Но не только. Она ощутила страх. Настоящий страх. Она инстинктивно отступила назад, но пальцы Зазы, как тиски, удерживали ее руку.
– Не надо бояться! Я никогда не сделаю тебе плохого! Никогда!
– Конечно, я знаю! – Неестественно высокий голос Стефани показался фальшивым даже ей самой.
Заза продолжала:
– Единственное, чего я хочу, – чтобы ты выслушала меня.
И опять Стефани почувствовала, как Заза притягивает ее к себе все ближе, так, что она уже ощущала ее дыхание на своей щеке.
Как учительница, интонацией подчеркивающая самое главное в своем объяснении, Заза очень медленно произнесла:
– Мое самое любимое у Брамса – опус Шестьдесят си-минор, квартет номер три. – При этом глаза Зазы полыхали холодным голубым огнем.
Ее узловатые пальцы сжали руку Стефани еще сильнее, и та с трудом удержалась, чтобы не вскрикнуть от боли.
– Ты запомнила, что я тебе сказала?
Стефани не отводила взгляда от глаз Зазы.
– Опус Шестьдесят си-минор, квартет номер три, – дрожащим голосом повторила Стефани.
Заза кивнула.
– Хорошо. Теперь пообещай, что ты никогда не забудешь то, что я тебе сказала. – Она диким взором глядела на Стефани. – Пообещай мне! – прошипела она.
Стефани хотелось вырвать свою руку и убежать подальше, но по какой-то необъяснимой причине она была не в силах пошевелиться. На солнце набежала туча, в комнате стало сумрачно. Таинственные тени упали на лицо Зазы, обозначив провалы щек. Провалы все углублялись, делая ее лицо похожим на череп.
– Повтори! – настаивала она. Голос Стефани дрожал.
– Опус Шестьдесят си-минор, квартет номер три. Но почему это так важно?
Заза отпустила руку Стефани. Почти без всякого выражения в голосе она проговорила:
– А почему ты решила, что это так важно? А теперь иди, найди этот диск.
Стефани направилась к проигрывателю, на ходу потирая затекшую руку. Ее остановил голос Зазы.
– Моника!
«Ну что там еще?» – подумала Стефани и обернулась.
– Не надо Брамса, – устало сказала Заза. – Поставь Вивальди.
«Боже мой! Она совсем, что ли, свихнулась?» – подумала Стефани. Тем не менее она послушно поставила Вивальди.
Повернувшись к Зазе, Стефани увидела, что в зал входят Зара и Эрнесто. Он был в черных брюках и белой шелковой рубашке с буфами на плечах и узкой талией в испанском стиле. Зара была одета по моде шестидесятых: шелковая блузка и узкие брюки розово-желтой расцветки.
Теперь Стефани стал понятен внезапный переход от Брамса к Вивальди. «Заза сидит лицом к открытой двери. Видимо, она заметила, что они подходили к залу. По какой-то причине она не хочет, чтобы они знали, что она мне сообщила».
– Здравствуй, мам. – Подойдя к Зазе, Зара наклонилась и поцеловала старушку в лоб. – Ты не возражаешь, если мы попьем с вами чаю?
Старушка не проявила никакой радости при этом предложении.
– В таком случае, – сказала она сварливо, – вам надо попросить Джоану, чтобы она принесла еще поднос.
Стефани подошла в тот момент, когда Зара устраивалась на диване, по-кошачьи сворачиваясь клубком, говоря при этом:
– Ох, Боже мой! Вивальди уже всем приелся, вы не находите, мисс Уилльямс?
За этой репликой последовала прохладно-официальная, чопорная беседа.
Разговор за ужином был не менее чопорным и официальным. В десять часов вечера они вшестером, включая доктора Васильчикову, присутствовавшую на ужине, сидели за столом, застеленным кружевной скатертью. Столовая была отделана неизменными бело-голубыми изразцами, по верху стен были развешены бесценные гобелены. Зеркала в разных концах столовой множили сияние венецианской люстры.
Эрнесто и Зара расположились на противоположных концах стола. Стефани и Эдуардо сидели рядом, она – напротив Зазы, он – напротив доктора Васильчиковой.
Едва они расселись, в зал вошел молодой официант. Он раскрыл и положил каждому на колени салфетки.
Подавали заливные перепелиные яйца с черной икрой. По одному маленькому яичку и ложке икры на отдельных тарелках для Зары и Эрнесто и четыре яйца с горкой икры на другой тарелке для всех остальных.
– Эдуардо сообщил мне, что у вас большие успехи на работе, мисс Уилльямс, – начал Эрнесто, отпивая минеральную воду и игнорируя закуску. – Утром он поведал о новых рекламных кампаниях, которые вы предложили. Должен признаться, меня заворожили ваши идеи. Не ожидал, что вы столь талантливы.
Стефани взглянула ему в глаза. В них не было ни тени насмешки.
– Думаю, это не имеет отношения к таланту, – ответила она, поддевая ложкой икру. – Скорее, это способность проанализировать существующее положение дел и выявить недостатки.
– Мне кажется, что это тоже требует некоторого таланта.
– Я благодарна вам за похвалу, но предпочла бы, чтобы вы вынесли свое суждение после того, как новая реклама докажет свою эффективность.
– Талант и скромность, – заметил Эрнесто, поигрывая затейливым хрустальным бокалом, – сами по себе редко встречающиеся качества, тем более в сочетании.
– Воспринимаю это как комплимент, – ответила Стефани и, рассмеявшись, добавила: – К прочим моим достоинствам вы можете добавить бережливость. Я предпочитаю получать максимальный эффект за минимальную цену. – С этими словами она отпила шампанское.
– Значит, вы считаете, мы можем совершенствовать нашу рекламу, даже если уменьшим…
– Ой, давайте сменим эту скучную тему, – прервала их разговор Зара.
Все посмотрели на нее.
– Я считаю, что разговоры о делах за ужином – ужасно занудное занятие.
– Тогда мы не можем себе позволить утомлять тебя этими разговорами, – галантно согласился Эрнесто. – Мы полностью подчиняемся твоей воле! – И объявил во всеуслышание: – Отныне за этим столом больше не будет деловых разговоров!
Подали морковный суп. В двух чашках – для Зары и Эрнесто, в глубоких суповых тарелках – для всех остальных.
Эрнесто стал расспрашивать Стефани о ее впечатлениях о Рио. Ему самому, признался он, не нравился наплыв туристов в городе: его утомляла эта вечная суета туристического центра. Хотя в культурном отношении, конечно, Рио предпочтительней Сан-Паулу.
– В Рио опера, балет, музеи, – говорил он. – У нас есть квартира в Рио, хотя сейчас мы редко ею пользуемся.
– Мне нравится Рио, – сказала Стефани. – В нем столько энергии, столько жизни – в этом отношении он напоминает Нью-Йорк. Но нищета! Ужасно, что столько людей живут в нищете. Я еще никогда не видела такого контраста между богатством и бедностью.
– Да, нищета заметна в Рио, – согласился Эрнесто. – Это огромная проблема, и не только для бедных. Вы знаете, бродяги занимают шикарные строящиеся дома и завладевают ими! Представьте себе! Нашим строительным компаниям приходится нанимать вооруженную охрану, чтобы они патрулировали стройку!
– Может быть, – предположила Стефани, – у бедных нет Другой возможности получить нормальное жилье?
– Но то, что они делают, уголовно наказуемо! Кроме того, они проникают не в «нормальные», как вы выразились, дома. Их привлекают именно роскошные здания!
Слуги, собрав суповые тарелки, внесли второе: завитки говядины с начинкой из утки, картофель, артишоки.
Они только приступили ко второму, когда в темных окнах полыхнуло голубым. Зара уронила вилку.
– Что это?
Как будто отвечая на ее вопрос, раскат грома наполнил комнату, мощный порыв ветра ворвался в открытые окна, парусами надувая кружевные занавески, внося внутрь тяжелые капли дождя. Слуги включили электричество и поспешно заскользили от окна к окну, закрывая ставни.
Зара посмотрела на мужа.
– Эрнесто! – прошептала она. В голосе слышался страх.
Эрнесто улыбнулся.
– Это всего лишь короткий тропический ливень, – успокоил он. – Если бы это было что-то другое, нас обязательно бы предупредили. Не волнуйся.
Еще один голубой всполох превратил узкие щели ставен в светящиеся неоновые полосы. И снова раскат грома, казалось, сотряс дом до основания.
Зара отложила нож.
– Мне что-то не хочется есть. – Она поднялась. Глаза ее расширились. – Эрнесто! – прошептала она в ужасе. – А вдруг этот шторм продлится до завтра, и тогда вертолет не сможет… – Она замолчала на полуслове, уставясь на Эрнесто.
Эрнесто сидел абсолютно спокойно.
– Наверняка сегодня вечером все закончится, – заверил он, отрезая мяса. – Самое позднее – к завтрашнему утру.
Но его слова не успокоили Зару. Резко повернувшись, она выбежала из комнаты. Один из слуг поднял опрокинувшийся от ее резкого движения стул и убрал ее тарелку.
Теперь доктор Васильчикова отодвинула свой стул, положила салфетку на тарелку, поднялась и взглянула на Эрнесто.
– Я позвоню в Ситто-да-Вейга и попрошу прислать нам факсом погодные карты, – сказала она сухо. За весь вечер это были ее первые слова.
Доктор вышла из комнаты. Эрнесто направился вслед за ней.
– Прошу нас извинить, – на ходу бросил он Стефани.
Стефани молчала, вяло передвигая по тарелке еду. Она знала, что все происшедшее – явная паника Зары и озабоченность Васильчиковой по поводу прогноза – могло означать только одно. Их беспокоило, что они не получат в нужное время свое лекарство. «Интересно, что случится, если они действительно его не получат?» – подумала Стефани.
– Теперь нас трое, – вздохнула Заза. – Но мне тоже пора идти, и я оставлю вас вдвоем. Спокойной ночи, дети мои.
Стефани и Эдуардо поцеловали ее, и она, развернув кресло, выехала из столовой.
– Я приношу извинения за моих родителей, – обескураженно проговорил Эдуардо, – но подобные вещи случаются очень редко.
– За что тут извиняться? Это их дом. Кроме того, меня не особенно интересует ужин.
Он улыбнулся.
– Меня тоже.
Он многозначительно посмотрел на нее и добавил:
– Ты не побоишься выйти из дома в такой шторм?
– А куда мы пойдем?
Эдуардо заговорщически улыбнулся.
– В одно очень-очень интересное место. Но туда можно добраться только пешком.
8
Ильха-да-Борболета, Бразилия
Было что-то пугающе-привлекательное, загадочное в том, что в такую погоду они покинули дом. Стефани это напоминало Вагнера: всеобщий хаос, ветер, бушующий, подобно валькириям, дождь, хлещущий по их плащам… И ей казалось вполне естественным, что Эдуардо куда-то уводил ее подальше от ухоженной, цивилизованной части острова, по землистой, грязной, узкой тропе, пробивающейся сквозь сплошные джунгли.
Да, это была зловещая тропинка. Их сопровождали растения-чудовища. Гигантские листья, острые, колючие ветки, сухие остовы мертвых деревьев, удушенных бесчисленными лианами, выступающие клыками сучья – все, как в фильме ужасов. Снопы света от фонариков Эдуардо и Стефани не справлялись с этими ужасами, и то, что они выхватывали из темноты, играло с ними недобрые шутки: гниющие бревна казались привидениями, безлистные ветки – гигантскими пауками, а толстые лианы – ядовитыми змеями.
Эдуардо все время оборачивался, проверяя, не отстала ли Стефани. В одном месте он остановился и поиграл фонариком над окрашенным белой краской камнем, почти полностью скрытым густой травой.
– Когда я был маленьким, я отметил краской дорогу, – прокричал он, стараясь перекрыть раскаты грома и шум дождя в листьях. – Если потеряешься, по этим вешкам всегда сможешь найти дорогу домой.
Стефани кивнула.
– А мы не заденем никакую сигнализацию? – прокричала она Эдуардо.
Тот покачал головой.
– Детекторы движения и камеры расположены вокруг побережья и дома, здесь их нет, слишком густые заросли, а падающие ветки и небольшие животные будут постоянно вызывать ложную тревогу.
Они продолжали свой путь. Разряды молний освещали кипящее месиво штормовых туч, несущихся по небу. Казалось, они задевали купол зелени над их головами.
Внезапно они оказались перед развалинами каменной стены. Сначала по ним полоснул фонарик, а потом, когда их осветила мрачным синим светом сверкнувшая молния, Стефани в ужасе воскликнула: из самой середины стены выступало лицо – ужасное, живое. Оно двигалось, шевелилось, из углов его искореженного рта вытекала вода!
Услышав ее крик, Эдуардо остановился и оглянулся. Стефани стояла, прижав руки к груди, в оцепенении глядя на это ужасное лицо.
– Это всего лишь скульптура, фонтан , – прокричал он.
– Всего лишь фонтан, – дрожа, повторила Стефани.
А дальше, на протяжении пятидесяти ярдов или около того, по обеим сторонам тропинки шли каменные стены. Эдуардо остановился и обвел фонариком сначала одну, затем другую, задрал голову и посмотрел вверх.
Стефани сделала то же самое, откинув с лица мокрую прядь.
А потом она увидела.
И это было куда страшнее, ужаснее, кошмарнее, чем фонтан. Потому что эти две стены изображали даже не чистилище, а уже сам ад. И, как души грешников, множество искаженных гримасой боли каменных лиц зашлись в беззвучном крике. Стекающие капли дождя были как слезы, льющиеся из глаз.
Эдуардо подошел к Стефани.
– Я знаю, что это выглядит не очень приятно, – прокричал он. – Но согласись, что это производит впечатление. Я называю это место «Стена вздохов». Как тебе это все?
Стефани опустила фонарик.
– Они… они ужасны!
– Может, нам лучше вернуться?
– Нет. – Стефани отрицательно покачала головой. – Мы уже столько прошли, что лучше все-таки дойти до конца.
Они продолжили свой путь. Зигзаг молнии снова прорезал небо – и вот, прямо перед ними еще одна причуда: руины каменной стены, пересекающей тропинку. В центре была арка в готическом стиле, с остатками поддерживающих ее затейливых кариатид.
Стефани прошла за Эдуардо через арку в нечто напоминавшее внутренний двор. С трех сторон его окружали стены, четвертая сторона представляла собой пологий склон холма, и прямо в нем зияла раскрытая дверь, укрепленная железом и увитая лианами. Два готических окна над дверью наблюдали за ними черными глазницами.
Эдуардо направился к двери.
– Куда она ведет? – спросила Стефани. – В пещеру?
– Не совсем, – ответил Эдуардо, передавая ей свой фонарик, и вступил в борьбу с лозой, яростно цеплявшейся за дверь. Расчистив ее немного, он взялся за огромную железную ручку. Дверь распахнулась.
– Входи!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66