Он откатился в сторону, а кий упал на зеленое сукно, поцарапав его.
Элен уронила его, словно в ее руках оказалось раскаленное железо.
Оливер тут же выпрямился. Элен стиснула кулаки, еле сдержавшись, чтобы не потянуться за ним. Она отвернулась, чтобы не видеть, как его пальцы пробегают по сукну. Два других игрока озабоченно наклонились вперед.
– О'кей, – небрежно промолвил Оливер. – Ничего страшного. Но, пожалуй, тебе лучше побыть зрителем. Вот, выпей.
С таким же успехом он мог бы разговаривать с бессловесными шарами, лежавшими перед ним на столе. Элен, не глядя, взяла у него бокал. Она места себе не находила от унижения. Молча отвернувшись, она подошла к стулу с твердым кожаным сиденьем, стоявшему у стены. Там по крайней мере было темно.
– Ты знаешь, как надо вести счет? – спросил ее кто-то.
Она поглядела на доску из красного дерева, на тяжелые бронзовые подвижные маркеры.
– Нет.
«Лучше бы я сидела дома, – беспомощно подумала она. – Я не умею ни ездить верхом ни играть в бильярд, ни даже разговаривать по-человечески. Мой приезд сюда был ошибкой».
– Ладно, я буду вести счет. – Том встал над ней и быстро обозначил счет. А перед тем, как вернуться к игре, легонько дотронулся до плеча Элен.
Она отпила глоточек бренди. Спирт обжег ей горло, но подействовал успокаивающе, и Элен сделала еще пару глотков. Игра продолжалась по каким-то своим, неведомым ей правилам.
Элен изо всех сил старалась не думать, вообще не допускать Оливера в свои мысли. В результате у нее возникло такое чувство, будто с картины убрали центральную фигуру, оставив все незначительные детали в первозданном виде, а вместо центральной фигуры теперь на холсте зияющая дыра…
Она понятия не имела, сколько времени это продолжалось, но наконец игра кончилась, и они разошлись по своим комнатам.
Элен легла на широкую постель в чужой, незнакомой комнате. Тишина действовала на нее вдвойне угнетающе, потому что Пэнси в свою спальню, расположенную через стенку от спальни Элен, так и не вернулась. Элен уткнулась в подушку, радуясь, что она выпила довольно много бренди и не так хорошо теперь соображает. Она словно выключилась из реальности, мысленно убежала из Монткалма, в котором чувствовала себя жалкой букашкой. Элен представила себе, что она вернулась домой. Вот она подходит по дорожке к дому, слышит, как поворачивается ключ в замочной скважине. На вытертом, дышащем на ладан ковре лежит старенькая ковровая дорожка, которая хоть немножко предохраняет его от износа. До двери в гостиную три шага, нужно нажать на металлическую ручку, и дверь откроется, вот трехсекционная стенка, вот фотографии брата и самой Элен, стоящие на пианино, а на журнальном столике возле икебаны лежит «Радио Таймс». Элен мысленно проходила шаг за шагом по родному домику, пока не забылась усталым сном.
Последний день в году выдался очень ясным и солнечным. Ночью ударил мороз, и заиндевевший пар белел под бледно-голубым небом.
Сойдя вниз к завтраку, Элен сразу же почувствовала, что все взволнованы. Даже обычно бесстрастное лицо Мейтленда оживилось. Он командовал слугами, стоя у буфета, а те сервировали и подавали на серебряных тарелках завтрак, который англичане обычно едят перед охотой. Лорд Монткалм и его гости уже сидели за столом и плотно завтракали, готовясь уйти на целый день. Элен увидела, что кроме яиц и ветчины подают рис с луком и яйцами, а также почки, но когда Мейтленд предложил ей, она отрицательно покачала головой. От того, что она вчера вечером выпила бренди, у нее побаливала голова.
Том сидел чуть в стороне и читал газету. Элен тихонько села рядом с ним, он слегка кивнул и продолжал читать.
Леди Монткалм не было видно. Пэнси появилась, когда все остальные уже почти позавтракали. Она уверяла, что никогда не охотилась, а верхом ездила только несколько раз в жизни, но вид у нее был как у заправской наездницы – брюки для верховой езды и безукоризненно сшитый черный пиджак. Лорд Монткалм собственноручно взял ее тарелку и положил ей еды.
– Предвкушаете приятный день, да? – спросил он. – Погода сегодня – лучше не бывает. Надеюсь, Трипп как следует заседлал вашу лошадь.
Оливер поднял на отца глаза.
– Пэнси поедет на Мадам Баттерфляй.
– Чудесно, чудесно.
Впервые в разговоре отца с сыном не чувствовалось напряжения. Пэнси уселась рядом с Оливером, и они улыбнулись друг другу. То явно была интимная улыбка людей, совсем недавно сжимавших друг друга в объятиях.
Элен уставилась в свой кофе, ненавидя себя за то, что ее душу так разъедает ревность.
После завтрака у всех оказалась куча дел. Элен бесцельно поплелась за всеми по большому коридору, прошла под куполом. Тусклое зимнее солнце проникало внутрь, наполняя помещение неярким светом, высвечивая золото богатых драпировок и руки людей, изображенных на портретах. Парадные двери были открыты, и поравнявшись с ними, Элен увидела зрелище, которое можно было принять за очередную картину.
На фоне голого и немного угловатого зимнего пейзажа стояли до блеска вычищенные лошади, коричневые, белые и гнедые. Они ржали и нетерпеливо били копытами, из ноздрей вырывались облачка белого пара. На лошадях сидели статные женщины – их волосы были собраны в узел и спрятаны под котелками – и мужчины в ярко-красных пиджаках и белых бриджах. Черные фуражки были надвинуты глубоко на лоб и слегка скрывали раскрасневшиеся, типично английские лица.
Между ногами лошадей сновали, высунув язык, коричнево-белые и черно-белые псы, им не терпелось рвануться вперед.
Элен на мгновение замерла, созерцая эту картину, потом вышла на тусклый солнечный свет и приблизилась. Вокруг то и дело слышались добрые приветствия, позвякиванье стремян и скрип кожаных подпруг.
Всеобщее возбуждение ощущалось сейчас почти физически.
Мейтленд расхаживал между лошадьми, держа в руках тяжелый поднос: он предлагал наездникам выпить «на дорожку» из серебряных кубков.
Из-за того крыла здания, за которым располагались конюшни, вышел Джаспер Трипп. Он вел двух крупных гунтеров. За ним появился второй конюх – он вел еще двух лошадей. Последним шел парень с небольшой, стройной коричневой кобылкой. Как только они подошли к ступенькам, из дома вышел лорд Монткалм со своими гостями.
Элен тихонько стояла в сторонке, наблюдая за происходящим, и внезапно ей бросилось в глаза поразительное сходство, которое, оказывается, существовало между Оливером и его отцом. Они стояли рядом, глядя на свои владения, и она увидела, что у них одна и та же форма черепа, хотя цвет волос разный: у отца серебро в волосах, а у Оливера золотистые кудри. И очень похожая горделивая посадка головы… Затем они надели фуражки, и сразу стали разными.
Джаспер Трипп сложил ладони «лодочкой» и помог лорду Монткалму сесть в седло. Оливер сам уселся на могучего гнедого жеребца. Джаспер повернулся к Пэнси и расплылся в беззубой улыбке. Она с его помощью залезла на свою кобылку.
– На ней легко ездить, мисс, – сказал старый грум.
Пэнси взяла поводья, нагнулась вперед, потрепала лошадь по лоснящейся шее и прошептала ей какие-то ободряющие слова. Кобылка повела ушами, вид у нее был возбужденный и радостный.
Лорд Монткалм отъехал от группы наездников.
– Доброе утро, Мастер.
Человек, к которому так обратился хозяин дома, был главным на монткалмской псарне, он сидел в седле как-то неестественно прямо, на кирпично-красном лице поблескивали серебристые усы.
– Доброе утро, мой господин.
Гости ставили кубки на поднос Мейтленда. Болтовня стихла, и даже неутомимые гончии на секунду замерли.
Лорд Монткалм кивнул Мастеру, тот махнул рукой егерю. Егерь взял серебряный рог, свисавший с седла, и настойчиво затрубил. Звуки эхом отдались в морозном воздухе, и по спине Элен забегали мурашки. Егерь бросил рог и поскакал вперед, гончие парами ринулись вслед за ним. Мастер и лорд Монткалм ехали рядом. Охотники тронулись с места, слышалось позвякиванье сбруи и нетерпеливый стук копыт.
Элен увидела Оливера. В ярко-красном пиджаке он казался бледнее обычного и снова напомнил ей мраморного рыцаря. Его лицо было напряженно-внимательным, а глаза ярко голубели. Проезжая мимо Элен, он одарил ее ослепительной улыбкой.
Затем Оливер снова влился в толпу всадников, и серо-зеленый пейзаж, простиравшийся перед Элен, расцветился алыми, белыми и густо-коричневыми красками.
Том стоял рядом с Элен, она повернулась к нему, у нее даже дух захватило от волнения.
– Правда, красиво?
Его смуглое лицо казалось очень экзотичным по сравнению с розовощекими английскими лицами, сразу чувствовалось, что это иностранец. Когда Том ответил, в его тоне явственнее, чем когда-либо, звучала едкая ирония:
– Красиво? Надеюсь, лиса сможет разделить ваши восторги.
Элен была уязвлена, но не подала виду и все так же кротко сказала:
– Мне тоже не нравится эта сторона охоты. Но нельзя же не видеть, что это красивое зрелище!
Том посмотрел на всадников. В чистом воздухе отчетливо слышался звонкий цокот копыт. Пэнси, которая скакала на маленькой кобылке, не было видно.
– Нет, я никакой особой красоты не вижу. – Том передернул плечами и добавил, стараясь говорить добродушно: – За городом слишком дикая природа. Слишком много травы. Мне подавай рекламные щиты, водителей такси, продавцов газет, неоновые вывески. Я городской человек.
Элен тоже почувствовала, что он в обществе Пэнси и Оливера третий лишний и точно так же, как и она, ощущает себя не в своей тарелке. Однако будучи самоуверенным человеком, он мог отмахнуться от Монткалма, посмеяться над его величием и заявить, что все это его не интересует.
– Я пойду почитаю немножко, – бросил он через плечо и пошел по ступенькам.
Целый день жизнь в Монткалме так и бурлила. Мужчины в серых комбинезонах устанавливали дополнительное освещение, целая армия поставщиков провизии разгружала фургоны с едой. При входе под куполом установили и нарядили громадную елку.
Элен вышла из холла и в награду смогла полюбоваться великолепной анфиладой комнат, тянувшейся вдоль фасада здания. Здесь располагалась столовая, задрапированная темными занавесями. Какой-то мужчина в зеленом фартуке ставил на длинный стол до блеска начищенный серебряный подсвечник. Перед столовой располагались комнаты для официальных приемов, где стояли диваны с парчовой обивкой и пузатые шкафчики, а по стенам были развешаны картины в массивных рамах. В конце анфилады находился большой зал – очевидно, в нем проводились балы. Двое мужчин натирали пол электрополотерами, в углу лежали в чехлах музыкальные инструменты. Девушка в халате составляла букеты из бессмертника, веток дуба и других растений и ставила вазы на высокие подставки.
Судя по всему, бал в Монткалме был большим событием.
Попозже Элен надела пальто и резиновые сапоги и пошла по дороге к воротам, возле которых стояла сторожка и был опущен шлагбаум. Затем она долго бродила по грязным тропинкам, вдоль которых тянулась высокая живая изгородь. Чистый воздух взбодрил ее, и она частично обрела душевное равновесие и покой. Она даже немножко посмеялась над тем, как подавляет ее монткалмское великолепие. Но при этом она старалась не думать об Оливере. В середине холста все еще зияла черная дыра.
Собравшись повернуть назад, Элен увидела, что мимо нее проносится, разбрызгивая грязь, целая колонна машин, а затем проехала вереница ребятишек на пони. Машины и люди остановились у ворот, Элен подошла к ним и посмотрела в ту сторону, куда смотрели они.
На горизонте появилась разноцветная полоска. Стремительно неслись гончие, за ними – друг за дружкой – всадники, на мгновение они словно повисли в воздухе, а затем перевалили через вершину холма и поскакали по пологому склону к стоявшим у ворот людям. Резкий порыв ветра донес до зрителей приглушенный цокот копыт и все более громкий звук серебряного рога. Элен слегка поежилась. Затем все звуки снова стихли, гончие повернули в другую сторону и умчались за холм. В мгновение ока поле опустело.
Элен отошла от ворот и отправилась назад в Монткалм.
Когда Пэнси постучала в дверь, Элен лежала в ванне. Пэнси сияла от счастья.
– Хороший был день?
Пэнси присела на краешек ванны.
– Чудесный! Это было потрясающе! Мы проскакали галопом по пятнадцати полям. Там такие высокие изгороди, но Мадам Баттерфляй через них перепрыгивала…
– Пэнси! Это мне напоминает вчерашние разговоры за обедом.
– Но я теперь понимаю, почему они так обожают это занятие… А Оливер… он был такой отважный! Он перемахивал через любые препятствия, словно бросал всем нам вызов, предлагая последовать за ним. Но никто не посмел, – в голосе Пэнси звучало скорее насмешливое удивление, нежели нежность. – О, боже! По-твоему, я становлюсь занудой, помешанной на охоте?.. Ладно, я лучше пойду и нацеплю что-нибудь в стиле Ким, все в кружевах и оборках. Это меня немножко охладит. А ты что собираешься надеть?
Элен приуныла. У нее было только одно длинное платье. Она купила его год назад, чтобы пойти на танцы со своим первым любовником, и в то время была им совершенно довольна. Но сегодня вечером, расправив мягкие складки голубого крепа, Элен сразу же поняла, что платье совсем не годится. Ткань некрасиво провисала, непривлекательно блестела, а на лифе Элен заметила вытянутую нитку. Однако она понимала, что больше ей надеть нечего, и это безумно угнетало ее.
Пэнси поглядела на нее и, взяв губку Элен, рассеянно выжала ее.
– Элен, если ты откажешься, я скажу, что ты зануда… Понимаешь, я привезла с собой целых два платья, и теперь мне совершенно ясно, что я сделала это, подсознательно представляя тебя в нем, мне всегда казалось, что тебе оно пойдет больше. – Пэнси бросила губку обратно в ванну. – Послушай! Я сейчас за ним сбегаю.
Вернувшись, Пэнси принесла пышное шифоновое платье, купленное у Сандры Родс. Желто-лимонное, словно детская коробка для красок, оно было все в складочках, рюшах и оборках. Элен сразу поняла, что она не в силах отказаться.
– Да? – спросила Пэнси.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60