Джессика притиснулась к нему и поцеловала. Фабио отпрянул.
– Голубой? – спросила она.
– Да, – ответил он.
Барменша вернулась с двумя литровыми бутылками минеральной воды.
– От меня лично. Шесть франков. О'кей?
Перед «Флоридой» стояли молодая негритянка и пожилой белый мужчина. Она как раз открывала парадную дверь. Когда Фабио подошел, она окинула его подозрительным взглядом. Он показал ей свои ключи: «Я здесь живу». Похоже, ее это успокоило. Они вошли, и Фабио посмотрел ей вслед. Ее прическа состояла из сотен мелких косичек, длина мини-юбки не превышала ширины ладони, а ноги начинались там, где у ее спутника обозначался верх живота.
В лифте помещалось только два человека. Когда дверь закрывалась, женщина ему подмигнула. Световое табло погасло, Фабио вызвал лифт вниз. Лифт благоухал экзотическими духами, шлейф которых тянулся до соседней двери.
– Я полагал, что ваша цель – все вспомнить, а не забыть обо всем. – В словах доктора Фогеля звучал упрек. Фабио совершил ошибку, рассказав ему о своей дегустации граппы. – Люди напиваются, чтобы потерять контакт с реальностью. А не для того, чтобы его найти.
Разрыв с Марлен он тоже не одобрил.
– Вам нужны упорядоченные отношения, господин Росси. Если вы живете, как опустившийся холостяк, вы добиваетесь прямо противоположного результата. Помиритесь с вашей подругой. Работайте. Взрослейте.
Во время тренировки памяти Фабио выглядел жалко. Он должен был запомнить двадцать архитектурных памятников, а когда ему это не удалось, расположить в правильном порядке двадцать четыре рисунка. У него создалось впечатление, что доктор Фогель намеренно выбрал для него особенно трудные упражнения.
Пожимая на прощанье мягкую, влажную руку доктора Фогеля, он спросил:
– Вы можете себе представить ученого пятидесяти двух лет, который бросается под поезд только из-за того, что у него отбирают некую задачу?
– Если он страдает врожденной склонностью к самоубийству, ему достаточно и меньшего повода.
– А если не страдает?
– Наверное, недостаточно.
Вернувшись в пансион, Фабио обнаружил, что дверь его номера открыта, а перед ней стоит тележка уборщицы. В комнате находилась пожилая женщина.
– Что вы здесь делаете? – спросил Фабио.
– Уборку, – ответила женщина.
Теперь Фабио припомнил, что Фреди упоминал об уборке комнат.
– Я могу отдать вам в стирку белье?
– Да, но это дорого.
– Сколько?
– Частным образом дешевле.
– А что быстрее?
– Частным образом.
Когда женщина вымыла ванную и застелила постель, он отдал ей свое белье, и она обещала завтра же вернуть половину.
– Меня зовут фрау Мичич, – сказала она, покидая номер.
В номере все еще пахло пылесосом, хотя фрау Мичич таковой не применяла. Фабио уселся за письменный стол. «Работайте», – сказал доктор Фогель.
Он зарылся в материалы, которые вручил ему доктор Марк. В них содержалось множество восторгов по поводу новых возможностей усовершенствования природы. Фабио не мог поверить, что подобная тема вызвала бы у него интерес, если бы за ней не скрывалось что-то другое. Он решил исходить из того, что все это как-то связано с опытами доктора Барта. До тех пор, пока ему не придет в голову нечто лучшее.
Но что общего могли иметь опыты Барта с «функциональной пищей»?
Через час он натолкнулся на фразу о том, что некоторые продукты, помимо клетчатки, витаминов, минеральных веществ и кальция, обогащаются и белками. А прионы, как он выяснил, есть не что иное, как животные белки с искаженной структурой.
О происхождении белков, которыми обогащаются продукты, в проспектах не говорилось ничего. Фабио врубил компьютер и начал искать в Интернете.
Вскоре он наткнулся на источники, которые не исключали, что белковое питание для культуристов может содержать животные жиры неопределенного происхождения, то есть рискованный материал, то есть прионы.
Он набрал прямой номер доктора Марка. Он не ожидал, что получит от него полезную информацию, но хотел услышать, как тот отреагирует.
Уже после второго звонка отозвался коммутатор.
– Я набрал номер доктора Марка, – сказал Фабио.
– Господин доктор Марк всю неделю находится за границей.
– Еще вчера он был здесь.
– Нет, он улетел в воскресенье.
– Я разговаривал с ним.
– Я тоже. Много раз. По телефону. Он в Чикаго. Соединить вас с кем-нибудь другим?
Фабио чуть не брякнул: «Да, с госпожой Марлен Бергер». Но все-таки сказал:
– Нет, спасибо. – И положил трубку.
С кем же он разговаривал, если не с доктором Марком?
Он снова зарылся в Интернет. Под ключевым словом «+ЛЕМЬЕ+Организация» он быстро обнаружил список руководящих сотрудников фирмы с фотографиями. Хотя эти господа и были все на одно лицо, «доктор Клаус Марк, главный технолог по пищевым продуктам», отнюдь не походил на его вчерашнего собеседника. У него была густая черная шевелюра и кустистые брови.
Как раз в тот момент, когда Фабио собрался выходить из дома, раздался звонок. Он нажал на клавишу домофона:
– Да?
В трубке был слышен только уличный шум.
– Алло! – произнес он несколько громче.
В дверь постучали. Фабио посмотрел в дверной глазок, увидел черные косички, открыл дверь.
Это была вчерашняя негритянка, с большой чашкой в руке.
– T'as du caf?? – спросила она.
Она была в саронге, завязанном узлом на груди.
– J'entre? – спросила она.
Фабио впустил ее. Она протянула ему руку:
– Саманта.
– Фабио. Сожалею, но у меня в доме ничего нет. Я как раз собрался в магазин.
– И кофе нет?
– Я пью только эспрессо.
– Сойдет.
– У меня нет кофеварки.
– Как же ты готовишь свой эспрессо? – Голос у нее был низкий, а ее французский – горловой и певучий.
– В том-то и дело, что я не могу его приготовить.
– Значит, и выпить не можешь.
– Именно.
Она окинула его испытующим взглядом. И вдруг расхохоталась. Выдала всю гамму смеха – восходящую и нисходящую. Фабио стоял рядом и вежливо улыбался.
– Я пью только эспрессо, – передразнила она его. – Но у меня нет кофеварки. – И снова ее смех раскатился на несколько октав. Потом резко оборвался. – Можешь захватить кофе и для меня?
– С удовольствием. Какой сорт?
– Любой, лишь бы не для кофеварки.
– Растворимый?
Она поглядела на него серьезно:
– C'est ?a.Растворимый. У тебя найдется, чем писать?
Фабио взял с письменного стола шариковую ручку и лист бумаги:
– Этого хватит?
– Надеюсь, – улыбнулась она.
Саманта уселась за его письменный стол и принялась писать. Длиннющие сверкающие ногти отнюдь не облегчали ей задачу. Наконец она закончила и вручила ему список из одиннадцати пунктов.
– Только если это тебя не затруднит.
Разумеется, это его не затруднит.
– Когда вернешься, постучи в мою дверь, три раза быстро, три медленно. – Она продемонстрировала условный стук. – И я пойму, что это ты.
Вернувшись с покупками, Фабио постучал в ее дверь. Три раза быстро, три медленно.
– Поставь все у двери, дорогой! – послышалось из-за двери.
Он поставил у порога две сумки и снова отправился за покупками, на сей раз для себя.
Когда он вернулся, сумки, оставленные перед дверью Саманты, исчезли.
15
Фельдауская дуга пользовалась особым предпочтением самоубийц по разным причинам. Одной из них была транспортная доступность. Сюда можно было добраться городским транспортом или за пятнадцать минут дойти пешком от ближайшей железнодорожной станции и примерно за то же время от конечной автобусной остановки. И там и там можно было перейти по подземному переходу на другую сторону железнодорожного пути, а оттуда через лесок до дуги рукой подать.
Один раз Фабио уже приезжал сюда. Когда вел расследование для репортажа о машинистах. Тогда в лесу было холодно и мокро, пахло влажной землей и свежими дровами, сложенными вдоль просеки.
Немного тогдашней прохлады пришлось бы сегодня очень кстати. Время близилось к пяти, несколько часов подряд солнце беспрепятственно выжигало траву на обочинах пыльной тропинки.
Где-то на полдороге начинался плавный подъем, а через пятьдесят метров он достигал высоты железнодорожной насыпи и сливался с ней. Гравийное покрытие и рельсы лишь слегка выделялись на поросшей травой площадке.
Маленькая платформа, окруженная плотным подлеском, располагалась в тени нескольких буков. На краю, как старые крестьянские шкафы, возвышались две посеревшие от непогоды поленницы.
Фабио стоял на том месте, где уставшие от жизни люди в последний раз задумывались, прежде чем пересечь тропинку и узкую полоску растительности и встать на рельсы.
Он приблизился к краю насыпи.
Фельдауская дуга изгибалась так плавно и была проложена так добротно, что скорые поезда могли проходить ее со скоростью сто двадцать пять километров в час. Машинисты имели обзор всего на двести пятьдесят метров, а дальше рельсы исчезали в лесу.
Можно ли заставить кого-нибудь стоять здесь неподвижно в течение нескольких оставшихся секунд, пока на него не надвинутся шестьсот тонн железа?
В подлеске много укрытий, куда можно спрятаться, толкнув свою жертву на рельсы. И откуда можно незаметно держать ее под угрозой в безвыходном положении.
И даже если машинист не успевает затормозить, у него достаточно времени, чтобы увидеть, как кого-то толкнули на рельсы или как кто-то встал на них по собственной воле.
И все-таки: как можно, находясь в подлеске, вынудить кого-то броситься под поезд? Оружием? Держа человека под прицелом? Почему этот человек должен изобразить самоубийство, даже если ему грозит убийство?
Фабио услышал шум. Запели, загудели рельсы. Раздался протяжный свисток поезда. Нарастающий грохот заставил его отступить на несколько шагов.
Локомотив пронесся мимо Фабио, как взрыв. В какой-то момент воздушная волна чуть не сбила его с ног. Вагоны, оглушительно дребезжа, все грохотали, грохотали, грохотали, оставляя за собой серое марево пыли и железа.
Фабио с трудом сдержал слезы.
На шесть часов Фабио назначил встречу с Хансом Гублером. Тот жил за городом, по той же автобусной линии, которая вела к Фельлауской дуге, всего на несколько остановок ближе к городу.
Дом Гублера находился в железнодорожном поселке, построенном в сороковые годы. Весь поселок состоял из четырех кварталов, каждый квартал – из восьми рядов двухэтажных коттеджей, у каждого коттеджа имелись палисадник и огород. Раньше в огородах сажали овощи. Теперь почти везде зеленели газоны с садовыми беседками, голливудскими качелями и надувными бассейнами.
Гублеры занимали угловой дом, один из немногих, где в огороде еще росли овощи. Фабио открыл низкую калитку, по гравийной дорожке между розовыми клумбами прошел к дому и позвонил.
Одно окно рядом с входной дверью было распахнуто. За ним располагалась кухня. Фабио понял это по запаху из духовки. Похоже, в доме пекли фруктовый пирог.
В узком окне, прорезанном в двери, показалась женщина. Она вытерла фартуком руки и открыла дверь.
– Добрый вечер, господин Росси, – сказала она, протягивая ему руку. У нее были короткие седые волосы, худое загорелое лицо и голубые глаза. – Муж в огороде, вы же знаете дорогу.
Фабио ничего не сказал Гублеру о провалах в своей памяти.
Линолеум в коридоре был натерт воском, стены окрашены в белый цвет, слева и справа висели в ряд несколько черно-белых художественных фотографий с североафриканскими сюжетами, и больше ничего, никаких безделушек. Дверь в конце коридора вела на небольшую крытую террасу, увитую виноградом. За террасой располагался огород.
Ханса Гублера не было видно. Только пройдя несколько шагов по узкой дорожке, Фабио обнаружил его лежащим на животе между кочанами салата.
– Господин Гублер? – осторожно, чтобы не напугать, окликнул он хозяина.
Гублер поднял голову.
– Что, уже шесть?
Он встал с земли, отряхнул штаны и пошел навстречу Фабио. Стройный седой мужчина среднего роста, тоже загорелый благодаря работе в огороде.
– Садитесь же за стол. – Он подошел к крану в стене дома и вымыл руки. Вода вытекала в лейку, подставленную под кран. Он вытер руки о штаны, но все прислушивался к журчанию. Когда лейка наполнилась, он завернул кран и присел за стол к Фабио.
– Я вот думаю, не установить ли автомат для поливки. Это сэкономит воду, но будет стоить нервов… Я прочел вашу статью…
– И что?
– Я на пенсии, имею право говорить что думаю. Мне не понравилось.
Такой прямоты Фабио не ожидал. И все-таки спросил:
– Почему?
– Да как вам сказать? – Вопрос не был риторическим. Гублер в самом деле задумался, как сказать то, что он имел в виду. – Ваша статья из тех, где автор выдвигает свой тезис и приводит только те факты и мнения, которые его подтверждают. «Злость машиниста на самоубийцу» – заголовок настолько хлесткий, что никого уже не интересует, как оно бывает на самом деле.
– Вы так считаете?
– Так оно и есть. Ведь это же, разумеется, чепуха. Никто из нас не злится на бедняг, которые не видят иного выхода. Каждый, кто пережил такое, это знает. А вы представьте себя на месте машиниста, который беспомощно сидит в своей кабине и несется на живого человека. Вы на него смотрите, вы ощущаете наезд. Только трепачи утверждают, что испытывают злость. Это они сами себе внушают, им так легче. На самом деле мы не ненавидим этих людей, мы чувствуем, что связаны с ними. Мы – часть их судьбы.
Госпожа Гублер принесла поднос с двумя стаканами, сахарницей и запотевшим кувшином. Не спрашивая согласия, она наполнила стаканы.
– Лимонад. Если он для вас слишком кислый, вот виноградный сахар.
Когда она ушла, Гублер продолжал:
– Мы не злимся, можете мне поверить. Мы печалимся.
Фабио был смущен. Он отхлебнул лимонада.
– Что там? – спросил он, чтобы хоть что-то сказать.
– Свежевыжатый лимон, вода, лед и немного виноградного сахара. Вы хотели расспросить меня об Андреасе Барте. – Он произнес это имя как имя старого знакомого.
– До сих пор непонятно, почему он покончил с собой. Но похоже, что это могло быть связано с его работой.
Гублер кивнул.
– Это всего лишь смутная догадка. Возможно, он столкнулся с чем-то, что поставило его в безвыходное положение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30