Когда мы пришли, он спятил и ничего вразумительного рассказать не мог. Ну, мы его…
— Ох уж олухи царя небесного! Повезло мне с вами! Ничего деликатного нельзя поручить. И с чего это мужик спятил? Просто так?
— Ну, нас увидел…
— Вы пришли к нему вежливые, в костюмах и при галстуках и он неожиданно спятил?
— Не в костюмах. Мы ждали, когда он вернется с демонстрации или еще откуда-то. Нашли место захоронения и вырыли тело из могилы. Когда мужик заявился, превратились в котов…
— Можете не продолжать. Боюсь, такую работу нельзя признать удовлетворительной.
— Но, хозяин…
— Никаких но. Единственная ниточка к брату порвана. Вашими руками. Молодцы…
Раду не скрывал разочарования. Во-первых, ничего не узнал о местонахождении Йона, во-вторых, Кастильо в очередной раз продемонстрировали склонность к дешевым эффектам и непонимание сути задания:
— Я же просил вначале поговорить с ним ласково, не пугать, бутылку поставить. Пошли вон, костоломы, поменяйте воду Ерофею! Чего-то сильно воняет.
Братья послушно отправились исполнять поручение. Тут надо пояснить, что решив на время остаться в квартире Ганина-Ерофея, Раду позаботился о теле студента. В смысле, чтобы не сильно воняло. Вот зимой, на балкон вынесешь, снежком присыпешь и никаких проблем. А летом просто беда. Но и куда-то перемещать труп .весьма проблематично. Вот и пришло в голову воспользовался известной методикой, дающей неплохой эффект — положить мертвое тело в ванну, придавить парочкой тяжелых автомобильных дисков и залить водой, в которой растворена соль и сода в пропорции 2 к 1. Оставалось каждые сутки менять воду и добавлять ингредиенты, так ведь нет — подлый Ерофей и здесь умудрился подгадить. И уже на пятый день по квартире распространился конкретный запашок, хотя методика гарантировала минимум две недели:
(— что-то здесь неправильно, в этой стране — вода, соль, сода, воздух или люди. или все вместе)
Не сегодня-завтра требовалось подыскивать другое место жительства, а пока Раду продолжил вертеть амулет. Йон такой патетичный, такой сентиментальный, а эта Ладонь наверняка его единственная связь с теми временами, с Валлахией, с замком Келед. Как же он умудрился ее лишиться? И не согласится ли обменять ее на секрет Локкуса, если, конечно, им обладает? Но сначала надо найти брата…
Наступивший день, 22 августа 1991 года, являл миру триумф советской демократии и нового мышления. К вечеру народ окончательно распоясался, перестал бояться и митинговать. И принялся скромно, но со свойственным ему неиспорченным вкусом, отмечать победу Ельцина над злостными путчистами. Из распахнутых окон орали на полную мощь и дурь телевизоры и радиоприемники, наперебой передававшие гордые интервью первого президента России и маловразумительные комментарии Горбачева. Некоторые музыкально одаренные граждане пели, причем репертуар отличался известным разнообразием и простирался от блатных частушек до военно-патриотических маршей. На улице валялось несколько испахабленных партбилетов, разорванные портреты членов политбюро и… использованные презервативы. Именно сексом некоторые граждане снимали напряжение этих нескольких дней, которые до основания потрясли СССР.
Раду же терпеливо ждал наступления сумерек. В произошедшем он уже винил себя, что послал костоломов на столь ответственное задание. Но себя винить Раду долго не мог:
(— да и плевать с высокой колокольни, разыщу я брата, обязательно разыщу)
А пока, почему бы не пройтись по ликующей Москве, кем-нибудь закусить под шумок?! Почему бы еще разок не посетить убежище и все там внимательно осмотреть?! Глядишь, найдется какая-нибудь зацепка — ему ведь так везет в последнее время…
Сказано — сделано. И вот уже компания их трех вампиров уверенно вышагивает по вечерним московским улицам, на которые, как червяки после дождя, выползли отряды нищих и попрошаек, а также многочисленные проститутки. По случаю столь знаменательного события все выходные и бюллетени отменялись. Не время болеть и отдыхать в эти золотые часочки. И это правильно, как любил говаривать всем известный товарищ-господин, ибо на радостях мы всегда щедрее и эмоциональнее обычного.
Раду, весьма сдержанно относящийся к людским порокам и добродетелям, искренни считал, что лучше ПАперть и ПАнель, чем ПАшня, тем более русская, тем более чем ПАрапет моста, с которого сигаешь от безысходности. И он не подыгрывал мировому злу, о коотором знал лишь понаслышке, а действительно так считал. Что же касается победы демократии, тут Раду являл откровенный пессимизм:
— чего вы ликуете?! нахлебаетесь еще горя с Борисом-победителем…)
У метро Парк Культуры клянчили деньги несколько бездомных нахальных мальчишек. Зачуханные, оборванные, а глаза такие — маму родную за грош продадут. Особенно выделялся худощавый пацаненок с плакатиком на шее:
Люди добрые!
Падайте Хреста ради
Жертви Чернобаля
Люди добрые, примерно один из ста, останавливались перед просителем и старательно рылись в кошельках, выискивая копеечку помельче. Раду же сунул руку в карман и извлек первую попавшуюся купюру — сто рублей. В отличии от большинства дарителей он не верил, что на том свете зачтется, а действовал от души. От своей специфической души. И разве он виноват, что глупый мальчишка не спрятал банкноту поглубже, а начал гордо ее демонстрировать менее удачливым попрошайкам:
(— вот какой я крутой клянча! вот сколько дали!)
Обделенные рассудили иначе — деньги дали на всех, на всю братву. Началась потасовка, мальчишку побили, деньги отняли…
Раду стоял поодаль, с неподдельным интересом наблюдал за классической сценой:
(— вот как бог наказывает человеческую гордыню, он вообще очень любит наказывать…)
Вдруг Раду неожиданно кто-то дернул за рукав, словно старого знакомого. Рядом с ним стоял и светился, как новогодняя елка, недавний попутчик по самолету, толстяк и коммерсант. Он был слегка навеселе:
— Здравствуйте, здравствуйте… Как поживаете?
— Неплохо. А вы?
— О, просто замечательно. Установил много ценных коммерческих контактов. Да и путч помог.
— Это чем же?
— Ну, во-первых, 19-го отменили международные рейсы, а то я очень сильно нервничал перед полетом. А во-вторых, во время демонстрации познакомился с одной очаровательной русской девушкой. Говорит, что полюбила с первого взгляда. Кстати, а где ваши птички?
(— да вот, оглянись, прямо за тобой два мордоворота)
— Улетели. Открыли защелку клетки и упорхнули.
— Ай-яй-яй! Ну да ладно, побежал на свидание. Я с утра аж десять таблеток Прометея выпил, — толстяк хитро подмигнул: — чтобы лучше стоял. Еще лучше!
— Счастливый… — почему-то подумал Раду: — мне бы твои заботы… Ну да пора возвращаться на землю:
Потом он обратился к Нику:
— Нику, теперь я хочу лично заглянуть в подвал, где вы нашли Ладонь. Еще раз все внимательно осмотреть.
— Ты что, нам не доверяешь — каждый сантиметр облазили, в каждую щель заглянули…
— Короче, рассказывайте, как пройти, а лучше нарисуйте.
Нику, как более продвинутый по части черчения, послушно разложился на скамейке, вытащил из кармана клочок бумаги и начал рисовать план.
— Может, пойдем вместе? Мы и покажем.
— Нет, не вместе, не вместе. Нечего вам светиться. Сейчас у всех документы проверяют, а вы — самые настоящие нелегалы. Могут принять за агентов мирового коммунизма и морду набить. Так что лучше поспешите к Ерофею, водичку смените, а я скоро вернусь. Вопросы есть?
Вопросов не было и на том компания распалась. Братья поспешили домой, а Раду отправился в сторону убежища.
ПОСЛЕДНЯЯ ОХОТА
Старшего сержанта Виктора Фролова, отличника боевой и политической подготовки, сильно разочаровала трусость и нерешительность командования. Оно так и не отдало правильного приказа, «наградив» его за три дня и три ночи, проведенных в неудобном танке, лишь глазеющими зеваками, очкастыми агитаторами с листовками и любопытствующими детишками, бесстрашно залезающими на броню. И это все? А он-то надеялся проявить силу, расстрелять или задавить какую-нибудь сытую холеную буржуйскую рожу. Увы! Большинство командиров продалось со всеми потрохами, поменяло красный цвет на цвет доллара и предпочитало бездействовать. Вот и дождались.
Чуть позже прошел слух об аресте Вязова и прочих путчистов. А он то, наивный, думал до конца службы прятаться за министром, как за каменной стеной. Сливки со знакомства снимать. Теперь эта стена начала рушиться, а вместе с ней и акции Вязовского протеже. Витя уже едва успевал уворачиваться от первых обломков:
— Ну что, Витек, твоего-то другана в тюрягу на перевоспитание отправили!
— Да, нехорошо, брат… С врагом народа общался… За это по головке не погладят.
— Вот помяни, вернемся в часть, отберут твой танк. На какую-нибудь рухлядь пересадят, а то вообще в мастерскую отправят гусеницы клепать.
Эти шуточки донельзя задевали самолюбие Витька и даже пугали. Так ведь оно и бывает — паны дерутся, у холопов чубы трещат. Скверно стало на душе, очень скверно. Рушился мир, таяли иллюзии, жестокая реальность хватала за горло. Да, именно за горло, которое вдруг захотелось промочить. Даже не промочить, а обжечь. Тут-то и пригодится бутылка водки, подаренная пострадавшим от демократии.
Витек даже слегка прослезился от неожиданно .нахлынувшей жалости и к самому себе, и к щедрому бомжу:
(— эх, братишка… не судьба тебе выбраться из люка в нормальную квартиру. Продали нас, сволочи…).
Вытащив заветную поллитровку из укромного местечка, Витя незаметно зашел во двор близлежащего дома и почти залпом все высосал. Запросто. Без закуски. Без удовольствия. Через несколько минут в голове поплыло, а губы начали непроизвольно бормотать. Подслушай кто-нибудь этот алкогольный бред, не будь дураком, позвал бы на помощь, чтобы схватили «съехавшего» сержанта, да поблизости никого не оказалось:
— А плевать! А в рот! Может для кого и завершилось, не для меня. Устрою свою охоту, самостоятельно отдам приказ стальному другу. Вот так-то! Я найду двуногую крысу и раздавлю ее напрочь. А потом танк остановлю и выгляну посмотреть из люка на мокрое пятно на асфальте. Сначала издалека. А потом поближе, дабы в деталях.
Плохо, развалясь на башне, криво бренчал на гитаре Ваше благородие, госпожа удача. Похоже, лично его политическая ситуация совершенно не волновала, похоже, не в прок пошли ему лекции Витька, который уже не скрывал своего раздражения:
— Эй, Плохо, сваливай на землю!
— Зачем это?
— Надо мне отъехать, поехать…
Язык у Витька основательно заплетался, а глаза смотрели в разные стороны и никак не могли сфокусироваться. Плохо удивился:
— Ты где это успел набрался?
— Где набрался, там уже пусто. Ну, мне еще раз повторить приказ?
Кулаки у Вити серьезные, и Плохо предпочел спрыгнуть. Хотя, с другой стороны…
Про другую сторону происходящего Плохо слишком долго думал, ибо Витек уже лихо прыгнул в танк, уверенно включил двигатель и с ревом тронулся с места. Да, мастерство не пропьешь! Никто не успел опомниться, как подняв столбы пыли, стальное чудовище скрылось за углом.
Всего-то чуть-чуть успел проехать Охотник, а уже показалась первая мишень. Ничего не подозревая, она медленно продвигалась по улице — высокий мужик, смотрящий в какую-то бумажку:
(— и где этот проклятый люк? прямо, потом налево и ещё раз налево, ну и план! как здесь говорят, без поллитра не разберешься…)
Будь на дворе светло, да поприличней оптика, Витек увидел бы крючковатый нос мужика и, не будь столь пьян, теоретическую бы подвел базу:
(— нацмен или жид. давить, как клопов!)
Но сейчас ему все равно, кого и как давить — хоть самого Вязова. Он собирался выиграть заочный спор с самоубийцей Колькой и от этой мысли аж заулыбался.
До цели, все еще не замечавшей надвигающейся опасности, оставалось буквально несколько метров и Охотник уже предвкушал первую жертву, как мужчина неожиданно ловко отпрыгнул в сторону — прямо сальто-мортале какое-то исполнил. Словно и не отпрыгнул, а по воздуху перелетел.
Это только раззадорило танкиста:
(— ничего, циркач, я с тобой сейчас разделаюсь!)
Танк со скрежетом развернулся, боком врезался в столб электропередач и согнул его. Витя больно ударился о какую-то железяку — до чего же неудобно место механика-водителя! Из рассеченной брови брызнула кровь, только прибавившая злости и агрессивности.
Между тем, объект охоты отбежал на десяток метров и поманил танк пальцем. Не танк, конечно, а его водителя. А это уже вызов, это уже война безо всяких компромиссов.
Встревоженные сослуживцы Фролова тем временем тоже не дремали. Весть о пьяном танке уже разнеслась по отделениям милиции, по военной прокуратуре, по штабу Московского военного округа. Трезвонили и жильцы домов, под окнами которых происходило сафари. Несколько милицейский машин уже прибыло к месту событий, но что они могли сделать супротив пятидесятитонной дуры?
Едва завидев подмогу, Раду прекратил игры в кошки-мышки, стоившие городской казне трех сбитых фонарных столбов и карманам автолюбителей нескольких раздавленных легковушек. Он завернул за, угол, решив до конца досмотреть интересное представление. Какой у этого шоу будет конец?
(— не люблю хороших концов! почему бы не проучить негодника, чтобы не повадно было?!)
Витя же, потерял из вида верткого мужика, недолго огорчался. Чем не цель ментовские машины с проблесковыми маячками и сиренами? Он погнался за одной и так грамотно задел боком, что тачка отлетела метров на двадцать и перевернулась на крышу. Испуганные пассажиры в погонах, потирая ссадины и ушибы и поправляя фуражки, бросились врассыпную. Но танкист и не собирался их давить, эту мелюзгу, он уже преследовал другую четырехколесную болтунишку, орущую в мегафон:
— Солдат Фролов, остановитесь!
(— никакой я не солдат! я генерал!)
Пока все гадали, как остановить махину, во время одного из пируэтов она въехала в угол старого двухэтажного здания, рухнувшего прямо на танк и покрывшего его слоем столетней штукатурки и сгнивших перекрытий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56