И все же оставались вещи, о которых он не должен был знать, и правда, от которой его следовало защищать как можно дольше. Если она не сможет удержать любовь и доверие Поля в тот момент, когда он обо всем узнает, то потеряет сына навсегда.
— Мама! О чем вы говорили?
Смятение не помешало ей увидеть, что в глазах Поля горит вызов. Обращайтесь со мной как со взрослым, — было написано на его лице.
Положение спас Мааркен, попросивший Поля рассказать о том, чему теперь обучает оруженосцев Чадрик, школу которого прошли они оба, и постепенно все пришло в норму. Чувствуя искренний интерес старших, Поль разговорился, и вскоре начал щебетать, как любой мальчик, который уезжал из дома и многому научился. Но Сьонед оплакивала потерю непринужденности, с которой вел себя сын до того, как она все испортила…
Когда вино кончилось, Чейн повел Тобин в отведенные им покои, чтобы отдохнуть. Сьонед тихонько напомнила Рохану, что его ждут недочитанные пергаменты, и получила в награду недовольный взгляд. Затем она осведомилась у Поля, не хочет ли тот взглянуть на весенние растения в саду, и попыталась не показать огорчения, когда Поль сказал, что уже обещал Мирдали прийти к ней в кордегардию. Отставной командир стражей Стронгходда, мать Маэты, Мирдаль была закадычной подругой Поля, и Сьонед не могла лишить старуху радости пообщаться с ним.
Мааркен спросил, не может ли он заменить Поля, и Сьонед не без любопытства приняла его предложение. Он никогда не интересовался ни цветами, ни травами. Честно говоря, Сьонед тоже была равнодушна к ним: она просто выполняла долг хозяйки Стронгходда. Они прошли по усыпанным гравием дорожкам и миновали горбатый мостик над ручьем, одновременно и орошавшим сад, и украшавшим его. Ручей, разлившийся благодаря таянию снегов на вершинах холмов Вере, заканчивался фонтаном принцессы Милар. По пути Сьонед разговаривала с садовниками; однако честное выполнение долга не помогало избавиться от каких-то смутных воспоминаний… Когда они с Мааркеном остались одни у высокой, пульсирующей струи фонтана, принцесса все вспомнила и улыбнулась.
Они шли по этой тропе в то утро, когда Мааркен сумел убедить родителей, что ему нужно ехать в Крепость Богини, чтобы овладеть искусством настоящего «Гонца Солнца». У Тобин были три кольца, показывавшие, что она сумела кое-чему научиться у Сьонед с одобрения Андраде, но принцесса, никогда не проходила всего курса обучения. Чейн очень не хотел, чтобы и сын учился тому, что тревожило его в жене, хотя и ценил те преимущества, которые это давало Пустыне и Радзину. Но его больше волновало то, что могущество фарадима, добавляющееся к могуществу власти знатного лорда, может вызвать подозрения и неприязнь у других атри. Сьонед помогла Мааркену убедить Чейна, что талант сына требует шлифовки; в то утро она с племянником гуляла по саду, и юноша пытался найти слова, чтобы выразить, как онрад и благодарен ей.
Сьонед чувствовала, что Мааркен снова нуждается в поддержке, но ждала, пока он сам затронет эту тему. Они стояли, глядя на невиданное в Пустыне создание бабушки Мааркена; наконец молодой человек открыл рот.
— Речь о Белых Скалах, — со вздохом произнес он. — Я хочу, чтобы поместье было готово к осени, но совсем не потому, что собираюсь подыскать себе невесту. Я уже нашел ее.
Сьонед медленно кивнула, следя за крошечными каплями, которые падали в пруд и образовывали круги, прихотливо пересекавшиеся с кругами от все новых и новых капель.
— Она «Гонец Солнца»…
— Откуда ты знаешь?
— Если бы это было не так, ты бы давно сказал родителям, что у тебя есть девушка на примете; может быть, даже привез ее в Радзин или попросил бы пригласить ее на лето.
Но поскольку ничего такого не было, это значит, что ты боишься их неодобрения. Следовательно, речь может идти только о той, у кого есть кольца…
Он пнул обрамлявший фонтан белый гравий.
— Тогда ты знаешь и то, почему я говорю с тобой, а не с ними.
— Ты думаешь, что нуждаешься в моей помощи. — Сьонед поглядела Мааркену в лицо и положила ладонь на его руку. Вделанный в кольцо изумруд полыхнул на солнце, прибавив к его свету свой собственный. — Мааркен, ты выполнил все, что требовалось от молодого лорда. Ллейн сделал тебя рыцарем и атри; ты побывал в других поместьях и лордствах и узнал, что в них правильно, а что нет. Но у Андраде ты научился искусству фарадима, и это отличает тебя от других. Наверно, ты боишься, что жена-фарадим окончательно перетянет тебя на свою сторону.
Мааркен закусил губу.
— Мы с ней решили пожениться только после того как полностью закончим обучение. Ну вот, я получил свое шестое кольцо, а все еще волнуюсь, как дракон у туши оленя.
Они сели на край фонтана, и Сьонед подбадривающим жестом положила руку на его предплечье. Мааркен вытянул длинные ноги, вонзил каблуки в гравий и уперся взглядом в колени.
— Я думал, что хочу подождать до Риаллы, познакомить ее с родителями и посмотреть, понравится ли она им. Но ты права, Сьонед. Я до сих пор не знаю, чего хочу больше: стать лордом Радзинским или «Гонцом Солнца». Не знаю, могут ли ужиться эти два начала в одном человеке. Я всегда думал, что и моим подданным, и принцу, и мне самому пойдет на пользу, если я буду и тем и другим, но жена — «Гонец Солнца» перетянет чашу весов на одну сторону. И Андраде получит то, что ей не принадлежит. Сьонед, я не могу согласиться на это, не могу поступиться той частью меня, которой предстоит стать лордом Радзина.
— Мааркен… — Она подождала, пока молодой человек не поднял глаза, и прикоснулась к своей щеке, где у самого глаза виднелся небольшой рубец в форме полумесяца. — Меня обжег собственный Огонь за то, что я поставила любовь к своему принцу и своей стране выше всего остального, включая клятвы фарадима. Я ценила свободу и доверяла своему выбору — судьбе, если хочешь — больше, чем поучениям Андраде, Не спрашивай меня о том, как и почему это случилось: я не смогу рассказать. Но я пользовалась своим даром, чтобы сделать то, что считала правильным. — Власть принцессы помогла ей заставить лгать преданных людей, знавших правду о происхождении Поля, но после того как она забрала сына Рохана, в дело включился Огонь «Гонца Солнца», который уничтожил Феруче и труп Янте. Только вмешательство друга не позволило ей сжечь Янте живьем, что считалось для фарадима самым страшным грехом. Но она и до этого пользовалась своим даром для убийства. Та часть Сьонед, которая была фарадимом, корчилась от стыда, но Сьонед-принцесса хладнокровно признавала, что такие вещи необходимы.
Она заглянула в серые глаза Мааркена.
— Выбор трудный, но сделать его необходимо. Зато он учит чему-то очень важному. Страху.
— Перед Андраде?
— Нет. Страху перед собственной силой. Мааркен, ты сильный мужчина и знаешь, что твоя сила может убить. Ты научился тому, что в тренировочном бою следует быть осторожным, чтобы не нанести вреда сопернику. «Гонцы Солнца» ощущают тот же страх, а могущественный лорд испытывает его вдвойне. Каждый твой поступок станет примером для Поля, Андри и Рияна. Потом их будет больше. Но ты первый.
— А ты? Ты ведь и «Гонец Солнца», и принцесса…
— Я своего рода полукровка. Я не родилась принцессой, несмотря на родственные связи моей семьи с принцами Сира и Кирста. Прежде чем стать принцессой, я была фарадимом, и именно это повлияло на мой выбор. Иногда я действовала как «Гонец Солнца», иногда как принцесса, но совмещать две эти ипостаси мне удавалось довольно редко.
— Кажется, я понял, — медленно сказал он. — Я знаю, что такое власть над войском; однажды я стану полководцем Поля и поведу за собой армию. Я знаю, что такое власть наследного лорда и каким осторожным надо быть с этой властью. — Мааркен вытянул руки, и на солнце блеснули кольца. — Это другой вид власти. И она может вступить в конфликт с остальными. Но ты сделала свой выбор, Сьонед. Единственное кольцо, которое ты носишь, это перстень Рохана.
— Вместо колец я ношу шрамы, — пробормотала Сьонед. Немного успокоившись, она продолжила: — Могу побиться об заклад, что твоя Избранная сделана из того же теста, что и ты, Мааркен. Она ровня тебе по дару, но ей предстоит стать настоящей хозяйкой Радзина. Разве ты забыл, что уже объединил два вида власти независимо от собственного желания? Вспомни, что ты сделал на Фаолейне много лет назад!.
По выражению глаз Мааркена Сьонед догадалась, что он вспомнил. Тогда мальчику едва исполнилось двенадцать, зим, но он понял стратегическую необходимость разрушить мосты через реку Фаолейн и использовал для этого свой дар «Гонца Солнца». Применять подожженные стрелы было опасно, потому что солдаты Ролстры непременно ринулись бы на мост, чтобы сбросить стрелы, и это могло кончиться настоящей бойней. Но Огонь Мааркена настолько напугал врагов, что они не смогли сойти с места. Никто не погиб. Рохан рассказал об этом Сьонед, удивляясь мудрому решению мальчика, который сумел выполнить долг перед своим принцем и одновременно соблюсти этику фарадима: именно за этот подвиг Рохан наградил Мааркена его первым кольцом.
— Я рада, что именно тебе придется быть первым, — сказала ему Сьонед. — Рохану ведомы пути принцев, а мне — пути «Гонцов Солнца». Но ты и то и другое. Ты будешь Полю лучшим примером, — Она сделала паузу, дождалась, когда Мааркен снова поднял глаза, и улыбнулась ему. — А потому тебе не нужна помощь, чтобы решить, как быть с этой леди. Конечно, я помогу тебе, но это не потребуется.
— Может быть, и нет. Но я все равно рад, что ты на моей стороне!
— Знаешь, не стоит говорить мне, как ее зовут, — шутливо продолжила она. — Хочу проверить, смогу ли я узнать твою невесту в свите Андраде. И буду держать с тобой пари на любые камни, которые она выберет для твоего свадебного ожерелья, что сумею вычислить ее!
Наконец-то Мааркен улыбнулся.
— Сьонед! Приданое — это не твоя забота!
— Кто говорит о приданом? Разве я не имею права сделать своему племяннику хороший свадебный подарок? Если я проиграю, ты получишь тот гобелен, который тебе так нравился. Я всегда думала, что ему самое место в спальне.
Он вспыхнул, потом рассмеялся и махнул рукой.
— Ладно, согласен! Я выигрываю в любом случае. Но я знаю, что все это ты придумала заранее!
— А меня хлебом не корми — дай заключить пари на Риаллу! Я никогда не рассказывала тебе, как поспорила с одной из дочерей Ролстры, что ей не достанется Рохан? Я поставила этот изумруд против всех ее серебряных украшений — а она звенела ими, как колокола на ветру!
— Я тебя знаю — ты споришь только тогда, когда уверена в победе. Иначе ты никогда не рискнула бы этим кольцом.
— Вы очень проницательны, милорд! — Довольно улыбнувшись, она встала и отвела с его лба прядь нагретых солнцем темных волос. — Даже тут становится слишком жарко. Можно себе представить, что творится сейчас в Ремагеве! Через несколько дней сюда приедут Вальвис и Фейлин с детьми спасаться от жары.
— Ремагев всегда напоминал мне спящего в песке дракона. Как ты думаешь, можно мне съездить туда и вернуться вместе с ними? Я слышал, что за последние годы Вальвис сделал из этой старой крепости настоящее чудо.
— Ты не узнаешь его. Я… — Она осеклась. Воздух вокруг них замерцал, как разноцветный ковер, к которому Сьонед могла мысленно прикоснуться. Она обеими руками вцепилась в кисть Мааркена, видя, что он тоже захвачен прядями солнечных лучей, крепко сплетенными фарадимом, краткое испуганное сообщение которого взывало о помощи.
* * *
Меату не понадобилось много времени, чтобы вспомнить, что увеселительные конные прогулки по холмам Дорваля не идут ни в какое сравнение с долгим путешествием в Крепость Богини. Каждый раз, когда Меат начинал думать, что муки, связанные с плаванием по морю, все же предпочтительнее, чем ломота в каждой мышце тела, он напоминал себе о предстоящей завтра переправе через реку Пирм на крошечном, утлом плоту. Ему не хватало времени, чтобы прийти в норму; лорд Чейналь велел своим людям поторапливаться, и те подчинялись приказу. Меат подумал, что ему еще повезло: через Фаолейн он проехал по мосту, а во владениях принца Давви им дали свежих лошадей; правда, фарадим был слишком измучен, чтобы оценить качества прекрасного животного, на котором он ехал. Сейчас они удалялись от Сира и скакали по широкой степи, раскинувшейся между Пирмом и рекой Кадар, день приближался к вечеру, и Меат начинал — правда, без особой надежды — подумывать о том, что его эскорт вскоре устроит привал. А широкоплечий мужчина лет тридцати и женщина чуть постарше, казалось, не знали усталости. Меат должен был признать, передвигались они с поразительной скоростью, но боялся, что завтра его придется привязать к седлу, иначе он просто упадет.
Впереди ехала Ревия; ее товарищ Яль держался позади Меата. Их мечи и луки подкреплялись его статусом «Гонца Солнца», стоившим всего этого вооружения. Его кольца обеспечивали им внеочередное место на пароме; стоило сверкнуть ими в в любом поместье или деревне, то и дело попадавшихся на дороге, как путешественникам спешили оказать гостеприимство. Люди знали и уважали леди Андраде, и помощь одному из ее фарадимов считалась не столько данью вежливости, сколько почетной обязанностью.
Когда на невысоких северных холмах показались первые два верховых, Меат почувствовал лишь смутное любопытство. Появление третьего, четвертого и пятого всадников тоже не слишком встревожило его. Но когда они поскакали наперерез и Меат увидел блеск обнаженной стали, он напряг все свои ноющие мышцы. Тело слушалось с трудом; это никуда не годилось. Придется разогреваться в бою, а в том, что им предстоит бой, сомневаться не приходилось; на это недвусмысленно указывали выхваченные из ножен мечи.
С плеча Ревии слетел лук. Она накинула поводья на седельную луку и принялась доставать первую стрелу, управляя лошадью лишь с помощью коленей и каблуков. Пять всадников прибавили скорость, и Меат попытался прикинуть, когда они окажутся в пределах досягаемости выстрела из этого длинного, смертоносного лука.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88