Ей дозволялось проявлять восторг по поводу очередного дара лишь в постели. По форме коробочки она сразу догадалась о ее содержимом.
– Вероятно, это наручники. Ты не успокоишься до тех пор, пока не закуешь меня с ног до головы в алмазные и жемчужные кандалы.
«Боже, – подумал Рашид. – Разве можно сыскать на свете вторую такую красавицу!» Вне всякого сомнения, в ее жилах текла благородная кровь Оуджи. Неудивительно, что именно такие женщины собрали в своих руках несметные сокровища. Он открыл коробочку, и в полумраке блеснул восхитительный браслет, усыпанный жемчугом и бриллиантами.
Интересно, какие страсти всколыхнулись бы в ее сердце, если бы она каким-то чудом узнала, что является не единственной представительницей своего семейства, которую когда-либо украшали эти драгоценности. Для него было жизненно важно, чтобы Мирелла никогда не проведала о том, что род Лалы Мустафы на протяжении столетий грабит семью Оуджи, самых богатых и влиятельных евреев в Османской империи.
Было полпятого утра, но Мирелле не спалось после очередного головокружительного вечера и ночи, проведенных с Рашидом. После оперы они отправились ужинать, затем оказались на вечеринке, где было полно друзей Рашида, знаменитостей, чьи имена еще недавно она знала лишь из газет. Ее мало интересовали эти люди, но все же она танцевала и развлекалась вовсю, зная, что Рашид рядом.
Она танцевала и с принцем Ахмедом Саидом Ваби, с которым ее познакомил на приеме в ООН Дональд Дэвис. Весь вечер Мирелла размышляла над тем, как долго она продержится на поверхности этого мутного светского водоворота. Ее сердце болезненно съеживалось, когда она вспоминала о совершенно ином общении с Адамом Кори, который воплощал в себе чистоту и благородство, глубину и постоянство.
Чуть раньше в тот же день она случайно подслушала его разговор с Бриндли, когда заходила к нему в контору, и испытала досаду, узнав, что он продолжает заниматься своей жизнью, очевидно, даже не вспоминая о ней. Адам приехал в Лондон всего на один день, чтобы отдать сына в Итон, поводить двух бывших любовниц по магазинам, прочитать свежую прессу, занять почетную должность в Британском музее и пообедать с Бриндли, прежде чем лететь в Стамбул. Он даже не поинтересовался у своего приятеля, как продвигается дело с наследством Оуджи.
Что бы она сделала, если бы узнала, что Адам Кори занят тем, что приводит в порядок свои личные дела, чтобы освободить в сердце место для новой женщины, для величайшей любви в его жизни?
Рашид давно ушел в свои апартаменты, чтобы заняться приготовлениями к отъезду в Турцию, и Мирелла лежала в кровати одна. Она повернулась на бок и закрыла глаза. Она очень устала, но заснуть не могла.
Она думала об Ахмеде, который произвел на нее очень приятное впечатление. У нее выработалось снобистское отношение к мужчинам за то время, пока она пребывала в состоянии так называемой любви к Полу. Вот еще одна область, в которой она сознательно отказывалась от свободы. А как бы ей хотелось встретить человека и полюбить его по-настоящему, настолько, чтобы построить с ним общую жизнь.
Она вспомнила, что Ахмед говорил что-то… что они с Рашидом не только друзья, но и партнеры. Они подшучивали над ней. Ахмед попросил Рашида продать ему Миреллу, а тот ответил, что она не продается – пока. Ее обеспокоило бы это самое «пока», если бы он не заявил, что она – свободная женщина, но если она хочет пойти с Ахмедом по доброй воле, то он не станет ей препятствовать, а, напротив, примет участие в очередной оргии приятеля. У Миреллы эта идея вызвала стойкое отвращение, но она отказалась в той же непринужденной и шутливой манере, в какой они пытались ее соблазнить. Но обаяние – это одно, а доверие – совсем другое. И если Рашиду она хоть в какой-то степени доверяла, то Ахмеду не доверяла вообще.
Мирелла попыталась успокоиться и заснуть. Но это оказалось невозможно. Она была слишком возбуждена в преддверии путешествия в Турцию. Ах, Рашид! Ведь он не меньше увлечен ею, чем она им.
Это правда, но он никогда не сможет стать для нее господином, как для других своих любовниц, потому что она его не любит. Она позволила ему себя соблазнить, и теперь имеет преимущество, потому что знает, в чем суть их отношений. Музыка вчерашней оперы все еще звучала у нее в ушах, и она живо представила себе некоторые сцены спектакля. Она никогда бы не поступила так, как Маргарита, не стала бы подливать сонное зелье своей матери по просьбе любовника. Бедная девушка, она потеряла мать и любовника и в наказание оказалась в аду.
Последняя надежда на сон улетучилась, и Мирелла поднялась с кровати. Она направилась в гостиную, взяла два тома из архивных документов и отложила их в сторону, чтобы взять с собой в Турцию. Затем выбрала несколько украшений из шкатулки, оставленной ей в наследство, и на мгновение задержалась перед портретом Оттолайн Синан, в который когда-то, на ее счастье, влюбился Бриндли. В чертах лица этой женщины было некоторое сходство с бабушкиным, а также с лицом самой Миреллы. Впервые с тех пор, как обнаружилось таинственное наследство, Мирелла почувствовала, что гордится своим происхождением от этой женщины, принадлежащей далекой, романтической эпохе. В ней вдруг пробудилось ощущение исторической связи времен, в которой находилось место и для ее легендарных предков, и для нее самой.
Мирелла вдруг ясно поняла, почему все они – Максим, Лоуренс и даже Маркус – так трепетно относятся к Уингфилд-Парку и почему никому из них никогда не приходило в голову продать часть своих владений даже в самых стесненных материальных обстоятельствах. Это поместье связывало их с прошлым, давало ощущение настоящего и вселяло уверенность в завтрашнем дне. Там были их корни, прочное основание, дающее опору в жизни.
Бедная мама, зачем она так бездарно тратит силы и время, чтобы лишить их всех наследства? Она упорствовала, но никогда не продвигалась в своем намерении ни на йоту – Маркусу чудом удавалось сохранить их имущество вопреки ее мольбам. Лишь Мирелла иногда поддавалась влиянию матери и колебалась в своих убеждениях, но полностью сломить ее Лили так и не смогла. К счастью для Миреллы, мужчины в их семействе оказались более стойкими, а дядя Хайрам вообще оказал ей неоценимую услугу, взвалив на ее плечи бремя забот о доме. И вот теперь прабабушка со своим наследством. Если бы не все эти люди, она наверняка замкнулась бы в своем маленьком мирке, который в конце концов поглотил бы ее, как это произошло с Лили.
Мирелла содрогнулась при мысли о том, какой она была всего две недели назад, как изощренно обманывала себя, убеждая, что жизнь ее безоблачна и совершенна. Ей понадобилось наследство, чтобы она решилась полностью изменить свою судьбу, заставившую ее ощутить любовь к самой себе, которая обещала быть взаимной. Такую любовь, какую она всегда испытывала к отцу, брату, Маркусу и Дине и какую хотела бы испытывать к матери.
Она вернулась в спальню и взяла со столика наручные часики: в Массачусетсе сейчас около полуночи. В Уингфилд-Парке никогда не ложатся раньше часа ночи. Мирелле вдруг захотелось позвонить Лили и сказать ей, что она ее любит, что все проблемы утрясутся. Ей хотелось сказать, что она рада представившейся теперь возможности вложить деньги в ремонт их поместья, что только сейчас она поняла, насколько важно для человека хранить связь с прошлым.
Мирелла сняла трубку и набрала прямой номер Лили. Та ответила не сразу.
– Алло?
– Привет, мама, я звоню только для того, чтобы сказать, что люблю тебя.
– Кто это? – ледяным тоном отозвалась Лили.
– Мирелла Уингфилд, твоя дочь. – Она досадливо покачала головой, подумав о том, что мать неисправима.
– Я не знаю никакой Миреллы Уингфилд, и у меня нет дочери, – процедила Лили и повесила трубку.
Глава 17
Мирелла летела в Турцию с Рашидом на его частном самолете, рассчитанном на двенадцать пассажиров и оборудованном по его вкусу. Салон был разделен на две части: столовая и гостиная, спальня с примыкающей к ней ванной.
Обстановка поражала роскошью и тонким вкусом, недаром над ней работал один из лучших итальянских дизайнеров. Стены, диваны и кресла были обтянуты мягкой кожей бежевых тонов, повсюду были разбросаны шкуры экзотических животных. Кроме них, на борту было еще четыре человека: два пилота и двое стюардов-суданцев. Как только самолет поднялся в воздух, Рашид повел Миреллу в спальню, распорядившись, чтобы их разбудили за полчаса до приземления.
Они очень устали, потому что уезжали из Лондона второпях. Рашид настаивал на том, чтобы завтракать уже в Стамбуле. Так что теперь они быстро разделись, залезли в постель и, обнявшись, заснули крепким сном.
Через три с половиной часа стюард разбудил их и подал шампанское прямо в постель. Мирелла наблюдала за тем, как Рашид высасывает сочную мякоть спелой фиги, и в очередной раз поражалась тому, сколько сексуальной притягательности в этом мужчине. Почувствовав на себе ее взгляд, он улыбнулся и поднес к ее губам разломанный плод. Вкус сладкого, пахучего сока напоминал аромат самой любви. Мирелле хотелось вобрать в себя этого мужчину, поглотить его целиком, как она только что сделала с плодом, но их сексуальные отношения были иного рода – он руководил ею в постели, и ей не на что было жаловаться, поскольку оба получали удовольствие.
Он поцеловал ее в губы, слизнул с них оставшиеся капельки сока и довольно равнодушно приказал ей смирить любовный пыл, пылающий в ее глазах, поскольку пришло время одеваться.
Она послушно вылезла из постели, а Рашид лакомился своим любимым шоколадом, пристально наблюдая за ней. Было очевидно, что это зрелище доставляет ему удовольствие. Он попросил ее надеть все украшения, чтобы ступить на землю Стамбула, как новоявленная царица. У него мелькнула мысль, что эта все еще наивная и неиспорченная американка понятия не имеет о том, что размер ее состояния действительно позволяет ей чувствовать себя в этой стране царицей.
Она закончила туалет и обернулась к Рашиду, ожидая его одобрения. Он поднялся и подошел к ней обнаженный. Приподняв ее лицо за подбородок, он ласково взглянул ей в глаза. Да, такой она ему нравилась – воплощение красоты, элегантности и богатства.
Мирелла чувствовала себя глупо полностью одетой рядом с нагим мужчиной. Она была похожа на туристку, рассматривающую в музее статую Аполлона.
– Ты прекрасна как богиня. Но мне бы хотелось видеть перед собой царицу. – С этими словами он вынул из туалетного столика коробку. – Это мой подарок в честь твоего прибытия в Стамбул.
Он достал из коробки старинное русское украшение, солнце с лучами, в центре которого сиял огромный алмаз. Приколов его на плечо Мирелле, торжественно произнес:
– Провозглашаю тебя новой царицей Турции.
Мирелла оглядела себя в зеркале и с трудом узнала в своем отражении ту женщину в строгом деловом костюме, какой всегда привыкла себя видеть. В ее облике действительно что-то безвозвратно изменилось, и она понимала, что не может совмещать в себе черты двух таких разных людей. Повернувшись к Рашиду, она заметила, что выражение его лица стало другим. Она не поняла, что означала эта перемена, но обняла его за шею и крепко поцеловала в знак благодарности.
Она почувствовала, что его язык ищет соприкосновения с ее языком, а все его тело напряглось, как туго натянутая струна. Сердце гулко заколотилось в ее груди, когда он привлек ее к себе и стал медленно опускать на колени до тех пор, пока ее рот не оказался на уровне его члена. Впервые за все время их близости он позволил ей сделать это. Он видел низменную, животную похоть в ее глазах, когда она с наслаждением сосала его член. Ее удивило то, что он заставил ее плотно сжать губы и не шевелиться, а лишь всасывать в себя его семя. Ему нестерпимо хотелось сорвать с нее одежду и высечь за то, что она вдруг превратилась из царицы в дешевую шлюху. Мирелла дрожала от страстного желания почувствовать его плоть между ног, в самой глубине своего лона. Он отступил на шаг, и она протянула к нему руку, чтобы он помог ей подняться. В ее глазах застыла немая мольба. Он испытывал необычайное наслаждение, отказывая ей в удовлетворении.
Последняя стадия соблазнения Миреллы Уингфилд началась: все шло по заранее продуманному им плану, если не считать посещения Стамбула. Но Рашид не сомневался, что даже это обстоятельство сумеет обратить себе на пользу. Он прекрасно понимал, что она жаждет ему отдаться. Он видел это в ее глазах, в движениях ее тела, слышал в модуляциях голоса.
Однако было одно обстоятельство, которое Рашид не учел. Ему самому безумно хотелось овладеть ею, заставить ее извиваться и стонать в экстазе, источать восхитительные соки любви. Ему очень хотелось проникнуть в ее эротическую глубину.
Они приземлились на небольшом аэродроме в пригороде Стамбула, где их ждал лимузин с шофером, машина для багажа и два человека, которых Рашид называл помощниками.
Миреллу поразил оливковый цвет их кожи, раскосые глаза, лысые черепа и бычьи шеи. Оба огромные, широкоплечие, изуродованные шрамами: у одного шрам проходил через глаз, у другого была багровая отметина за ухом и на шее. Они были похожи на близнецов в одинаковых черных костюмах, белых рубашках и узких галстуках. Мирелла никогда не встречала людей более угрожающего вида. Она не удивилась бы, если бы выяснилось, что Рашид нанял себе телохранителей из числа турецких борцов.
Впрочем, Мирелла не думала ни о Фуаде, который сидел впереди рядом с шофером, ни о Дауде, который сопровождал машину с багажом, пока они ехали в город.
Великолепный особняк Рашида с каменным фасадом был окружен тенистым садом и рядами кипарисов, которые высились за высокой чугунной оградой. Он располагался на самой высокой точке Месрутиет-Каддеси, где, как выяснилось, находились посольства Англии, Франции и России.
Миреллу неприятно поразило то, что телохранители неотступно следовали за ней и Рашидом даже тогда, когда они средь бела дня гуляли по саду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42