Брент чувствовал себя беглым каторжником и с облегчением вздохнул, когда двери лифта открылись.Маюми отворила ему дверь и оказалась еще красивей, чем он ее себе представлял. Европейского фасона брючный костюм из желтого атласа обнаруживал то, что скрывало кимоно, — плавные очертания ее великолепной фигуры. Рассыпавшиеся по плечам иссиня-черные волосы лучились тем же мягким блеском, что и глаза. Свежая, безупречно гладкая кожа и нежно рдеющие, чуть полуоткрытые губы не нуждались ни в каких косметических ухищрениях и говорили о превосходном здоровье и о том, какая молодая горячая кровь струится в ее жилах. Но глаза расширились в испуге и растерянное выражение проступило на этом прекрасном лице, когда Маюми получше разглядела Брента.Однако она быстро совладала с собой.— Брент, Брент, я очень рада вас видеть, — сказала она, беря его за руку, но он невольно сморщился от боли, когда нежные пальцы прикоснулись к ссадинам на костяшках. — Ох, простите, — она отпустила его и показала на кресло в углу возле широкого окна, из которого открывалась панорама Токио.После его тесной каюты эта комната, обставленная и убранная в западном духе, показалась Бренту огромной. В ней стояли диван, резной низкий мраморный стол, а пол был покрыт не татами, а ковром. Маюми села в кресло напротив. Однако дань традиции отдавали изображение синто-буддистского храма и старинный пейзаж, сделанный цветной тушью, а за спиной Брента стоял маленький вишневого дерева столик с красиво подобранными цветами в вазе, фарфоровой статуэткой шестирукого божества Ниорин Кваннон, золотой фигуркой Будды и жадеитовым тигром. К этой комнате примыкала маленькая кухня, больше похожая на просторную нишу, а в полуоткрытой двери в дальнем углу Брент увидел короткий коридор.Заметив его взгляд, Маюми пояснила:— Там ванная и спальня. Тесновато, но много ли студентке надо?Брент кивнул удивляясь про себя. Йоси сказал ему, что Маюми принадлежит к очень богатой семье, многие поколения которой успешно занимались экспортом, и отец купил ей квартиру за четыре миллиона долларов. Брент слышал, что в Токио цены на жилье очень высоки, а теперь он понял, что высота эта космическая.— Скажите, — сказала она, не сводя глаз с его разбитого лица. — А те, другие… Те, с кем вы дрались, сильно пострадали?— Другие? — Брент засмеялся, стараясь, чтобы это было не очень больно. — Не другие, а другой. Капитан Кеннет Розенкранц.— Этот американец? Напарник убийцы Фрисснера?— Ведомый. Его «Мессершмитт» сбили над Гинзой, а самого взяли в плен. В газетах было.— И вы с ним подрались?— Подрался.— Он, наверно, очень сильный?— Он в приличной форме.— А вы?Брент побарабанил по мрамору ссаженными костяшками пальцев.— Думаю, он меня надолго запомнит.— Может быть, нам сегодня не ходить в храм Ясукуни?— Здравая мысль. Пойдем в пятницу.— Но это же… Это еще так нескоро… Йоси сказал мне, что вы стоите на вахте через день… Ой, простите, я, кажется, слишком навязчива.Брент улыбнулся, что нелегко ему далось:— Маюми, если вы подумали, что я несвободен, связан с кем-то обязательствами или, скажем, влюблен, то не ошиблись. — На лице девушки отразилось такое забавное уныние, что он не удержался от смеха. — И зовут мою возлюбленную — «Йонага». В ближайшие четыре дня она меня от себя не отпустит.Маюми улыбнулась:— Какая у вас требовательная возлюбленная! — Она подалась вперед. — Йоси говорил: вы занимаетесь связью?— Да. Связью и радиоэлектронной борьбой — РЭБ.— И вы сейчас монтируете новый компьютерный радар?— Маюми, то, о чем вы меня спрашиваете, называется «военная тайна», — немного смутившись от ее настойчивости, ответил Брент.— Ах, простите! — она мгновенно стала прежней, застенчивой как школьница. — Хотите чаю, Брент? Или, может быть, сакэ?— Последнее предпочтительнее.Она легко поднялась и пошла на кухню, упруго и ритмично колеблясь всем телом, словно двигалась под музыку. Прямо не девушка, а соната Бетховена, подумал про себя Брент. Она тут же вернулась, разлила теплое сакэ по чашечкам и медленно, словно нехотя, шагнула к своему креслу. Сумеречный предвечерний свет, лившийся из окна, пронизал желтый атлас, рельефно обрисовав ее тело — холмики твердых грудей с проступившими под тонкой тканью сосками, бедра и ягодицы, словно изваянные скульптором эпохи Возрождения. У Брента перехватило дыхание и пересохло в горле. Он торопливо сделал глоток. Ароматная жидкость обожгла ему разбитые губы, прикушенный язык, но он выпил до дна, чувствуя, как горячая волна прошла в желудок.Маюми села и подняла свою чашечку:— За «Йонагу»!— За «Йонагу»! — откликнулся Брент.От сакэ напряжение, столько часов не отпускавшее его, наконец ушло. Маюми вновь наполнила его чашечку.— Наверно, это очень мощный корабль, если ему все нипочем, — сказала она.Брент выпил, и очертания комнаты потеряли свою прежнюю четкость.— Да. Он был выстроен на основе самого крупного из всех когда-либо существовавших линкоров класса «Ямато», — он снова выпил, и чашечка его немедленно была наполнена вновь. Он опрокинул и ее, и слова вдруг легко и гладко пошли с языка. — Всего было несколько кораблей этого класса: «Ямато» и «Мусаси» — линкоры водоизмещением семьдесят две тысячи тонн, девять орудий калибром восемнадцать и две десятых дюйма, шестнадцатидюймовая броня, тысяча двести отсеков и кают. Двигатели, котлы и артиллерийские погреба были защищены восьмидюймовыми стальными коробками. Третий корабль, «Синана», превратили в авианосец.— А-а, значит, они с «Йонагой» — однотипные суда? Как это у вас называется? «Систер-шипс», да?— Не совсем. «Йонагу» удлинили, вместо двенадцати котлов поставили шестнадцать, а водоизмещение увеличили до восьмидесяти четырех тысяч тонн.— А что же с остальными?— Все затонули во время второй мировой войны. «Ямато» и «Мусаси» — от бомб, а «Синану» потопила подводная лодка. — Брент снова выпил. — Но сначала они доказали свою беспримерную эффективность.— Я знаю об этом из газет и телепередач, — сказала Маюми, наполняя сакэдзуки. — Много говорилось об этом классе судов. А теперь «Йонага» — музей вроде «Микасы»? — улыбнулась она.Брент потряс головой, потому что лицо Маюми стало слегка расплываться у него перед глазами.— «Микаса» — это тот древний крейсер времен русско-японской войны?— Да.Брент засмеялся и словно со стороны услышал свой смех — слишком громкий и не в меру раскатистый. Он покраснел от смущения и сказал:— Верно. Это очень удобно.— В каком смысле?— В самом прямом. «Йонага» как музей-заповедник не имеет никакого отношения к вооруженным силам, столь жестко ограниченным девятой статьей японской Конституции. Памятник старины, реликвия — что с нее взять?! Она внесена в национальный реестр охраняемых достопримечательностей. Кстати, ее командир, адмирал Фудзита, начинал службу на «Микасе».В наступившей тишине слышался только шум машин далеко внизу.— Как это может быть? — наконец произнесла Маюми.Брент расхохотался так, что расплескал сакэ. Маюми вытерла салфеткой лужицу на мраморном столе. Комната стала плавно крутиться перед глазами лейтенанта, но он, подзадоренный недоверчивостью девушки, пустился в объяснения:— В девятьсот четвертом он вышел из училища мичманом и получил назначение на «Микасу». Тут как раз началась русско-японская война. В Цусимском бою он был командиром орудийной башни. Тогда они потопили целую эскадру, чем он до сих пор гордится.— Но так не бывает! Что же, он родился в эпоху династии Мэйдзи? Это как если бы в эту комнату вошел сейчас, размахивая своими шестью руками, Ниорин Кваннон! Сколько же лет вашему адмиралу? Сто?Брент фыркнул, вовремя успев отвести чашечку подальше:— Именно. Сто. А сейчас я вас удивлю еще больше, — он выдержал драматическую паузу. — Фудзита учился в УЮКе!— Что это такое?— Университет Южной Калифорнии. Поступил после первой мировой.— Да, я слышала, — кивнула Маюми, — что многие наши офицеры продолжили образование в Америке и в Англии.— Англичане вообще построили ваш флот. И форму, и ритуалы, и даже язык вы получили от них. На «Йонаге» команды до сих пор отдаются по-английски, и, разумеется, весь экипаж обязан говорить на этом языке.— А семья у вашего адмирала есть?Брент отпил еще глоток и покачал головой:— Нет. Все близкие погибли в Хиросиме. Никого, кроме «Йонаги», у него нет. — Он допил сакэ, и сейчас же его чашка была наполнена вновь. Теперь уже комната плавно кружилась как на карусели. Брент со вздохом отставил чашечку. — Все-таки очень странный этот ваш обычай пить — и довольно крепко — на пустой желудок. Никогда я к этому не привыкну.— Ах, извините, — вскочила Маюми. — Одну минуту.— Я вовсе не это имел в виду, — в ужасе от своей бестактности сказал Брент и сделал еще глоток.Маюми засмеялась:— Но я же готовила в расчете на ваши американские вкусы!Через минуту она вернулась с подносом, заставленным тарелками с сыром и нарезанным мясом, огурцами, оливками, булочками, горчицей и другими приправами. Посреди подноса дымилась большая кружка черного кофе.— Вот что мне нужно в первую очередь! — воскликнул Брент, потянувшись к кружке. Потом он приготовил себе многоэтажный сандвич.Маюми, улыбнувшись, положила на кусочек белого хлеба два тоненьких ломтика мяса.Брент отхлебнул кофе, и комната перестала вращаться.— Где вы учитесь, Маюми?— В Токийском женском университете. Я уже скоро его кончаю.Брент вгляделся в ее юное лицо: очевидно, девушка старше, чем кажется.— И чему же вас там учат? — он отставил сакэ подальше и глотнул еще кофе.— Языкам. Английскому, русскому, немецкому и французскому.Брент поднял брови:— Вы собираетесь в стюардессы?— Нет, я собираюсь работать в фирме моего отца. Он занимается экспортом и импортом.Лейтенант кивнул, и тут же новая тяжкая дума омрачила его чело:— Маюми… А вы что, обручены, помолвлены… что-то в этом роде?Она засмеялась, как умеют смеяться только японки — словно чистый горный ручеек прожурчал по камням.— Да, что-то в этом роде.Сандвич застрял на полпути ко рту:— Неужели?— Меня при рождении обручили с моим троюродным братом Дэнко Юноямой.— И вы выйдете за него замуж?— Раньше этот обычай соблюдался неукоснительно, но в наши дни — нет. Да и Дэнко обзавелся любовницей.— С мужчинами это иногда случается. Одно другому не мешает.— Да, в старину считалось так. Но времена теперь другие: после войны благодаря вам, американцам, все очень изменилось. — Она устремила на Брента долгий, ласковый взгляд. — Прежнего не вернешь.— А как относится к этим переменам ваша семья?— Отец принял их и смирился с тем, что я не выйду за Дэнко. — Он почувствовал прикосновение ее бархатистой ручки. — Я сама буду выбирать себе мужа, Брент-сан.Это прикосновение, подкрепленное ласковым обращением «сан», заставило его выронить сандвич и утонуть в ее бездонных черных глазах.— Итак, Маюми-сан, мы идем в храм Ясукуни?— Да. В пятницу.— Мне нравится, как твердо это прозвучало.— Я редко говорю «да».— И все же не исключили этого слова из своего лексикона?Она засмеялась низким грудным смехом.— Смотря из какого. Я, как вам известно, говорю на четырех языках.Брент невольно подхватил ее смех, но случайно брошенный на часы взгляд напомнил ему, что пора уходить.— Маюми, мне надо идти. В полночь я заступаю на вахту.Он поднялся, и Маюми тоже встала на ноги.— Ваша «нареченная» не менее требовательна, чем подруга моего несостоявшегося жениха Дэнко.— Куда более.— Почему?— Потому что она владеет моей жизнью.— И может в любую минуту потребовать ее, — с неожиданной печалью произнесла девушка.Они вместе подошли к дверям. Маюми, стоя рядом, подняла к нему голову, осторожно, чтобы не задеть ссадины, взяла его за обе руки.— Пятница будет еще так нескоро… Целых четыре дня, Брент-сан.— Да… Очень долго ждать, целую вечность.Глаза ее скользнули по его разбитым губам, по забинтованной шее, по кровоподтекам и синякам на лбу и под глазами. Маюми привстала на цыпочки, а Брент нагнулся, обхватив ее хрупкие плечики широкими ладонями. Бархатистые губы прикоснулись к его щеке.— Тут не больно, Брент-сан?— Наоборот, это лучшее в мире лечебное средство, — Брент крепче стиснул ее плечи. — Так, значит, вы сами выбираете?..Она мягко приникла щекой к его щеке.— Да, Брент-сан, сама.Его руки скользнули вдоль плеч ниже, опустились на талию, прикоснулись к изгибу бедра, и упругое тело затрепетало под его пальцами. Брент почувствовал, как бешено заколотилось у него сердце.Ему физически больно и трудно было оторваться от нее, но он с неимоверным усилием повернулся и вышел в холл, чувствуя затылком и спиной ее взгляд. Лишь после того, как он вошел в кабину лифта, щелкнул замок в двери ее квартиры.
Хотя последовавшие за этим четыре дня были до отказа заполнены делами и службой, тянулись они для Брента бесконечно долго. Поступили новые авиационные двигатели, и ликующий Йоси Мацухара торопился оснастить все свои истребители 1900-сильными моторами «Накадзима». В помощь механикам и техникам привлекли всех свободных от вахты и караулов матросов, и на летной и ангарной палубах кипела работа. В среду прибыло новое радиолокационное оборудование, а в четверг его начали монтировать.Брент бок о бок с адмиралом Алленом и полковником Бернштейном в переполненном отсеке БИЦ Боевой информационный центр.

— просторном тихом полутемном помещении — смотрел на компьютер, за которым сидел опытнейший электронщик и блестящий шифровальщик Алан Пирсон, присланный сюда РУ ВМС. Преждевременно поредевшие светлые волосы и очки с толстыми стеклами придавали этому совсем молодому человеку вид книжного червя. Он и вправду успевал перелопачивать горы научной литературы и великолепно знал и американские, и русские достижения в своей области, за что и пользовался уважением всех офицеров авианосца. В его картотеке были собраны характеристики радиолокационных полей по всем известным русским и арабским кораблям, и флотские остряки уверяли, будто Пирсон может не только засечь, что за 2000 миль от него кто-то пукнул, но и установить, был ли это Каддафи или кто-нибудь другой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41