Рукоятка телеграфа стояла в положении между «самый малый» и «стоп».
— Почему мы замедлили ход? — спросил Аркадий.
Капитан через силу улыбнулся. Когда он достал сигарету, то был похож на человека, вспоминающего свою жизнь перед последним шагом к гильотине Гесс, на лице которого мелькали тени от дворников, выглядел так, как будто был следующим за капитаном.
— Мне надо было оставить вас там, где вы были, — сказал Марчук Аркадию. — На разделочной линии надо было засунуть вас в брюхо кита и не вытаскивать оттуда.
— Мы останавливаемся? — спросил Аркадий.
— У нас возникла небольшая проблема, — сказал Гесс. — Но вас это не касается.
Свет снаружи был бледным и неживым, но инженер-электрик показался Аркадию настолько белым, словно его освещали все электрические лампы Земли.
— Как ваш кабель? — поинтересовался Аркадий.
— Я говорил вам, — напомнил Гесс Марчуку. — Он сегодня обнаружил мою станцию.
— Ваша станция является жемчужиной в раковине, поэтому такой человек, как Ренько, с его способностями, обязательно нашел бы ее. Это еще одна причина, по которой я хотел бы оставить его там, где он был. — Капитан затянулся сигаретой и обратился к Аркадию: — Я говорил ему, что там слишком мелко, но он все равно выпустил свой кабель.
— Но гидрофонный кабель предназначен не для хранения на судне, — сказал Гесс. — Подводные лодки постоянно выпускают его.
— А теперь кабель за что-то зацепился, — сказал Марчук. — Может, это сетка для крабов, а может, морж. Мы не можем смотать кабель, а натяжение его слишком велико, чтобы мы могли двигаться быстрее.
— Кабель в любом случае со временем отцепится, — сказал Гесс.
— Все равно мы должны продвигаться вперед осторожно, — добавил Марчук. — Ведь мы проходим через льды, а сила ветра семь баллов. Капитаны ВМФ должны быть волшебниками. — Он вздохнул, и в глазах промелькнула печаль. — Прошу прощения, я совсем забыл. В ВМФ они имеют дело с подводными лодками, а не с плавзаводом, идущим через льды.
«Полярную звезду» слегка затрясло и приподняло над поверхностью льда. Аркадий не был инженером, но даже он понимал, что, для того чтобы взламывать лед, судну, каким бы большим оно ни было, требовалась определенная скорость. При таком малом ходе дизели рано или поздно выйдут из строя.
— А Морган — хороший капитан? — спросил он.
— Увидим, — ответил Марчук. — Судно типа «Орла» должно вести поиск креветок вдалеке ото льдов и сильно возвышаться над поверхностью моря. А сейчас волна идет в фарватере, и его нос и палуба недостаточно подняты над поверхностью. Он не должен следовать по ветру, но вынужден следовать за нами, иначе его затрут льды, они и так его уже поджимают.
Что-то тревожило Аркадия, и тут он понял что. Тишина. Одна радиостанция в рубке была всегда настроена на аварийную частоту. Марчук проследил за его взглядом, оставил штурвал, подошел к радиостанции и повернул ручку, прибавляя громкости.
— Морган еще не посылал аварийных сигналов, — сказал Гесс.
— Он вообще молчит, — добавил Марчук.
— А почему вы не вызываете его? — спросил Аркадий. В штормовую погоду суда всегда поддерживали связь друг с другом.
— Он не отвечает, может быть, вышла из строя одна из антенн.
— По нашей скорости Морган может понять, что что-то случилось, и, возможно, догадается, что кабель выпущен. Он охотится за куском этого кабеля, и неприятности у нас, а не у него, да и погода для него благоприятная.
На экране радара курс «Полярной звезды» был обозначен извилистой линией зеленых точек. В середине этой линии светился выброс сигнала, обозначавший «Орла», шедшего примерно в пятистах метрах позади. Остальное поле экрана было чистым. Аркадий увеличил масштаб обзора — ничего, только «Орел». Предполагалось, что суда выйдут из Сиэтла, но погода могла задержать их.
— У Моргана тоже есть радар, — сказал Гесс. — А еще курсовой эхолот. Если кабель за что-то зацепился, то он обнаружит его, может быть, именно такого случая он и ждал.
— Если у него не работает радиостанция, значит, не работает и радар, — возразил Марчук.
— Капитан, я могу понять вашу симпатию к другому рыбаку, — сказал Гесс. — Если бы Морган был рыбак, но он совсем не рыбак. Джордж Морган это их Антон Гесс, я понял это, когда увидел его. Он будет молчать и держаться рядышком, ожидая, пока мы совершим ошибку вроде замедления скорости. Что бы ни зацепило кабель, оно может всплыть на поверхность как раз позади «Орла».
— А что, если кабель оборвется? — спросил Аркадий.
— Если мы будем идти на такой скорости, он не оборвется, — ответил Гесс.
— А если все-таки оборвется? — спросил теперь Марчук.
— Не оборвется.
Какой музыкальный инструмент у Гесса? Виолончель. Гесс напомнил Аркадию виолончелиста, пытающегося играть, когда одна за одной обрываются струны.
— Кабель не оборвется, — продолжил Гесс. — Но если даже это произойдет, у кабеля отрицательная плавучесть, и он затонет. Тогда единственной проблемой будет возвращение во Владивосток на тихоокеанскую флотилию без гидрофонного кабеля. У нас в походе уже было достаточно неприятностей, капитан. Нам не нужна еще одна.
— Но почему Морган не отвечает на наши вызовы? — поинтересовался Марчук.
— Я уже говорил вам — почему. За исключением радио, у «Орла» все идет нормально, а остальное можете представить себе сами. — Гесс потерял терпение. — Я пойду вниз, может, мне удастся немного намотать кабель. — Уходя, он остановился перед Аркадием. — Объясните капитану, что Зина Патиашвили каждый раз при приближении «Орла» подходила к кормовому лееру совсем не для того, чтобы посылать воздушные поцелуи. Как оказалось, она имела массу поцелуев от моего личного радиста. Если бы Зина была сейчас здесь, я сам бы убил ее.
Инженер-электрик вышел из рубки, и, прежде чем за ним закрылась дверь, в темном проеме мелькнули хлопья снега.
— А все-таки забавно, — сказал Марчук. — Тогда в сухом доке нам установили этот кабель, и это единственное, что вышло из строя.
Капитан наклонился над столиком, любовно положил руку на компас-дублер, открыл его крышку и снова закрыл.
— Я думаю, что все переменится, Ренько, — сказал капитан. — Жизнь может быть честной и правильной. У тех, кто желает трудиться, есть чувство собственного достоинства, и вообще много хорошего. Люди не идеальны, и я не идеален, но в нас много хорошего. Разве я идиот? Скажите, когда мы придем во Владивосток, вы расскажете им обо мне и Зине?
— Нет. Но они покажут фотографии офицеров и команды в ресторане, в котором она работала, и вас опознают.
— Значит, в любом случае мне конец.
Нет, это мне конец в любом случае, подумал Аркадий. Карп и его палубная команда убьют меня еще раньше, чем на меня выйдут те, другие. А теперь у Марчука еще крупные неприятности с этим кабелем. Как. Аркадий мог объяснить ему, почему Карп хотел убить его, когда не осталось никаких доказательств контрабанды? В лучшем случае это будет звучать, как бред сумасшедшего, примерно так, как это звучало, когда он распинался перед Воловым и алеутами.
— Вы знаете, как было доставлено к нам это судно? — спросил Марчук. — Знаете вообще условия поставки судна с верфи?
— Это новое судно.
— Более чем новое. «Полярная Звезда» строилась на верфи в Польше, и она была полностью укомплектована. Там было все столовая посуда, постельное белье, занавески, фонари. Можно было сразу выходить в море, но на борт явились сотрудники КГБ и министерские чиновники. Они забрали новую посуду и заменили ее старой, забрали постельное белье и занавески, фонари заменили лампочками, при которых ничего не видно. Действовали так, как будто грабили дом. Сняли нормальные пломбы и заменили их свинцовыми, поменяли даже матрасы и дверные ручки. Все хорошие вещи заменили на дерьмо. Потом передали судно советским рыбакам и сказали: «Выходите в море, товарищи! Это хорошее, очень хорошее судно».
Марчук наклонил голову, бросил на пол окурок сигареты и затоптал его ногой.
— Итак, Ренько, теперь вы знаете, почему мы идем так медленно. Вас интересует что-нибудь еще?
— Нет.
Капитан уставился на освещенное ветровое стекло.
— Очень жаль, что все у нас так получилось с «Орлом». Совместное предприятие это стоящая штука. Другой путь приведет нас обратно в пещеры, не так ли?
Глава 28
Аркадий вышел из рубки в коридор, еще не зная, куда отправиться дальше. Он не мог просто пойти в свою каюту и ждать, на танцах тоже было небезопасно. Ситуация была, как в зоне, и такой урка, как Карп, прекрасно ориентировался в ней. На танцах могут выключить свет, а когда снова зажгут, с Аркадием уже будет покончено, и его, как мешок, сволокут по сходням. Или его найдут в пустом бункере, а рядом будет валяться бутылка, так что всем будет ясно, что он свалился туда по пьянке. Всем будет предложено извлечь из этого моральный урок.
— Мы все никак не закончим наши игры, — сказала Сьюзен.
Аркадий шагнул назад к открытой двери ее каюты. Он прошел было мимо, не обратив внимания, так как света в каюте не было.
— Не бойся, — сказала Сьюзен. Она включила верхний свет, достаточный для того, чтобы он разглядел провода, отсоединенные от радио, и подставку настольной лампы. Сьюзен уселась на низкую койку, волосы у нее были влажные и спутанные, как будто она только что вышла из душа. Она была босиком, одета в джинсы и застиранную хлопчатобумажную рубашку. В руках Сьюзен держала стакан, наполненный до краев, и в каюте пахло шотландским виски. Выключив свет, она обратилась к Аркадию:
— Закрой дверь.
— Я думал, ты не закрываешь дверь, когда к тебе заходят советские мужчины.
— Все когда-то бывает впервые. На советских судах никогда не бывает незапланированных танцев, а вот сегодня как раз, я слышала, они состоялись. Именно туда и ушли все мои мальчики, так что сегодня вечер первых попавшихся.
Аркадий закрыл дверь и попытался в темноте отыскать стул, который заметил возле койки. Сьюзен включила ночник, и его двадцативаттная лампочка осветила каюту, как затухающая свеча.
— Например, я сказала себе, что пересплю сегодня с первым мужчиной, который пройдет мимо моей двери, но прошел ты, Ренько, и я передумала. С «Орлом» что-то случилось, да?
— Мне вполне авторитетно сообщили, что снег скоро прекратится.
— Радиосвязь с ними прекратилась час назад.
— Но мы видим их на радаре, они недалеко позади нас.
— Так в чем дело?
— Возможно, обледенела антенна, ты же знаешь, здесь это случается.
Сьюзен протянула Аркадию стакан и плеснула туда из бутылки, так что виски выплеснулось через край.
— Помни, — сказала Сьюзен, — кто первый проливает, того и убивают.
— Опять норвежские игры? — нахмурился Аркадий.
— Да. Их не зря называют круглоголовыми.
— А это американский вариант?
— Угадал.
— Грубый вариант, у меня есть другое предложение — кто первый проливает, тот рассказывает всю правду.
— А это советский вариант?
— Можно сказать и так.
— Нет, — отрезала Сьюзен. — Что хочешь, только не правду.
— В таком случае и я буду лгать, — сказал Аркадий и отхлебнул из стакана.
Сьюзен отхлебнула одновременно с ним, и хотя она уже хорошо выпила до этого, нельзя было сказать, что она пьяна. Глаза ее затуманились, но взгляд не смягчился.
— Ты не писал никаких предсмертных записок, так ведь? — спросила она.
Аркадий поставил стакан с виски на пол и достал из кармана папиросы.
— Прикури и мне, — попросила Сьюзен.
— Предсмертные записки — это своего рода искусство, — сказал Аркадий, прикурил две «беломорины» и протянул одну Сьюзен. Пальцы у нее были гладкие, не загрубевшие от чистки холодной рыбы.
— Ты это заявляешь как специалист?
— Как студент. Предсмертные записки — это раздел литературы по криминалистике, на который очень часто не обращают внимания. Они бывают грустные, злые, рассказывающие о страданиях от сознания собственной вины и очень редко смешные, потому что в них всегда присутствует налет официальности. Обычно их подписывают своим именем или как-нибудь по другому, например: «Я тебя люблю», «Это лучший для меня выход» или «Считайте меня коммунистом».
— Зина не подписала.
— Обычно записки оставляют там, где их смогут найти вместе с телом, или их находят, когда обнаруживают, что кто-то пропал.
— И здесь у Зины все было иначе.
— И всегда, так как это последнее послание, для него берут целый лист бумаги. Последнее письмо в жизни не пишут на клочках и обрывках страниц из записной книжки. А кстати, как продвигается твоя работа? — спросил Аркадий, бросив взгляд на пишущую машинку и книги.
— Застопорилась. Я думала, что судно будет прекрасным местом для работы, но… — Она смотрела на переборку, словно вспоминая что-то далекое, забытое. — Слишком много людей и слишком мало места. Нет, тут плоха Советские писатели все время пишут в коммуналках, так ведь? У меня есть отдельная каюта, но это похоже на то, что тебе наконец выпал шанс послушать свою собственную морскую раковину, а из нее не доносится ни звука.
— Я думаю, что на «Полярной звезде» вообще будет трудно услышать шум морской раковины.
— Ты прав. А знаешь, Ренько, ты странный, очень странный. А помнишь вот эти стихи…
— «Расскажи, как тебя целуют, расскажи, как целуешь ты», — прочитал Аркадий.
— Да, эти. А помнишь последние строчки? — спросила Сьюзен и сама произнесла их:
О, я знаю: его отрада —
Напряженно и страстно знать,
Что ему ничего не надо,
Что мне не в чем ему отказать.
— Это о тебе. Из всех мужчин на этом судне только тебе одному ничего не надо.
— Это совсем не так, — сказал Аркадий и подумал, что хотел бы остаться живым, хотел бы пережить эту ночь.
— А чего ты хочешь? — спросила Сьюзен.
— Я хочу знать, что случилось с Зиной.
— А от меня тебе что нужно?
— Ты последней видела Зину перед ее исчезновением, я хочу знать, что она сказала.
— Наверное, хочешь понять, что я из себя представляю? — Сьюзен мягко рассмеялась, но этот смех был обращен скорее к самой себе. — Ладно. Что она сказала? Честно?
— Да.
Сьюзен поднесла стакан к губам, но отхлебнула уже более умеренно.
— Не знаю, эти игры становятся опасными, — сказала она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46