Я потихоньку составляю каталог их коллекции, размышляю и выжидаю. Она у меня вот где. – Он вытянул ладонь и крепко сжал ее в кулак. – Бассейн! Вот глупая баба!– Звучит довольно злобно.Он взял меня под руку и подвел к циклу поздних работ Ауэрбаха.– Посмотри, какая крепкая рука. И какая осознанная смелость, а может даже – потребность рисковать.– Да, я бы предпочла иметь это, а не моего Пикассо.Рис похлопал меня по руке и снова лукаво улыбнулся:– А сейчас ты проявляешь жадность. Этого я сделать не могу, но… – Он двинулся дальше. – Мне звонила Саския, – сообщил он на ходу. – Хочет устроить здесь выставку Дики.Я стала изучать мазки на картине чуть более пристально, чем это необходимо, – так обычно ведут себя на выставках только нервозные любители.– Рассосется, – заметила я в ответ. – Как только она окажется дома.Я купила для Сасси каталог и отправила его по почте с короткой, не содержащей никакой информации запиской. Каждой дочери кажется, что работы ее отца блистательны. Это вовсе не значит, что они таковы на самом деле. Скоро Фишер во всем разберется, несмотря на то что он в общем-то утратил интерес к современному искусству. Да, конечно, девочка забудет обо всем, как только вернется домой. Но апрель еще не скоро. А пока у меня впереди приятное развлечение. Оксфорд, Эссекс… называй как хочешь. И мне очень понравилось сравнение будущего приключения с искусством барокко.Через три минуты после того, как пробило половину восьмого, раздался звонок в дверь. Эти три минуты я отметила особо, потому что такие детали – ключики к пониманию личности человека, близости с которым я ожидала. Никаких ожиданий, напомнила я себе, с непринужденным видом спускаясь по лестнице. Юбка терлась о колени и шуршала. Эластичное кружево, пожалуй, слишком обтягивало. Ничего не жди!Я открыла дверь. Если бы я все же лелеяла некие ожидания, в этот момент мне пришлось бы с ними решительно расстаться, потому что на пороге рядом с Оксфордом, на шаг впереди, с решительным видом стояла Верити, которой тот вежливо улыбался.– Привет, – весело сказала она. – Я уже представилась.Меня перекосило, но я взяла себя в руки и приветливо улыбнулась, глядя поверх ее головы. Она ответила улыбкой, изображавшей святую простоту, ведь моему кавалеру и в голову не должно было прийти, что Верити его в чем-то подозревает.Итак, мне необходимо было решить задачу. Когда твой новый знакомый стоит на пороге рядом с твоей подругой, как избавиться от нее так, чтобы он не подумал, что ты – вероломное чудовище? Конечно, мне бы хотелось просто сказать Верити: «Проваливай отсюда», – однако, чтобы не уронить себя в глазах Оксфорда, я обворожительно улыбнулась и, придерживая дверь, пропустила обоих в дом. Оксфорд вошел первым, но, прежде чем я успела через плечо послать Верити последнее прости, обернулся и сказал нечто, судя по всему, лестное. Я даже не поняла толком, к чему относился комплимент, потому что голова была занята исключительно тем, как избавиться от Верити. И еще потому, что она успела шепнуть, кивая на мое декольте, что я чересчур оголилась. Это было возмутительно с се стороны. У нее грудь обычно вздымалась до самых ключиц, являя собой нечто вроде половинок крупного грейпфрута, более того, она никогда не останавливалась перед тем, чтобы обнажить соски.К тому времени когда мы оказались в гостиной, присутствие Верити стало печальной неизбежностью, так что мне пришлось их знакомить. Верити улыбнулась, пожала Оксфорду руку и пристально его оглядела.– У вас на левой щеке родинка, – констатировала она и стала изучать ее так, словно готовилась к составлению фоторобота.Я предоставила их самим себе, лишь сообщила, направляясь к двери:– Пойду возьму плащ. – И добавила, обращаясь к подруге: – Верити, тебе что-нибудь принести?– Что ж, я бы не отказалась выпить, – живо откликнулась она, на что я вовсе не рассчитывала.Я бы тоже не отказалась, отметила я про себя и, взлетая по лестнице, весело крикнула:– А вы, Саймон?– Нет, спасибо, – бодро отозвался он. – Но вас я не тороплю.Вернувшись в гостиную в плаще, я строго заметила:– Думаю, нам пора. – Прозвучало ужасно: такая интонация обычно свойственна женам подкаблучников. Чтобы сгладить впечатление, я добавила, что у Саймона сегодня день рождения. Верити – ну надо же! – любезно сообщила, что ей это уже известно, потому что я говорила об этом вчера. Потом – нет, вы только подумайте! – вперила в него жизнерадостный взгляд и оповестила, что у нас с ней нет секретов друг от друга (слава Богу, что больше тебе ничего не известно, мысленно огрызнулась я) и что она знает о нем все.– Так тебе что-нибудь налить? – еще раз с нажимом спросила я.Нет, спасибо, она просто проходила мимо и встревожилась, увидев мужчину у моего порога.– Мы здесь очень бдительно следим за безопасностью соседей, – многозначительно произнесла она.Как-то мне все же удалось выпроводить их из дома. Но Верити не отставала, для меня даже не было бы неожиданностью, если бы она изъявила желание поехать с нами. Однако я твердо попрощалась с ней, не оставив шанса.Но прежде чем окончательно удалиться, она обошла машину Оксфорда, весьма скромную на вид, и изучила ее с таким пристрастием, с каким, наверное, палеонтолог изучает окаменевшие экскременты динозавра.– Гм-м… – промычала она. – «Рено», серебристо-серый, серии Эйч. – И медленно повторила цифры номерного знака. – Запоминающийся номер, – заметила Верити как бы невзначай, буравя Саймона глазами. Тот ответил ей невозмутимым взглядом, однако, принимая игру, согласился:– Боюсь, вы правы.Я нырнула в машину, решив, что для начала более чем достаточно. Хотя меня, честно говоря, куда больше волновало окончание. С Верити станется попросить у кого-нибудь лестницу, приставить к окну моей спальни и наблюдать за тем, что там происходит. Наверное, стоило поостеречься – даже если такое предложение последует – соглашаться на интимное окончание сегодняшней встречи у себя дома. Порой мне невольно хотелось, чтобы Верити вернулась к своему гнусному Марку, – только бы меня оставила в покое.Я подарила ему маленькую книжечку рисунков Иниго Джонса, которую весьма кстати купила в тот день в Хауарде, и открытку с репродукцией «Тинтернского аббатства» Тернера.– Я тронут, – сказал он.– Правда, это не совсем то, что понадобится в никарагуанских джунглях.– Буду хранить там ваши подарки как кусочек Англии.– Уэльса, если иметь в виду Тинтерн. – Я не смогла удержаться от колкости. – Но по крайней мере «континент» назван правильно.На этот раз беседа текла почти непринужденно, хотя, когда я попробовала чуть больше узнать об обстоятельствах его брака, Саймон тут же замкнулся. Очень вежливо, я бы даже сказала изящно, пресек все мои поползновения. То же и насчет вопроса: «Почему именно Никарагуа?» Что ж, имеет право, сказала я себе. Нечего совать нос в чужие дела. У нас ведь всего лишь договор на год, а не мечта о совместной жизни до гробовой доски. Значит, можно сидеть и наслаждаться легкостью отношений.– А я никогда не была замужем, за что благодарю судьбу, – призналась я и пояснила: – Если учитывать соотношение между счастьем и несчастьем в браке.– Значит, когда возникает желание, вы вот так просто выбираете себе любовника? Завидная прагматичность.– Нет, что вы! Такое со мной впервые. По части «Одиноких сердец» я абсолютно невинна.Он рассмеялся, но с явным раздражением:– То есть я хотела сказать, что предприняла только одну попытку… – Но было слишком поздно. Меня самое покоробило от «романтической» двусмысленности собственных слов. При наших не устоявшихся еще отношениях они прозвучали как высказывание старого майора колониальной армии. – А вы?– Вы – единственная, с кем мне захотелось встретиться. Понравилась ваша улыбка.– А если бы я оказалась мегерой?– Тогда я бы прибег к естественному отбору и включил вариант номер два из резерва.У меня неприятно зашевелились волосы на затылке. Проклятый Дарвин. Я сосредоточилась на пенке своего капуччино, гоняя ее ложкой взад-вперед, – весьма успокаивающее занятие в подобных обстоятельствах. Как бы то ни было, но остаточное чувство собственницы продолжало точить меня как червь. Я не знала, как прозвучит мой голос, когда я снова заговорю, – наверное, это будет нечто среднее между шипением и кваканьем.– Гм-м… – неопределенно промычала я, делая глоток.– Тем не менее мы здесь, вместе. – Он поднял стакан. – Я тоже чувствую себя неуютно, потому что отчасти это напоминает торговлю скотом.– Или покупку по каталогу, – подхватила я. – Причем нужно отдавать себе отчет, что люди, которые в нем зарегистрировались, имеют такие же жесткие требования, как и ты сам.Он кивнул:– Во всяком случае, на предстоящий год. – Он улыбнулся. Я тоже. – Пусть каждый из нас обретет то, что ищет. – Мы чокнулись и выпили. Волосы у меня на затылке немного улеглись.Мы заказали еще капуччино, и я спросила, читал ли он когда-нибудь то, что писал о любовниках Овидий. Мой вопрос его немного озадачил. Если спрашиваешь людей, читали ли они римскую поэзию, они всегда оказываются застигнутыми врасплох. Никак не могу понять – почему. Ведь, когда барахтаешься, не в силах разобраться в собственных чувствах, такое утешение узнать, что две тысячи лет назад люди чувствовали то же и поступали точно так же, как мы.– Он очень забавно описывает, как завлечь девушку, как ее удержать, что она скорее всего думает, как дарить подарки и чего ожидать в ответ…– Звучит довольно цинично.– Вовсе нет. Всего лишь предусмотрительно и честно. Он откровенно сказал то, что думал, в отличие от тех, кто притворяется. В своих эротических стихотворениях он дает массу советов, одновременно смешных и горьких. Ну, скажем, если ваш любовник женат, и вы обедаете с ним и его женой, когда нельзя ни прикоснуться друг к другу, ни говорить о любви, а вас сжигает страсть, то вы должны разработать систему знаков на языке тела. Например: если вспоминаешь о предыдущей ночи любви, прикоснись изящным пальчиком к своей розовой щечке. Если сердишься на возлюбленного, но не можешь сказать об этом вслух, дерни себя за мочку уха. Если хочешь избавиться от присутствия мужа, сложи молитвенно руки на столе, а сама незаметно подливай ему в бокал неразбавленного вина. И когда он забудется хмельным сном, твой возлюбленный сможет воспользоваться обстоятельствами…Саймон с интересом слушал, склонившись ко мне поближе. Овидий всегда захватывает – он такой озорной.– Неужели все это можно запомнить? А если ошибешься? К примеру, вместо того чтобы дернуть себя за ухо, молитвенно сложишь руки?– На самом деле это совсем не важно. Вся суть – в игре.– Вот как? – Он не сводил с меня взгляда.– Да, именно так, – заверила я.– И мы все поймем?– Поймем.Саймон откинулся назад, судя по всему, испытав облегчение, как и я.– Что ж, в одном можно быть уверенным, – сказал он, когда принесли счет. – Пока вам не за что показывать мне, как вы дергаете себя за изящное розовое ушко.Как устами Авроры Ли, «Аврора Ли» (1857) – роман английской поэтессы Элизабет Баррет Браунинг (1806–1861), написанный белым стихом. Рассказ героини поэмы, Авроры Ли, о своей жизни Э. Баррет Браунинг использует как канву для выражения собственных взглядов по самым разным вопросам.

этой талантливой девочки-сироты с крепким пером, заметила мисс Браунинг, «внутри у нас бьются сердца – теплые, живые, щедрые, не скованные приличиями…» Что ж, она имела полное право это сказать, потому что, несмотря на известный мне непреложный медико-биологический факт, свидетельствующий, что сердце является средоточием чувств не более, чем, скажем, щиколотки, я готова была в тот момент поклясться, что оно, несомненно, ведет себя так, будто таковым средоточием является. Мое, во всяком случае, гулко торкнулось в ребра. Собственные пальцы показались мне почти идеально изящными, а что касается щечек, я ничуть не сомневалась, что в эту минуту они пылали багровым, как на картинах Ауэрбаха, пламенем.Боже, Боже мой, секс – это такая тема…К машине мы шли, держась за руки, это было мило, хотя немного по-детски. И, полагаю, не только благодаря приятной компании, но и благодаря выпитому «Пино грильо», я, осмелев, выпалила:– Вы ничего не сказали о том, как я выгляжу. Например, о волосах…Он остановился и, внимательно посмотрев на меня, ответил:– Я сказал, но из-за присутствия подруги вы просто не расслышали. У вас… гм-м… очень смелый вид.– Проклятая Верити, – пробурчала я. «Пино грильо» предательски развязало мой несдержанный язык. – До чего же настырная!– Ее, несомненно, очень заинтересовала моя машина. Странный интерес для дамы. Рискуя навлечь на себя обвинение в половой дискриминации, замечу все же, что обычно вы обращаете внимание на более интересные вещи, чем габаритные огни и номерные знаки…– Ну, знаете, Верити ведь писательница. Судя по всему, такая версия его удовлетворила.– Она как-то слишком уж… хотела во всем участвовать, – осторожно заметил он.– Дело в том, что она не знает о моем объявлении, считает, будто мы с вами познакомились… просто в пабе, и ей все это показалось немного подозрительным. Поэтому-то она и подстерегла вас на пороге, и несла всю эту чушь насчет родинки.Саймон расхохотался:– А почему вы не хотите сказать ей правду?– Потому что она ее не одобрит и испортит всю игру. – Я понимала, что говорю как капризный ребенок, но остановиться уже не могла. – Непременным условием этой игры является то, что все должны в нее верить. А никто не поверит, если я признаюсь, что нашла вас по объявлению. Я и сама, наверное, не поверила бы. Очень важно, чтобы тебя окружали люди, которые верят. Их уверенность заражает, как корь или как Билли Грэм.Зачем я все это наговорила? Какое, Господи прости, отношение ко всему происходящему имеет пламенный проповедник? Наверное, я показалась Саймону не более романтичной, чем вчерашняя холодная лепешка. Но – знаете, как это бывает, – меня неудержимо несло.– А еще есть Джилл, к которой мы поедем в гости…– Мы поедем?– Простите. Я забыла сказать. Да. Она – моя самая давняя и ближайшая подруга, живет в Нортамберленде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40