш дорогой гиладский кузен чересчур высокого о себе мнения, да?
— Он напыщен, нагл и совершенно невыносим, — сердито выпалила Аласен и вдруг вспыхнула. — Отец прав: меня так разбаловали, что я забываю говорить о других принцах с должным уважением.
— Говорить можно одно, а чувствовать совсем другое. Мы родня, Аласен, так что при мне можешь говорить все, что захочешь. — Сьонед подмигнула ей. — Богиня свидетельница, я всю жизнь так и поступаю!
Обе женщины были одеты по-будничному, и когда они присоединились к толпе, спешившей через мост, никто не отличил их от горожанок, торопившихся на ярмарку. О чинах и привилегиях в этот день никто не вспоминал; слава Богине, хоть раз в году можно было отдохнуть от соблюдения строгого этикета. Продавцы не жалели титулов, обращаясь ко всем одинаково — от служанок до блистательных принцесс, причем титул был тем громче, чем красивее была женщина. Однако все мужчины — что лорд, что конюх — на ярмарке именовались одинаково: «ваше превосходительство». Неписаный обычай диктовал всем приходить в простой одежде и не козырять чинами.
Однако рыже-золотистые волосы Сьонед были слишком хорошо известны, хотя огромный изумруд, с которым она не расставалась, был скрыт тонкой кожаной перчаткой. На почтительные поклоны она отвечала улыбками и кивками, что приводило только к новым почестям. Она вежливо отказалась пройти в голову толпы, ожидавшей, когда ее пустят на мост; тем не менее ей тут же освободили проход. Когда принцессы оказались на другом берегу реки, купцы бросали ради них других покупателей. Если этого не делали, она безропотно отходила в сторону, однако вскоре всю ярмарку облетела весть, что здесь сама верховная принцесса, которая не желает, чтобы ее узнали. Мало-помалу шумиха улеглась, и Сьонед смогла всерьез приступить к покупкам.
— Вас всегда так встречают?
— Да, на первых порах. Давно прошли те времена, когда мне удавалось оставаться неузнанной. Ты ведь впервые на Риалле, верно?
— Да, и мне здесь очень нравится! Конечно, я ездила в Порт Адни на тамошний рынок, но он не идет с этим ни в какое сравнение! — Она обвела рукой веселую суматоху вокруг палаток купцов, толпы покупателей, оруженосцев и пажей, бегущих с поручениями, подмастерьев, подтаскивающих новые товары взамен раскупленных… Ярмарка пестрела цветными навесами, всюду стоял шум и царило праздничное настроение, а в дальнем конце огромного поля находились загоны, благоухавшие крепким запахом овец, коз, коров и лосят.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88