Трое матросов-торпедистов, надраивавших нержавеющую сталь молдингов, оторвались от своего занятия и стали «смирно».— Вольно! Продолжать! — скомандовал Аллен, и матросы, заметно смущаясь присутствием начальства, снова взялись за дело.Адмирал показал Бернштейну на стальные ролики, шедшие вдоль зарядных желобов под стеллажами, приваренными к обоим бортам лодки.— Вот здесь они, торпеды, и хранятся, а в аппараты их заряжают вручную с помощью этих роликов, а потом досылают прибойниками.Полковник долго разглядывал аппараты:— И как же происходит залп?Аллен кивнул Уильямсу, и тот показал на укрепленный между двумя стеллажами пульт с шестью стеклянными окошечками и шестью тумблерами:— Управление стрельбой идет с командного поста. Видите, это пульт управления пуском. Точно такой же — на КП. Если электрическая цепь разомкнута — а это иногда случается — торпедист производит пуск вручную, отжимая вот этот соленоид и открывая вот эти клапаны — они так и называются: «боевые клапаны системы стрельбы».Аллен покивал:— На «Гроупере», где я плавал, было немного не так.— Разумеется, сэр. В пятьдесят первом на нашей лодке установили новые цепи управления огнем. Вы сами знаете: нет двух одинаковых кораблей.— Верно, верно, — сказал Аллен и повернулся к механику: — Ну, показывайте ваши владения, мистер Данлэп.— Есть, сэр, — Данлэп направился в корму, а трое торпедистов вздохнули с облегчением.Следом за механиком через водонепроницаемые двери они вернулись в центральный пост, а оттуда прошли в пост энергетики, где при их появлении члены экипажа, склоненные над приборами и панелями, вытянулись. Марк Аллен улыбался, приветственно кивал, повторяя: «Вольно, вольно, продолжать».Уильямс, став посередине отсека, указал на приборную панель не меньше восьми футов длиной:— Пульт управления. А это два машинных телеграфа для, так сказать, выносного, дистанционного управления двигателями.Снова водонепроницаемая переборка — и они прошли через радиорубку и камбуз, который по размерам был не больше стенного шкафа: там хлопотал над сандвичами и кофе Пабло Фортуно. Брент Росс в очередной раз удивился тому, как продуманно все размещено здесь: ни один квадратный дюйм площади не пропадает впустую. Они миновали матросский кубрик с подвесными койками, убранными и пристегнутыми к стенам, так что центр отсека оставался свободным, и вошли в носовое машинное отделение. Два огромных двигателя «Фэрбенкс-Морзе» оставляли узкий проход посередине, на покрытом листами гофрированной стали полу лежали инструменты, и четверо машинистов возились над шестнадцатицилиндровым двигателем. Процедура «смирно! — вольно! — продолжать» повторилась.— ПЛАРБ по сравнению с этим — просто стадион, — пробормотал Брент.Брукс Данлэп показал в сторону кормы:— Каждый из двигателей подключен к генератору, по правому и левому борту одинаковые установки, а там, на носу, — видите решетчатый люк? — один из дополнительных дизелей, подключенных к еще одному генератору, он у вас под ногами, — механик притопнул подошвой. — Под правым двигателем стоят два компрессорных опреснителя. Да, мистер Росс, по комфорту нам за «Лафайеттами» не угнаться: душ — не чаще раза в неделю. Так что скажите спасибо, если ваша вахта на мостике совпадет с хорошим ливнем.— А там что? — осведомился Бернштейн, показывая на корму.— Кормовое машинное отделение и кормовой торпедный отсек. Прошу за мной.— Нет. Пока прервем нашу экскурсию, — сказал адмирал. — Полковник Бернштейн, Росс, Уильямс, вам пора в гостиницу. Но вас, — обратился он к негру, — я задержу еще на пять минут.— Есть, сэр.Офицеры тронулись в обратный путь в кают-компанию.Брент, заметив у ворот дока будку телефона, ринулся туда, а Бернштейн тактично остался в отдалении ждать Уильямса. Брент набрал номер Дэйл, и она сняла трубку в ту же минуту.— О Брент, как приятно слышать твой голос.— А мне — твой, — сказал он и принялся объяснять, что уже прибыл к новому месту службы, совсем забыв, что Дэйл имеет к его назначению на «Блэкфин» самое прямое отношение.— Да я знаю, знаю! Я ждала твоего звонка. Скажи лучше, когда мы увидимся.— Мы «без берега».— Вот, тебе на!— Поселили нас в «Оукмонте».— В этом клоповнике?— Твое ЦРУ расщедрилось.— Ну, я тут ни при чем. Я знаю, где этот, с позволения сказать, отель. Недалеко от Шестьдесят восьмой улицы.— Мне это ни о чем не говорит.— На углу Двадцать третьей и Вест. Это за пределами базы. Так что ты уже на «берегу». Почему же мы не можем увидеться?От звука ее голоса, от мысли, что она сейчас одна, Брента опахнуло жаром, и он ощутил такое знакомое желание, но стиснул зубы и покачал головой, словно Дэйл могла это видеть:— Извини, Дэйл… Это было бы непорядочно по отношению ко всем детальным: они-то заперты на лодке или в бараках на базе. Я не чувствую себя вправе…— Я — сотрудник ЦРУ!— Знаю. И тем не менее…— Но как же нам тогда встретиться? — с печалью и тревогой спросила она.— Не знаю, — изменившимся от досады голосом сказал Брент. Он на мгновение задумался: — Завтра стою вахту, а в четверг мы должны быть в ООН.— В четверг? Черт, в четверг я — в Лэнгли, у начальства. А что тебе понадобилось в ООН?— Люди из Организации Освобождения Палестины желают встретиться с представителями адмирала Фудзиты.— Убийцы! Кровавые подонки! Только они будут?— Не знаю, Дэйл, — он саданул кулаком по монетоприемнику. — В пятницу вечером, а? Постараюсь выцарапать увольнительную. Как насчет пятницы?— Хорошо! Хорошо, Брент! Приходи ко мне, я что-нибудь приготовлю повкуснее, поужинаем вдвоем…Снова Брент стал переминаться с ноги на ногу, охваченный зудом нетерпения.— В «холодильник»?Она рассмеялась.— Вот именно. Адрес у тебя есть. Это недалеко от твоей мерзкой гостиницы. Знаешь, — сказала она, чуть понизив голос, словно бы для того, чтобы тон соответствовал зловещему смыслу слов, — ходят слухи, что твой друг Кеннет — тоже здесь.Брент почувствовал, как чаще забилось у него сердце, запульсировала жилка на шее:— Розенкранц? — Дэйл Макинтайр, похоже, знала все.— Да. Он вербует летчиков-наемников. Кроме того, Каддафи поручил ему встретиться без лишней огласки с иранскими и иракскими дипломатами.— Ты, пожалуйста, держи меня в курсе, Дэйл. У меня с этим человеком свои счеты.— Знаю. Хорошо. А про аятоллу ты не слышал? — Брент молчал. — Про Хомейни? Стало известно — опять же, это слухи, — будто бы он намерен прекратить войну с Ираком и примкнуть к джихаду против Израиля и «Йонаги».— Боже, сто миллионов фанатичных мусульман!..— Я думаю, этим и объясняется появление Розенкранца в Нью-Йорке: он будет встречаться с представителями Садата и Хомейни в ООН.— Чушь какая-то.— Нет, это не чушь: разве ты не знаешь арабов? Они ни за что не поедут на переговоры в столицу враждебного государства. И персы — тоже. А если устроить встречу здесь или где-нибудь в Женеве, можно сохранить лицо.— Да нет, я говорю «чушь» потому, что Розенкранц — летчик, истребитель, убийца… Из него дипломат — как из меня балерина.— Ты его недооцениваешь, Брент. Он принял ислам и стал чуть ли не первым человеком у Каддафи. На нем замыкается вся истребительная авиация. Каддафи доверяет ему больше, чем своим генералам.Брент в сердцах стукнул кулаком по аппарату так, что тот звякнул.— Эй! Алло! Ты здесь?— Да! Я здесь и я очень хочу тебя видеть.— В пятницу вечером, Брент.— Если не будет складываться, я позвоню.— Сделай так, чтобы сложилось.— Сделаю. Постараюсь. — Брент видел, что к нему уже приближаются Уильямс и Бернштейн. — Мне пора идти.— Я соскучилась, Брент. Я все время о тебе думаю.— А я — о тебе.— В пятницу.— В пятницу, даже если мне придется удрать с лодки. К черту войну, и ООН — туда же.Они одновременно и неохотно повесили трубки.
Отель «Оукмонт», судя по всему, был построен на рубеже веков и тогда же забыт: казалось, в него с тех самых пор не ступала нога маляра, плотника, паркетчика и — как Брент убедился чуть позже — водопроводчика. Семнадцатиэтажное здание было сложено из необожженного кирпича и так просело, что засохшая полоска раствора между рядами кладки представляла собой волнообразную линию, будто Нью-Йорк стоит в сейсмоопасной зоне.— О Господи! — сказал Брент, входя в обшарпанный холл. — Какая седая старина! Не удивлюсь, когда выяснится, что здесь останавливался Джордж Вашингтон.— Вэлли-Форж показался бы дворцом рядом с этим, — фыркнул Уильямс.Они прошли мимо нескольких ветхих и колченогих кожаных диванов, два из которых были заняты крепко спавшими личностями весьма подозрительного вида. К вытянутой ноге одной личности была привязана тележка из супермаркета, наполненная разнообразным старым хламом.— У нас такого нет, — сказал потрясенный Бернштейн.— Неустанно твердим самим себе и всему миру: «Мы — богатейшая страна», а таких бродяг — тысячи в одном Нью-Йорке, — с горечью сказал Уильямс, направляясь к стойке портье. — Никакой сегрегации, — саркастически добавил он, заметив, что один из спящих оборванцев — негр.Стали искать ночного портье, и Брент наконец обнаружил его за допотопным коммутатором — он рассматривал замусоленный номер иллюстрированного журнала и потягивал вино. Бутылка дешевого бургундского стояла перед ним на столе. Уильямс хлопнул ладонью по стойке, и портье — плешивый и истощенный старик, заменивший, похоже, все нужные организму питательные вещества одной винной глюкозой, — поднял голову, вскочил и с заискивающей улыбкой поспешил на зов. У него было нездорово бледное, словно измятое, лицо в морщинах, воспаленные белки глаз в кровяных прожилках, сутулая спина.— Добрый вечер, джентльмены, — дохнув густым винным перегаром, сипло произнес он с неожиданно интеллигентной интонацией. — Вы решили почтить наш отель своим вниманием?— Да. Решили почтить. У нас заказаны три номера на фамилию «Аллен».Портье принялся водить пальцем по строчкам регистрационной книги:— Вот, нашел! Для мистера Марка Аллена… Вот… «Профайл Боут Уоркс» забронировало два номера.— Три, — сказал Уильямс.Старик испуганно поглядел на него:— Заказаны один двухместный номер и один одноместный рядом, — голос его дрожал. — Простите, сэр. Больше свободных мест у нас нет. Еще раз простите. Мне очень, очень жаль, что вышло такое недоразумение.Уильямс взглянул на Брента:— Что ж, делать нечего: полковник, как старший по званию, займет одиночный, а тебе уж придется терпеть мое общество. Согласен?Бернштейн и Брент кивнули, подхватили свои ранцы и следом за Уильямсом направились к лифту, выглядевшему точь-в-точь как клетка для канарейки футов шести ростом.— «Свободных мест нет», — передразнил израильтянин.— Можно подумать, весь бомонд сюда слетелся, — поддержал его Брент.— Почище «Хилтона», — сказал Уильямс, открывая стальную решетчатую дверь.Все молча вошли в лифт.
В просторном номере с двумя большими окнами стояли две застеленные кровати и прикроватный столик красного дерева с массивной лампой под гигантским абажуром, похожим на дамскую шляпу, модную в весенний сезон 1909 года. Выключатели были круглые и не нажимались, а поворачивались. Широкие шашки дубового паркета посередине комнаты были закрыты истертым ковров. В большой ванной комнате стояли умывальник с двумя облупленными кранами и ванна викторианской эпохи — исполинских размеров и на четырех чугунных ногах. Бачок унитаза — чудо инженерной мысли прошлого века — находился вверху, и от него спускалась цепочка с массивной ручкой. Когда Брент дернул за нее, поток воды хлынул с таким напором, что стены уборной заходили ходуном. Незамедлительно выяснилось, что дверь ванной не запирается, и все вообще было покореженное, изношенное, покосившееся, шаткое — ни одного прямого угла.— Наконец-то мы дома, — сказал Уильямс, швыряя на кровать свой тощий ранец.— Видали мы дома и получше, — мрачно отозвался Брент.— Ты есть хочешь?— Вроде бы нет. В самолете кормили, а вернее — недотравили какой-то гадостью.Уильямс кивнул:— Я тоже успел перекусить как раз перед вашим появлением. — Он полез в ранец и выудил оттуда полдюжины сандвичей. — Пабло Фортуне позаботился. Думаю, это лучше, чем искать какую-нибудь забегаловку по соседству. Тем более что адмирал перевел нас, можно сказать, на казарменное положение.Эти слова болезненно напомнили Бренту недавний разговор с Дэйл.— Но я припас кое-что, чтобы было не так скучно, — плутовато улыбнулся негр и достал бутылку «Хейг энд Хейг», а когда Брент удивленно поднял брови, пояснил: — Адмирал велел вылить все спиртное за борт?— Я его понял именно в этом смысле, — рассмеялся Брент.— Но он, конечно, имел в виду все, что имелось в кают-компании. А это — из моего холодильника.Смеясь, они подошли к окну, перед которым стоял стол с графином и двумя стаканами. Наполнив их до половины, Уильямс сказал:— Схожу позову полковника, — и в голосе его прозвучала сердечность, о которой Брент даже не подозревал.Но он покачал головой:— Не стоит. Он сказал, что валится с ног от усталости и сейчас же ляжет спать.— Ладно. За «Блэкфин»! Зови меня Реджи.— За «Блэкфин»! — он поднял свой стакан и выпил. — Я совсем не знаю этот тип — «эскадренная лодка».— Ты специалист по связи, кажется?— Считаюсь.— А в курсе насчет переговоров в духе «гласности»?Брент пожал плечами:— Только то, что доходило до «Йонаги».Уильямс допил и сейчас же налил еще:— Но про новую русскую игрушку ты слышал — бомбомет, который кидает глубинные бомбы на шесть тысяч метров?— Слышал, — кивнул Брент. — Шестиствольная пусковая установка, бьет трехсотмиллиметровыми на шесть тысяч метров перед кораблем.— Верно. Форменная зверюга: автоматическое перезаряжение, каждая бомба — по четыреста фунтов. Не знаешь, нам придется иметь с ней дело?— Нет, Реджи. В Женеве договорились исключить все русские бомбометные системы, так же как и самонаводящуюся торпеду «533».Уильямс вздохнул, выпил, покатал по дну стакана кубик льда:— Это хорошо. У «Блэкфина» не было бы шансов увернуться от нее — активное и пассивное самонаведение плюс провода… — Он пристукнул стаканом о стол и допил виски.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44