— Звоню разбудить, как и просили. Такси уже ждет. Проходя мимо Reception, Раду положил на стойку банкноту в 10000 лир на чай( видимо, с лимоном и коньяком). Последовала заискивающая улыбка, но даже ей не удалось скрыть удивления, ибо сопровождении щедрого жильца произошли серьезные изменения — вместо бугаев-телохранителей в его руке покачивалась большая клетка, в которой, нахохлившись, сидели две мрачные птицы. В прикрепленной изнутри пластмассовой емкости вместо воды плескалась густая жидкость красного цвета.
У дверей гостиницы расхаживал нетерпеливый таксист, вызванный по телефону. Такой активный, он просто не мог сидеть на месте:
— Давайте помогу. Куда птичек, в багажник?
— Не стоит. Они не любят запаха бензина.
Удобно расположившись на переднем сидении — Раду уверенно произнес:
— В аэропорт Линато. И безо всякой спешки.
В САМОЛЕТЕ
Как боюсь я летать, но летаю
Каждый раз, жив ли страх, проверяю

Раду вообще не любил экономить — один раз живем, а уж начиная столь сложное и ответственное мероприятие, как поиск чудодейственного Локкуса, то и подавно. Он отправился в далекую Москву первым классом ALITALIA, в одной руке любимый саквояж, в другой клетка с братьями Кастильо в птичьем образе:
(— небось злорадствуют, что как носильщик таскаю за собой их самих и их шмотки, ну да ничего не поделаешь!)
Раду уселся в просторное кресло с удобными подлокотниками, заранее пристегнулся, словно примерный пассажир и приготовился малость подремать. Ну, действительно, чего по сторонам глазеть?! Рядом с ним занял место толстый и страдающий одышкой господин в дорогущем зеленоватом костюме и ботинках из крокодиловой кожи, немедленно приступивший к обильному потовыделению. Еще за полчаса до регистрации в ресторане для пассажиров VIP он изрядно накачался виски и теперь явно искал собеседника:
— Я очень боюсь летать. Очень-очень. А вот вчера видел в новостях ВВС, как самолет РапАм рухнул на Анды. Летел, летел, летел, потом взял и рухнул. Как камень. Тут уж и косточек не соберешь. Вы случайно не смотрели этот репортаж? Ну просто ужас какой-то кошмарный!
(— этот не отстанет…):
— Нет, я не очень люблю смотреть телевизор.
— Вот лучше бы и я не смотрел, а в бильярдную пошел. Я, хоть и тучный, а ловко шары гоняю. Бац-бац — и в лузу. А то после этих кадров всю ночь не мог уснуть, даже подумывал билет сдать. Но никак нельзя, серьезный бизнес в Москве намечается — собираюсь внедрить на советский рынок пищевые добавки американской фирмы Nutra Source, вы их еще не потребляете?
С этими словами, из кейса, тоже, видимо, крокодиловой кожи, показалась дюжина ярких баночек. Поставив их на откидной столик, коммивояжер начал подробно рассказывать об их назначении:
— Вот это средство замечательно помогает от импотенции, вот это лечит щитовидную железу, вот это способствует пищеварению… Вся Америка только и делает, что с утра до ночи потребляет продукцию Натурального Источника. Мы уже почти завоевали Европу, теперь на очереди СССР. Это вам не гербалайф! Наиболее популярны здесь наверняка будут таблетки от похмелья. Да?
— Наверное…
— Наверняка. Да только одно меня смущает, будут ли эти русские покупать таблетки или лучше купят еще одну бутылку водки на опохмелку. Впрочем, можно рискнуть.
— Когда есть чем рисковать, всегда можно.
— Вот именно. А дела у нас идут пока прекрасно, тьфу-тьфу-тьфу, чтобы не сглазить.
Суеверно постучав по дереву и весьма натуралистично изобразив плевок через левое плечо, продавец пищевых добавок продолжал:
— Да, все бы ничего, но летать самолетами страшно. Я настолько переволновался перед этим полетом, что все утро поносил — извините за подробность.
— Ничего, ничего.
— А еще у меня очень потеет пупок, — никак не унимался в описании своих физиологических особенностей толстый коммерсант: — и близкие друзья меня так и называют: Потный пупок. А вот вы боитесь летать?
Раду задумался — интересный вопрос. Да будь он хоть трижды вампир, а вряд ли выживет, если самолет взорвется, рухнет в океан или упадет на скалы. И, тем не менее, он летает, ставя под риск не жалкие тридцать-сорок лет человеческой жизни, а многие века. Получается, что не особо боится.
— Нет, не очень. Я — фаталист.
— Вот и я фаталист. А летать боюсь.
— Ну ведь самолеты не просто так летают, не ведьмина метла. Существуют законы, физические формулы…
— Знаете ли, я в институте изучал эти законы и формулы, а все равно страшно. Я уж и виски глушу, и саморегуляцией занимаюсь — все безрезультатно. Не хочется вот так вот умирать.
— А как хочется — немощным стариком в постели?
Толстяк нахмурился. Немощным стариком в постели умирать тоже не хотелось. Умирать вообще никак не хотелось — ни так, ни сяк, ни наперекосяк. Хотелось жить, зарабатывать кучу денег и объедаться спагетти с пармезаном. Тем временем, Раду нащупал весьма интересную и продуктивное продолжение их беседы:
— А вы производите такие таблетки, чтобы от страха полетов избавляли. Уверен, прекрасно будут раскупаться.
Глаза собеседника засияли — эврика!
— Замечательная идея, гениальная. Я бы первый накупил их целый мешок!
Ожидание новых прибылей всегда улучшает настроение. Хлебнув вискарика, боязливый пассажир успешно переключил свое внимание на громоздкую, укрытую черной тканью клетку:
— Кто там у вас, птички?
— Птички, птички.
— А можно их покормить печеньем — по-моему, вкусное. Я, не поверите ли, настолько суеверен, что перед каждым полетом всякие добрые дела стараюсь совершать, дабы бог заметил и пожалел. Вижу нищего — дам ему сто лир, бездомной собаке даже хот дог могу купить. Вот и птичек ваших покормлю — тоже Божьи твари.
(— эти «божьи» твари сами бы тобой полакомились):
— Им печенье нельзя, у них диета.
— Ах, диета… Надо же, даже у птичек. Я вот тоже все подумываю сесть на нее, но…
Раду закрыл глаза. Толстяк долго еще объяснял, почему ему невозможно отказаться от мясной пасты и пиццы с морепродуктами. А потом испуганно замолчал:
(— и это я так беззаботно разболтался, будто в ресторане сижу и поедаю венский шницель?! самолет-то уже на взлетную полосу выруливает… как же он тяжело катит, уж не перегружен ли? ведь совсем недавно Air France № 613 в Лиссабоне прямо на взлетной полосе рухнул — не смог оторваться и шмяк в лепешку, так что может жить всего-то несколько минут осталось…)
От этих пессимистических ожиданий по гладко выбритой красной шее и мясистому подбородку опять градом покатил пот, а что происходило с пупком — оставалось лишь догадываться.
Толстяк закрыл глаза, тяжело откинулся на спинку кресла и принялся облизывать пухлые губы. От волнения они пересохли и растрескались, и боязливому пассажиру приходилось их периодически смачивать — то слюной, то Black Label. Потом губы начали беззвучно шевелиться. Наверное, читали про себя какую-нибудь самопальную молитву, в которой умолялось двигатель не ломаться, шасси не заклинивать, а пилота оставаться трезвым до конца полета. Еще крайне желательно, чтобы русские ненароком не приняли их самолет за военный и не сбили ракетой, чтобы молния не попала в корпус, чтобы…
В таком положении сосед по самолету просидел вплоть до самой посадки, отказываясь от еды и лишь периодически прикладываясь к бутылке, но Раду особо не переживал о потере словоохотливого собеседника. Зато, сразу после приземления, толстяк расцвел, как майская роза в солнечный день, оглушительно захлопал в потные ладоши и шустро начал протискиваться к выходу. На прощание он игриво щелкнул пальцем по клетке с «птичками» и облегченно сказал, обращаясь к Раду:
— Какое счастье! Теперь целых десять дней ни взлетать, ни садиться, ни слушать бред про аварийные выходы!
— Кстати, еще одна неплохая идея — выпускать пищевые добавки на основе гемоглобина.
Но счастливый торговец уже расталкивал локтями зевающих пассажиров и не слышал прощальной шутки.
ТАМОЖНЯ
Контрабандой пронесу
Я алмазную мечту, золотые грезы.

Толкучка на паспортном контроле при въезде в самое сердце СССР город-герой Москву разгоралась с каждым вновь прибывшим самолетом. Ну не успевали бдительные погранцы сличать уставшие физиономии с фотографиями на паспортах и отсеивать шпионов и прочих подозрительных личностей. И если иностранцы еще достаточно спокойно стояли в первой из обещанных им множестве советских очередей, то граждане с красными паспортинами очень торопились ступить на родную землю. Они толкались, ругались, пытались проявить себя самыми хитропопыми товарищами и прошмыгнуть впереди всех. Но когда хитропопых много, получается бардак. В итоге Раду одним из последних с рейса предстал перед строгими и подозрительными глазами девушки-пограничницы:
(— а это еще что за тип к нам пожаловал?!)
Раду настойчиво попросили снять темные очки, долго разглядывали визу и тихо буркнули:
— Проходите!
Так представитель рода Дракулы оказался на земле первого в мире государства рабочих и крестьян. Без хваленой хлебосольности, но и на том спасибо. А далее следовала таможня. Ох уж, блин! Пустая формальность в развитых и недоразвитых странах, здесь представляла собой весьма сложную и ответственную процедуру. Зеленый коридор не работал — доверяй, но проверяй!
Размеры здоровенного саквояжа Раду не позволяли его просветить, поэтому таможенник вполне вежливо попросил открыть и лениво покопался на поверхности. Он нутром чувствовал, что там ничего интересного — шмотье, да зубная паста с шампунем, будто здесь их нельзя купить. На всякий случай пошарил в недрах и вытащил диктофон. Так и есть, мелкий коммерсантишко или корреспондент:
— Проходите. Хотя, нет… Что там у вас в коробке.
Шумная возня братьев Кастильо в птичьем обличье вызвала интерес к некому предмету, покрытому черной тканью и покачивающейся в левой руке иностранца.
— Это клеток с птица. Вот справка ветеринар о прививках, разрешение на ввоз.
— Покажите!
Под тканью действительно показалась клетка, в которой тесно прижавшись сидели две черные птицы изрядных размеров. Они уже запарились.
— И никаких других документов на них нет?
— Нет.
Таможенник сочувственно покачал головой:
— Тогда птичек впустить не могу. С радостью, но не могу… Так что придется ваших… Какая порода?
— Иранский беркут.
— Вот я и говорю — придется их оставить здесь.
— Это почему это? Карантина?
— Нет, не карантин. Со вчерашнего дня на ввоз и вывоз животных действует инструкция 134/13-БИК. Нужна еще одна справочка, так, пустая формальность, что иранские беркуты не занесены в Красную Книгу охраны природы. По новым законам, ни ввозить, ни вывозить животных, занесенных в эту книгу, нельзя.
(— да, черт побери, умный ты, Лучио, но стоило ли выдумывать этот несуществующий вид? его нет не только в красной или зеленой книгах, но и в самой природе):
— Это животный исключительно для цирка, это большой артист, ученый. Вот, пожалуйста, контрамарочка на наше представление. Для вас и ваш жена.
Повертев в руках красивую бумажку и решив, что на взятку она не тянет, таможенник посуровел:
(— цирк я не люблю, совершенно дурацкое занятие! вот дал бы сто долларовую контрамарочку — с ней и в ресторан, и в магазин можно заглянуть):
— Все равно не могу вас пропустить. Не положено.
— А кто мочь?
Таможенник стал закатывать глаза и строить загадочные рожи, но иностранный идиот не понимал, как легко решить вопрос на месте, без волокиты. Какие же они примитивные! Нельзя в России значит можно, но не даром.
— Где начальника? Я буду жаловаться!
Это фраза рекомендовалась путеводителем как весьма действенная для всяких там бюрократов, но авторы явно не поспевали следить за переменами в стране. На инспектора сей демарш не произвел никакого впечатления, лишь вызвал приступ легкого злорадства:
(— ну и жалуйся! начальнику смены заплатишь в два раза больше, а то и в три):
— Подождите начальника смены и не мешайте, видите, сколько народу вы задерживайте.
И действительно, за Раду уже выстроился шипящий хвост нетерпеливых русских, из которых уже испарились заграничный лоск и умиротворенность:
— Ввозите тут всякую дрянь, потом сальмонеллез распространяется.
— Сверните им шею и сварите суп.
— Отпусти на волю… живодер!
Раду отошел от стойки. Последний совет показался ему дельным, почему бы им не воспользоваться?! Надо лишь незаметно открыть защелку клетки и пусть себе летят в ночь. Встретимся позже. Делая вид, что сюсюкает своих питомцев, Раду шепнул:
— Сейчас я открою защелку и якобы пойду искать начальника. А вы выбирайтесь и улетайте. Понятно?
Понятливые птички кивнули.
— Встретимся в следующую полночь у памятника поэту Пушкину в центре Москвы. Понятно?
Джике использовал все возможности птичьей мимики и изобразил непонимание:
(— Какой еще поэт Пушкин? Вот Эминеску знаю…)
— Ну, Пушкин, мы читали его поэму о мертвой царевне, которая ожила и из гроба встала. Еще удивлялись, почему из принца всю кровь не выпила. Помните?
По едва заметному кивку убедившись, что эту сказку они помнят, Раду незамедлительно осуществил задуманное, а сам деловито побежал «на поиски» власть имущего. И сразу же начался переполох, ибо две крупные птицы протиснулись на волю и начали кружить над толпой приезжих, как два маленьких злобных птеродактиля. Иногда они резко пикировали и выхватывали из рук паспорта или таможенные декларации, которые потом комкали в когтях и кидали вниз, издавая при этом громкие гортанные звуки, типа считалки и переклички. А Джике даже подумал:
(— вот нагадить бы людишкам на головы!)
В общем, ученые птички демонстрировали самый настоящий цирк.
Небольшая часть публики и таможенников выглядела слегка испуганной и озадаченной происходящим, но остальные, довольные столь неожиданным развлечением, кричали, и улюлюкали. Раду театрально схватился за голову, изобразил крайнюю тревогу и, размахивая длинными руками, заметался по зоне прилета, в деланном отчаянии взывая к беглецам:
— Джике, Нику, детки, летите ко мне!
Одновременно с призывными воплями он показывал птицам кулак — от них ведь требовалось просто незаметно покинуть аэропорт, а не устраивать шоу-представление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56