Медная заклепка, когда вы подвергаете ее чрезмерной нагрузке, растягивается, вот так, как здесь. – Он ткнул валявшуюся на полу латную рукавицу. – В этом весь смысл их применения. А теперь полюбуйтесь на этот вот наколенник. Видите? Головки заклепок сорвало. Значит, вся партия никуда не годится. Но ведь никого не интересует, почему это произошло. Выбрасывать надо все, возможно, тысяч сто заклепок. Если мы их забракуем, то кому-то придется за это отвечать. Какому-то чиновнику. А отвечать ему не хочется, да и в любом случае мне никто не поверит. Так что все мои жалобы бесполезны.
Стоявший чуть поодаль Болло, похоже, потерял терпение. Вскинув топор, он неожиданно резко развернулся и обрушил свое оружие на плечо Железного Человека.
– Лязгнуло, – сказал Бардас. – Плохо?
– Ужасно, – уныло ответил Анакс. – Но они знают, что делать. Двойная подкладка под наколенник. Не выход, но кое-что. По крайней мере тот, кто позаботится об этом, обойдется без раздробленной ключицы. Но это неправильно. И я это знаю.
– Да, конечно, – согласился Бардас.
– В том-то и дело, – сказал Анакс. – Я всегда все знаю.
Теудас Морозин нашел-таки корабль, то есть поговорил с одним дельцом, занимающимся оптовыми поставками миндаля, который общался примерно неделю с каким-то капитаном, упомянувшим, что как только он найдет покупателя на свой груз, балясины из черного дерева для балюстрады (откуда у него взялись эти самые тридцатидюймовые балясины, он не знал, как не знал ни цены на них, ни того, есть ли вообще спрос на подобного рода товар), то сразу же купит 700 мешков прекрасных утиных перьев, заказ на которые ему сделал один человек в Ап-Хелидоне; только проблема заключалась в том, что за этими самыми перьями ему еще придется идти в Перимадею – точнее, туда, где когда-то была Перимадея.
– Хотя, – сказал капитан, – возможно, дело не такое уж и выгодное, потому что никто не знает, насколько велик или мал этот мешок.
Тот человек, с которым разговаривал Теудас, спросил, почему же никто не поинтересовался, насколько большие эти мешки, но капитан ответил, что это не имеет такого уж большого значения, поскольку даже если мешки окажутся на самом деле меньшими, чем обычно, то все равно перьев будет очень много.
– Понятно, – сказал Геннадий, когда племянник объяснил ему все это. – И ты надеешься, что когда человек, занимающийся перьями, явится за своим грузом, то он заберет с собой нас.
– Да, – сказал Теудас. – И тогда мы вернемся домой. А вы что думаете?
Геннадий помолчал, обдумывая ответ.
– Трудно сказать. Если мешки маленькие, то он, возможно, не станет их брать. А если большие, то нам может не хватить места на корабле. И кроме того, ты ведь сам сказал, что ему еще надо найти покупателя на черное дерево, на эти ступеньки или что там еще.
– На балясины, – поправил Теудас. – Ну вот, а я-то думал, что вы обрадуетесь.
Геннадий почесал нос.
– Я лишь пытаюсь сказать, чтобы ты не питал больших надежд, вот и все. И потом… Ты, кажется, упомянул, что этот человек прибудет из Ап-Хелидона, да? Но никто не говорит, что он собирается везти перья на Остров, когда… если он их вообще заберет. Откровенно говоря, я не хочу отправляться в Ап-Хелидон, если только этого можно избежать. Если я не ошибаюсь, и Ап-Хелидон находится там, где я думаю, то это часть Империи. Лучше уж остаться здесь.
– Нет, нет! – запротестовал юноша, складывая руки на груди и отводя глаза. – Куда угодно… только не оставаться здесь. Здесь – это нигде.
По ту сторону палатки запели. Пел мужчина, а еще кто-то подыгрывал ему на дудке и некоем струнном инструменте. Слова песни были довольно незатейливы:
На веточке тонкой кузнечик сидел, На веточке тонкой кузнечик сидел, На веточке тонкой кузнечик сидел, цыпленок кузнечика взял да и съел.
А вот музыка, быстрая и веселая, радовала слух, да и исполнитель, похоже, получал от пения истинное удовольствие. Во всяком случае, эти бодрые звуки немного отвлекли Геннадия от других, куда менее приятных, гвоздем сидевших у него в голове.
– Рано или поздно, – сонно пробормотал он, – какой-нибудь корабль будет. Надо лишь набраться терпения, вот и все. Не стоит принимать поспешных решений. Нам ни к чему приближаться к западному берегу. Активность ради активности – пустое занятие. А кроме того, если я умру, как ты объяснишь это Эйтли?
Слова дяди вызвали у Теудаса вспышку раздражения.
– Не понимаю, при чем тут это? И что за разговоры о смерти? Чушь! Вы не столько больны, сколько просто ленивы и не хотите ничего делать.
Геннадий улыбнулся:
– Наша сиделка не согласилась бы с твоим заявлением. Она утверждает, что мне нужен отдых. После всех испытаний, выпавших на нашу долю…
– Вот как? И что же это за испытания такие? Назовите хоть одно. Что-то я не помню ничего ужасного. То есть я хочу сказать, что мы же все время были вместе, но я ведь не валяюсь и не жалуюсь.
– Ладно, – смеясь, ответил Геннадий, – ладно. Если твой приятель с утиным пером все же появится, если нам будет с ним по пути и если у него на корабле найдется место для нас, то мы отправимся с ним. Думаю, и плавание будет не лишено приятности, мы уляжемся на эти мешки и…
Теудас поднялся.
– Пойду прогуляюсь, – сказал он. – Боюсь, с вами у меня не выдержат нервы.
Было тепло, так тепло, что жизнь, казалось, замерла. Все, кому повезло отыскать хоть какое-то укрытие от солнца, лежали в тени. Трое музыкантов – слава богам! – перестали терзать слух Теудаса своим ужасным пением и укрылись за большой деревянной рамой с большим кувшином, который передавали друг другу, и чашкой с орехами.
– Эй, – окликнул Теудаса один из рабочих, – как чувствует себя твой друг?
Юноша остановился.
– У него все в порядке, – ответил он, не зная, что еще сказать.
– Хорошо. – Незнакомец поманил его к себе. Проигнорировать призыв было трудно, но подойти еще труднее. Вспомнив совет Геннадия, Теудас заставил себя приблизиться и сесть рядом с тремя незнакомцами. – Это правда, что о нем говорят?
Теудас напрягся.
– Не знаю, – сказал он. – А что о нем говорят?
Мужчина рассмеялся и передал юноше кувшин.
– Говорят, что он колдун. Один из шастелских колдунов. Так что, это правда?
Теудас кивнул:
– Вообще-то никакие они не колдуны. Никаких колдунов нет и не бывает, они просто ученые.
– Как ни называй. – Похоже, разница между колдунами и учеными не казалась незнакомцу такой уж значительной. – Должно быть, это все же правда. Я имею в виду то, что слышал. – Он немного помолчал. – Шастелские колдуны собираются помочь нам победить в войне.
Теудас недоуменно нахмурился:
– В какой войне?
– В войне против Империи. Вождь Темрай договорился с шастелскими колдунами о союзе, так что, когда Империя нападет на кого-то, на них или на нас, то другой тоже вступит в войну. Пора бы уже. Я хочу сказать, смех смехом, но пора бы кому-нибудь взяться за это дело всерьез.
Теудас нахмурился еще больше:
– Я и не знал, что скоро будет война.
– Конечно, будет. Обязательно, – вступил в разговор второй мужчина, тот, который играл на дудке. – Ведь они же захватили Ап-Эскатой. Теперь пойдут на нас. Мы – их следующая цель.
– Мы или Шастел, – добавил третий.
– Или Шастел, верно, – согласился дудочник. – Вот потому-то нам и нужен союз с колдунами. В конце концов, никто больше нам не поможет. Да никого уже и не осталось.
Теудас вернул кувшин дудочнику, надеясь, что никто не заметил, что он так и не попробовал предложенного напитка. Наверное, сидр, решил юноша, тот самый ненавистный сидр, который он терпеть не мог еще с детства. В Перимадее ничего другого и не пили, а теперь и эти жители равнин тоже пристрастились к сидру.
– А что вы тут делаете? – спросил он, надеясь сменить тему разговора.
Мужчины переглянулись.
– А, перестаньте, – сказал один из них. – Какая разница, узнает парень или нет. Кроме того, любой, кто в этом разбирается, легко поймет все с одного взгляда. Это требушет. Вроде тех, которыми пользовались при взятии города. Конструкция такая же. Тогда эти штуки поработали неплохо, будем надеяться, что и против Империи они тоже пригодятся.
– Требушет, – повторил Теудас. Он помнил день, когда появились требушеты, день, когда полчища вождя Темрая подступили к стенам по ту сторону узкого пролива. Все видели, как на баржах врага собирали какие-то странные громоздкие орудия, но никто не знал, считать ли их реальной угрозой или средством устрашения. – И это все из-за Ап-Эскатоя, – задумчиво добавил он.
Мужчина, игравший на гитаре, кивнул:
– Да, все из-за того мерзавца Лордана. Это он все придумал.
Теудас вскинул голову:
– Лордан? Вы имеете в виду Бардаса Лордана?
Гитарист кивнул:
– Ну да. Всем известно, что это он все придумал, все спланировал. Перешел на сторону Империи и взял Ап-Эскатой. Из-за него теперь очередь дошла и до нас. Вот кого следует по-настоящему опасаться. О боги, как же он, должно быть, нас ненавидит.
Воцарилось неловкое молчание. Потом человек, певший о кузнечике, сказал:
– Что ж, справедливо. Это же мы сожгли его город, вот он и хочет поквитаться.
– Но мы-то сожгли его город из-за того, что он сделал с нами, – возразил дудочник. – Он и его дядя Максен. Поэтому Темраю ничего другого и не оставалось. И вот теперь Лордан снова против нас. Только на этот раз вместе с Империей. Не уймется, пока не перебьет нас всех, вот увидите.
Теудас упорно смотрел в землю. Странно, но ему казалось, что они видят его лицо, знают. И еще он испытывал ужасное, острое до боли чувство вины. Люди, сидевшие рядом с ним, говорили о Бардасе страшные вещи, а ведь он совсем не такой. Они изображали его кем-то вроде ангела смерти, а он другой, спокойный, одинокий человек, желающий лишь одного – держаться подальше от неприятностей. Однако неприятности, беды и несчастья следовали за ним неотступно, подобно псу, обнюхивающему ноги торговца мясом. И все же Теудас знал, что меньше всего Бардас хочет поквитаться с кем-то, что во всем случившемся нет его вины.
– Мне надо идти, – сказал он, поднимаясь. – Спасибо за угощение.
– Не беспокойся, – крикнул ему вслед человек, игравший на банджо. – И не бойся. Он же еще не достал нас. И не достанет, можешь не сомневаться.
– Знаю, – бросил через плечо Теудас и зашагал прочь.
Глава 7
– Ну, – сказал Горгас Лордан. – Что-то вы приумолкли. Как вам понравилось?
Полиорцис задумчиво кивнул:
– Прекрасно. Очень много зелени.
– Зелень, – повторил Горгас. – Знаете, я как-то и не думал об этом раньше. Да, верно, очень много зелени.
Дождь стихал, обычный летний дождик. Вполне естественный для этого времени года в Месоге. Струйки воды стекали с тростниковой крыши старой избушки, у стен которой они нашли убежище. Строение было старое, ветхое, простоявшее в таком виде, вероятно, уже не одну сотню лет. Грязный ручей нашел дорогу через открытую дверь внутрь домика, где вода собиралась в большую лужу у дальнего угла. Все внутри, от стен до потолка, покрылось мхом.
– Вот так все и получилось, – продолжал Горгас. – Моя работа в Сконе закончилась, и я сделал все, что мог, но по-моему не вышло. Что ж, не сходить же из-за этого с ума, верно? И я вернулся домой.
Полиорцис кивнул:
– С армией. Вернулись и захватили власть. И стали… кем? Извините, я не хочу быть грубым, просто трудно найти подходящее слово. Королем? Нет, не подходит. Военачальником? Тоже не то, с этим понятием связаны такие ужасные ассоциации. Может быть, военный диктатор или…
Горгас улыбнулся.
– Князь, – сказал он. – По крайней мере мне нравится считать себя таковым. Князь Месоги. Вы правы, для королевства эта страна слишком мала. Я подумываю взять себе титул герцога, но ведь герцоги вроде подчиняются кому-то. – Он зевнул, потом откусил немного сыра. – А значит, у меня княжество. Масштаб вполне достаточный. Больше, чем графство, меньше королевства. В самый раз. Как вы полагаете?
– Решайте сами, мне все равно, – ответил Полиорцис. Бочка, на которой он сидел, уже довольно давно была мокрая (как, впрочем, и все остальное в этом… княжестве). А теперь хочу спросить вас напрямик… есть одно обстоятельство, которого я никак не могу понять. Почему вы почти не встретили никакого сопротивления? Только, пожалуйста, поймите меня правильно…
Горгас, похоже, уже отказался от связывающих его приличий дипломатического этикета.
– Нет, все в порядке, – сказал он, не удосужившись прожевать.
– Благодарю вас. Видите ли… ох, эти языковые тонкости! Весьма любопытно, как удалось простому авантюристу, вроде вас, имевшему в своем распоряжении лишь несколько сотен солдат, взять власть в стране, где никогда не было ни настоящего правителя, ни правительства. Впрочем, теперь, когда я посмотрел своими собственными глазами…
Горгас кивнул:
– Апатия. Можно назвать это фатализмом или деморализацией (хотя последнее предполагает, что когда-то было противоположное состояние, а его, насколько мне известно, никогда не существовало); короче, все дело в том, что им на все наплевать. Видите ли, – продолжал он, отрывая пальцами полоску сухого мяса, – вся эта земля, с того самого времени, когда ее только заселили, была поделена на поместья между богатыми семьями Города, перимадейцами. Сами эти землевладельцы здесь, разумеется, не жили, а бедные крестьяне, жившие тут и работавшие, были всего лишь арендаторами или наемными работниками, так что ни о какой традиции владения землей говорить не приходится. Функции управления принадлежали бейлифам, то есть они приезжали сюда, говорили, что вам нужно делать, и вы это делали. Впрочем, особым рвением они не отличались, иногда мы не видели их годами. Если не считать этих кратких и редких визитов, мы были предоставлены сами себе.
– Понятно, – сказал Полиорцис. – И те государственные учреждения, как, например, суд или…
Горгас рассмеялся:
– Ничего подобного. Да и кому они были нужны? Имейте в виду, здесь нет городов, нет даже деревень, только крестьянские хозяйства. Каждое хозяйство – это семья. Если возникала потребность в какой-то власти, то ее применял сам крестьянин, глава семьи.
– Ясно. – По комнате, выскочив из угла, пробежала крыса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73